Священная война (ЛП) - Хайт Джек

— Три года и восемь месяцев.

Онфруа потер подбородок. Он кивнул.

— Хорошо.

Джон начал записывать детали, его перо царапало пергамент, а Селим заглядывал ему через плечо. Наконец, он отложил перо.

— Готово.

— Альхамдулиллях.

— Наши сеньоры еще должны одобрить, — предостерег Онфруа.

— Саладин согласится.

— Как и король Генрих, — сказал Джон. — Ричард…

Имя короля еще висело в воздухе, когда дверь открылась. Вошел Роберт де Бомон. На щеке лорда-стюарда наливался уродливый синяк.

— Ричард очнулся, — объявил он. — Он желает говорить с тобой, священник.

До покоев короля было недалеко. Приближаясь, Джон услышал громкую брань за дверью. Один из стражников у входа кивнул ему.

— Храни вас Господь, отец. — Он распахнул дверь.

Когда Джон шагнул внутрь, он заметил блеск металла, летящего в его сторону, и отпрыгнул в сторону за мгновение до того, как кубок врезался в дверь, которая захлопывалась за ним.

— Что ты наделал, священник? — взревел Ричард. Король опирался на стол в центре комнаты. На нем была лишь тонкая льняная ночная рубаха.

— Лорд-стюард…

— Я не спрашивал тебя о де Бомоне. Что ты наделал?

— Я договорился о мире, ваша милость.

— Мир. — Ричард сплюнул, словно не в силах вынести вкус этого слова. — Я поклялся взять Иерусалим. Ты хочешь сделать из меня клятвопреступника, Джон? Можешь засунуть свой договор себе в задницу. Я на него не соглашусь.

— У вас нет выбора, ваша милость.

— Что ты сказал?

— У вас нет выбора, милорд.

Ричард двинулся на удивление быстро для того, кто только что был прикован к постели. Он обогнул стол, пересек комнату в четыре огромных шага и замахнулся на голову Джона. Джон увернулся от удара и отскользнул в сторону. Ричард тяжело дышал после внезапного усилия. Джон отошел, чтобы стол оказался между ними.

— Гуго Бургундский умер, пока вы были больны, ваша милость. Французские войска ушли во Францию. Многие из ваших людей тоже ушли. Остальные лишь ждут, чтобы совершить паломничество в Иерусалим, прежде чем отбыть.

— Это не имеет значения, — сказал Ричард, переводя дыхание. Он подошел к столу и рухнул на стул. — Король Генрих одолжит мне людей Королевства.

— Их было недостаточно, чтобы защитить Иерусалим. Их недостаточно, чтобы отвоевать его. Вы должны заключить мир.

— Я король, черт тебя побери! — Ричард так сильно ударил кулаком по столу, что стоявший в центре графин с вином подпрыгнул. — Не смей говорить мне, что я должен делать! — Он кашлянул и сплюнул. — Вы ублюдки. Все вы, ублюдки.

— Мы лишь стремились служить вам, ваша милость.

— Предавая меня?

Лоб Джона избороздили морщины. Слова Ричарда были ближе к истине, чем тот думал. Джон всегда был человеком чести, и его долгом было служить Ричарду как можно лучше. Вместо этого он молился о неудаче короля и приложил к этому руку. Но Джон не сожалел. Иоанна была права: честь не спасет жизней и не защитит невинных. Джон поступил правильно, к черту честь.

— Я лишь сделал то, что должны были сделать вы, ваша милость.

Голос Ричарда стал опасно тихим, почти шепотом.

— Ты думаешь, что знаешь мой долг лучше меня, священник?

— Я знаю.

Ричард встал, опрокинув стул, и Джон напрягся, готовый драться, если понадобится.

— Я обещал тебе графство, если ты заключишь мир на моих условиях, Джон. Ты не справился. Я прикажу заковать тебя в цепи на обратном пути в Англию.

— Я не вернусь в Англию, ваша милость.

— Ты пойдешь туда, куда я скажу! Ты мой человек.

— Я человек Божий. — Джон встретил голубые глаза Ричарда. — И благодарю за это Бога. Вы великий воин, но вы поставили свой меч на службу лишь себе, а не Богу. Я не буду служить вам ни мгновения дольше. Даже если бы от этого зависела моя жизнь, ваша милость.

— Я снесу тебе голову, — прорычал Ричард.

— Тогда у вас не будет мира.

Ричард вцепился в край стола. Его лицо побагровело от ярости.

— Уходи, тогда. Уходи! Уходи, пока я сам тебя не убил!

— Ваша милость. — Джон поклонился. — Доброго вам пути.

***

Сентябрь 1192 года. Рамла

Дождь барабанил по крыше шатра. Люди внутри сидели, неудобно прижавшись друг к другу; франки по одну сторону стола, на котором лежал договор, сарацины — по другую. Джон наблюдал, как тень от шатра медленно сжималась, почти исчезая, пока договор зачитывали полностью, сначала на французском, затем на латыни и, наконец, на арабском. Он стиснул зубы, слушая монотонный голос Имада ад-Дина. Нога, которую Джон повредил при Арсуфе, ныла, и кровь начала просачиваться сквозь повязки, пачкая его тунику.

Секретарь Юсуфа наконец закончил чтение, и Генрих Шампанский шагнул вперед. Как король Иерусалима, он должен был первым принести клятву. Другие франкские сеньоры дадут свою клятву ему.

— Я, Генрих, граф Шампанский и сеньор Иерусалима, правитель Королевства, в присутствии Балиана д’Ибелина, Онфруа де Торона и многих других достопочтенных мужей, как христиан, так и мусульман, клянусь, что буду соблюдать условия сего договора…

После того как Джон покинул Ричарда, король бушевал целый день, но в конце концов согласился соблюдать условия договора. У него не было особого выбора. Его отчаянно ждали в Англии, и хотя он все еще жаждал сражаться, у него не было армии.

Генрих подходил к концу своей клятвы.

— …И если кто-либо из моих сеньоров не будет соблюдать изложенных в нем условий, то да будут их земли конфискованы. И если я или мои преемники не будем соблюдать сей договор, то да будет наше слово считаться ничем, и да будем мы лишены нашей власти. Во всем этом я клянусь в сей третий день сентября, в тысяча сто девяносто второй год от Рождества Христова.

Иосия, архиепископ Тирский, которого Генрих назначил своим канцлером, шагнул вперед с королевской печатью. Она была двусторонней: на одной стороне изображен король, восседающий на троне; на другой — башня Давида, Храм Гроба Господня и Купол Скалы. Заранее было подготовлено две печати, по одной для каждой копии договора. Иосия прикрепил их к договорам лентами, которые были вплавлены в воск.

Следующим свою клятву дал Балиан, за ним последовали Онфруа де Торон и Реджинальд Сидонский. Великие магистры госпитальеров и тамплиеров поклялись соблюдать договор. Затем настала очередь английских сеньоров: Роберта де Бомона, епископа Хьюберта Уолтера, Пьера де Прео, де Феррьера и Джона.

— А что насчет Ричарда? — спросил Селим после того, как Джон дал свою клятву.

— Король признает условия мира, — ответил де Бомон, — но он не даст своей клятвы и не совершит паломничества в Иерусалим. Он велел мне передать это обещание: как только мир закончится, он вернется, чтобы взять Иерусалим.

Селим нахмурился.

— Это слова войны, а не мира.

— Важны поступки короля, а не его слова, — заверил его Балиан. — Более половины его людей уже уехали домой. Сам Ричард сядет на корабль не пройдет и месяца.

— Если Ричард не поклянется, то и Саладин не станет. Его люди и я принесем клятву от его имени.

Балиан посмотрел на Генриха. Король кивнул.

— Хорошо. Продолжайте.

Селим прокашлялся.

— Клянусь Аллахом, что буду хранить мир и соблюдать условия сего договора. — Пока он говорил, Имад ад-Дин выводил подпись Селима на двух копиях договора. Следующим поклялся Аль-Афдаль, затем Аз-Захир и Эль Маштуб. Имад ад-Дин записал их имена. Последним свою клятву дал Каракуш, после чего наступила неловкая тишина, в которой слышался лишь скрип пера Имада ад-Дина по пергаменту. Секретарь закончил и отложил перо.

Не было ни улыбок, ни радостных восклицаний. Сарацины, без сомнения, думали о том, как близки они были к тому, чтобы изгнать франков со своих земель раз и навсегда. Христиане просто выглядели уставшими.

— Свершилось, — наконец объявил Селим. — В знак дружбы Саладин желает пригласить вас на пир в свой шатер.

— Мы будем польщены, — ответил Генрих.

Селим повел их вглубь сарацинского лагеря, к шатру, достаточно большому, чтобы вместить более ста человек. По его центру тянулся длинный низкий стол, с одной стороны стояли бокалы с вином, с другой — стаканы с водой. Франки заняли свои места, с Генрихом в центре, за ними последовали сарацины. Джон нашел место у края стола. Место напротив Генриха было оставлено для Саладина. Селим поднял свой бокал.