Большая игра - СкальдЪ

временами так и вовсе, дружелюбно. С казаками, доктором Манассеиным и молодым корнетом Сиверсом удалось найти общий язык. А вот Козлов, Барятинский и Любимов меня невзлюбили. Впрочем, ни о каком открытом конфликте и разговора не шло. Подобное строжайше запрещалось, а вот различными шутками и колкостями мы обменивались довольно часто.

Эта троица прозвала меня «грозой кибитников» и «повелителем йомудов». Не требовалось много ума, чтобы догадаться, с чего они так взъелись.

Они относились к так называемым «салонным» офицерам, никогда не сражались в реальном бою, а над их головами не свистели пули. Единственное, где они приняли участие, так это в хивинском походе, да и то, постоянно находились в центре войска, рядом с Романовым, где им ничего не угрожало. Верно, они маршировали по пескам, преодолев тысячу верст и испытав определенные трудности. На этом их славные подвиги заканчивались, а боевой опыт остался на нуле. Но подобное положение дел не мешало им получать ордена и новые звания. Я был готов поспорить, что в глубине души каждый из них тешил собственное самолюбие и считал себя боевым офицером.

Естественно, что я, который действительно был тем, кем они себя представляли, вызывал их раздражение и даже злобу. А их рассуждения о походах, управлении эскадроном или полков в боевых условиях ничего, кроме смеха у меня не вызывали. На мой взгляд, у этой троицы, которых я прозвал «три наполеона», имелся лишь одно несомненное достоинство — они были непоколебимо верны Николаю Романову.

— О, господа, вы снова воображаете себя великими полководцами, — иной раз я все же не смог сдержаться от легкой шпильки, слушая их хвастливую чушь. Я считал их фазанами и «салонными» шаркунами, а они считали, что я грубый солдафон, любящий казарменную жизнь, сомнительный юмор и плоские шуточки. Особенно их злило, что по какой-то непонятной прихоти судьбы я сумел пробиться к самому наследнику. Они никак не могли взять в толк, почему цесаревич меня выделил и почему так ко мне относится.

— Верно, мы не воевали с туркменами, но зато прекрасно понимаем, что нет чести гордиться победой над дикими и безоружными туземцами, — обычно отвечал князь Барятинский. Из всех «трех наполеонов» именно он обладал самым едким и одновременно хладнокровным характером.

— Призвать, отмыть и наградить, — хохотал Козлов, которому вторил Любимов. Так он намекал на мой боевой путь среди песков и грязи Средней Азии.

1 ноября от Варшавского вокзала Петербурга отходил специальный поезд. Особенно приятно было то, что паровоз серии «Т» (трёхосный) построили на Коломенском заводе в России. Мне нравилось наблюдать весомые подтверждения того, что промышленность наша развивается, и развивается неплохо.

К паровозу прицепили семь вагонов, специально сконструированных для Царской Семьи — личный вагон наследника, вагоны для офицеров его свиты, два вагона казаков охраны, вагон слуг и вагон для различных мелочей, подарков, гардероба и всего прочего, что могло понадобиться.

Провожали нас многочисленная толпа. Император и его супруга отсутствовали, но зато здесь находился брат Николая, Александр. Высокий, немного рыхлый и начавший лысеть, Александр в известной мне истории стал следующим императором. Сейчас же он состоял в чине генерал-лейтенанта, являлся членом Государственного Совета и командовал 1-й Гвардейской пехотной дивизией.

Событие освещали в прессе, многочисленные корреспонденты делали записи, а в толпе слышалось «ура» и пожелания доброй дороги. Играл оркестр.

Обязанности мои в поездке не выглядели обременительными. В приоритете находилась охрана Романова. Мы, офицеры, присутствовали при завтраке, обеде и ужине Николая, передавали ему последние новости, отдавали почту или телеграммы и выполняли различные мелкие поручения. Так же мы приглядывали за прислугой и брали на себя функции общения со всеми представителями городов и сел, где останавливался поезд. В поездку с нами отправились уральцы под командованием полковника Азовцева. Генерал Рихтер вместе с прочими офицерами постоянно ломал голову, где, как и каким образом использовать казаков.

Первая длительная остановка случилась в Варшаве. Генерал-губернатор граф Коцебу устроил в честь наследника пышный прием с последующим балом, на котором собрался весь цвет Польши. Сам граф Коцебу оказался мужчиной очень маленького роста, я таких в армии прежде никогда не видел, но вел себя вполне уверенно и гордо.

До тех пор я и не знал, какие красавицы встречаются среди полек. Утонченные блондинки, брюнетки и шатенки с огромными глазами, тонкой талией и прелестным бюстом, одетые в платья так и приковывали взоры. Они порхали, как бабочки, а их улыбки разили наповал, куда эффективнее, чем тяжелая артиллерия.

Молодые офицеры в свите наследника так же пользовались всеобщим вниманием. Блистал среди нас подполковник князь Барятинский.

— Что-что, Александр, а танцуешь ты великолепно, и комплименты дамам говорить умеешь, — похвалил я князя. — Этого у тебя не отнять.

— А что ты думал, Михаил, светская жизнь это тебе не фунт изюма. Мы не в степях, и не среди твоих любимых «кибитников», — отвечал он. — Здесь подход требуется. Впрочем, тебе этого не понять.

Подобные высказывания среди офицеров могли привести к конфликту, но находясь в Свите, мы на многое закрывали глаза. Возможная дуэль показала бы наше неуважение к самому Николаю Романову.

В Варшаве цесаревич пробыл четыре дня. Уже в дороге, после того, как покинули город, я впервые поднял вопрос о своем дальнейшем пребывании в Свите.

— Похоже, я нахожусь не на своем месте, — заметил я. Мы с Николаем устроились в его просторном купе, куда он пригласил меня сыграть в партию шахмат перед сном. Больше в помещении никого не было. — Чужой я здесь.

— Глупости говоришь, Михаил, — возразил он, передвигая фигуру. — Тебе просто нелегко из-за перемены в образе жизни. Думаю, через пару месяцев ты ко всему привыкнешь.

— Не уверен, — я покачал головой. — Кстати, тебе мат.

В дороге Николай немного приоткрыл карты о цели своей поездки. Еще в 1873 г. Россия, Германия и Австро-Венгрия заключили так называемый Союз Трех Императоров.

Данное соглашение подразумевало ряд взаимных действий и определенной поддержки друг друга по тем или иным вопросам. Сейчас Николай собирался продлить и укрепить связи, возникшие благодаря договору, а так же убрать некоторую холодность, которая возникла со стороны канцлера Бисмарка после официального заявления Горчакова о поддержки Франции.

Глава 18

Берлин встречал нас прекрасной осенней погодой. Дома и строения вдоль железной дороги выглядели грязными от угольного дыма, но чем дальше, тем чище и ухоженней казался город.

— Признаюсь вам, Михаил Сергеевич, я впервые заграницей и мне все здесь кажется необычным, — взволнованный граф Сиверс вертел головой. Мы стояли у окна и покуривали, глядя на мелькавший за окнами Берлин. Из всех офицеров корнет