Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия

Какое-то время она лежала, опустив голову на локоть согнутой правой руки, обняв левой рукой бедро Касанэ, и слушала журчание лизавшей камни воды. Шаги ночного прохожего, гулко отдававшиеся под сводами моста, встревожили ее. Когда шаги затихли вдали, беглянка немного успокоилась. Видно, какой-то гонец спешил со срочным донесением через темную ночь.

— Тебе не кажется, младший брат, что мы лежим слишком близко к воде? — спросила Касанэ, глядя на лунные блики, вспыхивающие на покрытой рябью поверхности реки. Раздался всплеск, Касанэ вздрогнула.

У деревенской девушки были причины бояться каппа — водяных бесов, голых и пахнущих рыбой: считалось, что по ночам они выходят на берег, воруют дыни и огурцы. Кроме того, они похищают женщин, могут высосать кровь и внутренности лошади через ее задний проход или утащить в воду человека и утопить его.

— У нас нет огурцов, старшая сестра. Или ты прячешь их под одеждой? Боишься, что каппа начнут их искать? Вот здесь и вот здесь? — Она пыталась ущипнуть Касанэ, та засмеялась и стала уворачиваться от пальцев Кошечки.

— Не надо смеяться над каппа-сама, — тихо попросила служанка, — это их сердит.

— А ты когда-нибудь видела каппа?

— Я нет, но много лет назад мужчина и женщина из моей деревни видели одного.

— И как он выглядел?

— Как обычно и выглядят каппа: маленький, зеленый, нос длинный, голова как тарелка, а на спине панцирь, как у черепахи.

— Где же они его видели?

— Жена самого зажиточного тогда человека нашей деревни была очень красива. Однажды ночью, сидя в отхожем месте, она почувствовала, как чья-то рука дотронулась до ее ягодицы.

— Вот как! Каппа схватил ее в нужнике?

— Ну да, — хихикнула Касанэ. — Но женщина была дочерью оставшегося без господина самурая и шутить с ней не стоило. Она закричала «Негодяй!» и увидела убегающего человечка, маленького и волосатого. На следующий день женщина снова пошла в отхожее место, но взяла с собой маленький меч. Когда нахал снова схватил ее за то же место, она отрубила ему руку. Он завопил от боли и кинулся прочь. Женщина принесла отрубленную кисть своему мужу.

— На ней были перепонки между пальцами?

— Да. Муж сказал жене, что этот каппа, наверно, влюбился в нее. Он оставил обрубок руки у себя и стал ждать. На следующий вечер каппа пришел к этому человеку и стал умолять, чтобы тот вернул ему руку. Муж отдал кисть водяному, но сначала заставил его подписать клятвенное обещание никогда не вредить жителям Сосновой деревни.

— Он сдержал обещание?

— Да. Говорят, что потомки этого человека до сих пор хранят эту бумагу среди свитков, оставшихся от предков. Но дети все-таки побаиваются водяного. Поэтому каждый раз, подходя к реке, они говорят: «Господин каппа, мы из Сосновой деревни, не шутите с нами, пожалуйста». — Касанэ замолкла и молчала так долго, что Кошечка решила, будто она заснула. — Вы такая красивая, госпожа, — наконец прошептала деревенская девушка. — Будьте осторожны, когда ходите кое-куда.

— Я всегда буду ходить в отхожее место с оружием, старшая сестра. — Кошечка погладила Касанэ по волосам. — Мне жаль, что я не нашла лучшего места для ночлега, — тихо сказала она.

— Тут уж ничего не поделать. Когда нужда заставит, птица садится на любую ветку.

Касанэ прижалась к Кошечке.

— Доброй ночи, — пожелала она.

— Доброй ночи.

ГЛАВА 40

Торговая дарованиями

Кошечка специально выбрала спокойный уголок на многолюдном дворе главного храма Нумацу. Она поставила свой самодельный столик возле маленькой двери в боковой стене храма. Этой дверью так давно не пользовались, что ее оплели лозы винограда кудзу. Храмовая кухня недавно сгорела, и настоятель назначил этот день для приема пожертвований на ее восстановление. Толпы верующих из Нумацу и из деревушек, разбросанных вокруг на расстоянии нескольких ри, сходились к храму. Некоторые крестьяне тянули за собой тачки, полные зерна, а их жены, многие с младенцами на спинах, подталкивали эти повозки сзади. Другие несли в храм мотки веревок, узлы на бамбуковых шестах и рулоны ткани.

Как обычно, возле толпы собирались продавцы чая, колобков, вееров, плетеных изделий из ивовых прутьев, страшных масок из папье-маше и бумажных птиц. Сбор пожертвований превратился в оживленную ярмарку.

— Твой рот больше сковороды! — произнесла Кошечка очередную реплику. Она произносила по слогам, отрывисто и гортанно, бессмысленные угрожающие слова, играя в «грубом» стиле кабуки. Так как артистка исполняла сразу две роли, ей приходилось двигаться из стороны в сторону над столиком, составленным из двух перевернутых бочек и положенной на них доски.

Чтобы подчеркнуть важность момента, Кошечка слегка стукнула рукой по одному из двух дубовых брусков, лежавших перед ней на доске. Затем сделала паузу и стала ударять то по одному, то по другому бруску. Резкие щелкающие звуки ударов, похожие на звуки трещотки, становились все чаще, и наконец артистка стала выбивать из деревяшек бешеную дробь. Этот шквал звуков означал, что сейчас наступит важный момент действия.

Кошечка оставила в покое бруски, вытянула правую руку перед собой, напрягла ее и сжала в кулак. Левая рука артистки лежала на конце палки, засунутой Кошечкой за пояс и изображавшей меч.

Артистка выставила вперед левую ногу, поставила ступню пальцами вверх, повернула круговым движением голову, положив ее на правое плечо, скосила правый глаз в сторону воображаемого противника и замерла на месте. Она пародировала знаменитую позу Итикавы Дандзюро. В комической сценке, которую представляла Кошечка, драматическая имэ была не к месту, и поэтому пародия выглядела еще смешнее.

— Этого мы ждали! — крикнул кто-то обычную зрительскую похвалу актерам кабуки. Зрители покатывались со смеху, приманивая к артистке новых людей в ущерб ее соседям-конкурентам.

Кошечка оторвала широкую полосу от подола черного бумажного плаща Касанэ и повязала ее вокруг головы. Другой такой же длинный лоскут скрывал нижнюю часть ее лица.

Такие маски были не редкостью: их носили все, кому приходилось таиться. Лица закрывали разбойники, но то же делали и влюбленные, чьи встречи были запретными, и священники, и самураи, когда посещали веселый квартал. Кошечка знала множество рассказов — романтических, комических, трагических и жутких, — которые полагалось читать в маске.

Сейчас она изображала парочку бестолковых грабителей из старинного фарса «Образованные разбойники» и дошла до того места, где они напали друг на друга.

Кошечка отвернулась от своих зрителей, обхватила одной рукой шею, а другой обвила бок и ухватилась пальцами за спину выше поясницы.

— То, как мы боремся грудь в грудь, должно быть, прекрасно выглядит со стороны!

Рассказчица изгибалась и раскачивалась из стороны в сторону, словно ее руки принадлежали кому-то другому и она боролась с этим человеком.

— Если мы оба умрем, никто не расскажет об этой героической сцене! — крикнула она через плечо. — И кто сообщит нашим женам, как мы достойно погибли?

— Мы можем оставить им записку! — ответ Кошечка прорычала низким гортанным голосом второго разбойника. — Как ты на это смотришь?

— Мы не можем им ничего написать. — Кошечка яростно боролась сама с собой. Теперь хохот зрителей стал таким громким, что на него сбегались люди из дальних углов храмового двора.

— Давай посчитаем «один, два, три» и на счет «три» разожмем руки — оба сразу.

Глотатель мечей и фокусник сердито поглядывали на конкурента. Слепой музыкант, игравший на лютне, изящно поклонился в пустоту и ушел искать спокойное местечко.

Кошечка не хотела привлекать излишнего внимания. Она намеревалась только заработать несколько медяков, чтобы купить еды на день. Самое большое, на что она надеялась, — это выручить столько деньжат, сколько нужно, чтобы заплатить паромщику за переезд через реку Кано.