Эдвард Бульвер-Литтон - Последний римский трибун

– О! – сказал один из них. – В палаццо новый гость сегодня. Не бойся нас, незнакомец; здесь довольно места и богатства для всех людей, оставшихся теперь во Флоренции! Per Bacco! Здесь остался еще один серебряный кубок – как это случилось? – С этими словами он схватил кубок, только что опорожненный Адрианом, и сунул его за пазуху. Потом обратился к Адриану, рука которого все еще лежала на рукоятке меча, и сказал со смехом, выходившим глухо и тяжело из-под маски:

– О, мы не режем людей, синьор, невидимое существо избавляет нас от этого труда. Мы люди честные, должностные, и пришли посмотреть, не нужна ли будет здесь телега ночью.

– Так вы...

– Беккини!

Кровь Адриана застыла в жилах. Беккини продолжал:

– Вы будете жить в этом доме, покуда останетесь во Флоренции, синьор?

– Да, пока его не потребует законный владелец.

– Ха! Ха! Законный владелец! Теперь чума владеет всем! Да, я видел три блестящие компании, которые жили в этом дворце последнюю неделю, и похоронил их всех – всех! Это довольно веселый дом и дает нам хорошую работу. Вы один?

– В настоящее время один.

– Покажите нам, где вы спите, чтобы мы могли знать, куда прийти за вами. Я вижу, что в эти три дня вы не будете иметь в нас нужды.

– Ваши приветствия забавны! – сказал Адриан. – Но послушайте. Не можете ли вы отыскивать живых, так же как вы хороните мертвых? Я ищу в этом городе одну особу: если вы найдете ее, то получите столько, сколько за целый год похорон.

– Нет, нет! Это не по нашей части. Отыскивать живых среди этих запертых домов и зияющих склепов все равно, что отыскивать упавшую песчинку на морском берегу. Но если вы заплатите бедным могильщикам вперед, то, я обещаю вам, вы первый будете положены в новый склеп для мертвых; он будет окончен как раз к вашему времени.

– Вот! – сказал Адриан, бросая этим несчастным несколько золотых монет. – Вот! И если вы хотите оказать мне добрую услугу, то оставьте меня, по крайней мере, до тех пор, пока я жив; впрочем, я могу избавить вас от этого беспокойства. – И он вышел из комнаты.

Говоривший с ним беккини пошел за ним.

– Вы щедры, синьор, погодите. Вы нуждаетесь в более свежей пище, чем эти гадкие объедки. Я буду доставлять вам самую лучшую провизию, пока – пока она вам будет нужна. Послушайте, кого вам надо отыскать?

Этот вопрос остановил Адриана. Он назвал имя и все подробности, какие мог, об Ирене; с болью в сердце он описал волосы, черты и рост этой милой и обожаемой девушки, которые могли бы послужить темой для поэта, а теперь служили указанием для гробокопателя.

Когда Адриан кончил, беккини покачал головой.

– Я слышал пятьсот таких описаний в первые дни чумы, когда еще были во Флоренции влюбленные; но это лакомое описание, синьор, и для бедного беккини будет гордостью открыть или даже похоронить столько прелестей! Я сделаю, что только могу; а между тем, чтоб ваше время не пропадало даром, я могу рекомендовать вас многим хорошеньким личикам, и...

– Прочь, дьявол! – пробормотал Адриан. – Я глупец, что трачу время с таким, как ты! – И он ушел, сопровождаемый смехом могильщика.

Весь этот день Адриан бродил по городу, но поиски и расспросы его были одинаково бесполезны. Все, кого он встречал и спрашивал, казалось, смотрели на него, как на сумасшедшего; да и в самом деле не было вероятности, чтобы эти люди могли помочь ему. Дикие толпы беспутных, пьяных гуляк, кое-где процессии монахов, и люди, которые, спеша, удалялись от всякого и избегали всяких разговоров, были единственными прохожими на этих печальных улицах. Наконец, солнце, желтое и подернутое мглой, скрылось за холмами, и тьма окружила беззвучный путь моровой язвы.

III

ЦВЕТЫ СРЕДИ МОГИЛ

Возвратясь домой, Адриан увидел, что беккини позаботились о том, чтобы голод не опередил чумы. Кушанья, оставленные умершими, были убраны, свежие яства и вина всякого рода, которых и тогда было много во Флоренции, украшали стол. Он закусил, хотя умеренно и, содрогаясь при мысли об отдыхе на какой-нибудь постели, на простынях которой так недавно работала смерть, тщательно запер дверь и окно, завернулся в свой плащ и лег на подушках комнаты, где ужинал. Усталость навеяла на него беспокойный сон, но он вдруг проснулся от стука телеги на улице и звона колоколов. Он стал прислушиваться: телега медленно двигалась от одной двери к другой, и наконец стук ее замер в отдалении. Адриан уже не спал в эту ночь более!

С восходом солнца он возобновил свои поиски; и было еще рано, когда в то самое время, как он проходил мимо церкви, две богато одетые дамы вышли из портика и, казалось, с напряженным вниманием смотрели сквозь свои маски на молодого кавалера. Этот пристальный взгляд остановил его, и одна из двух женщин сказала:

– Прекрасный господин, вы чересчур смелы: вы не носите маски и не нюхаете цветов.

– Синьора, я не ношу маски потому, что хочу, чтобы меня видели: я пришел в эти несчастные места искать одну особу, которую потерять для меня значит то же, что расстаться с жизнью.

– Он молод, красив, очевидно благородного происхождения, и чума не коснулась его: он хорошо послужит для нашей цели, – прошептала одна из дам другой.

– Ваши слова отголосок моих собственных мыслей, – отвечала ее спутница и, обращаясь к Адриану, сказала: – Если вы ищете с таким жаром, то значит вы ищете не жену.

– Это правда.

– Молодая и прекрасная, с темными волосами и белоснежной шеей? Я провожу вас к ней.

– Синьора!

– Идите за нами.

– Знаете ли вы, кто я и кого ищу?

– Да.

– Вы в самом деле можете мне что-нибудь сказать об Ирене?

– Могу: идите за мной.

– К ней?

– Да, да: идите за нами!

Дамы пошли, как будто не желая больше разговаривать. Изумленный, в нерешимости и как бы во сне, Адриан последовал за ними. Их одежда, манеры и чистый тосканский выговор той, которая говорила с ним, указывали в них женщин знатного происхождения и состояния: но все остальное было загадкой, которую он не мог разрешить.

Они пришли к одному из мостов, где их ожидали носилки и слуга верхом на лошади, державший другого коня за узду. Дамы сели в носилки, а та, которая говорила с Адрианом, попросила его ехать за ними верхом.

– Но скажите мне... – начал он опять.

– Никаких вопросов, кавалер, – отвечала она с нетерпением, – следуйте за живыми молча или оставайтесь с мертвыми.

Носилки двинулись, а удивленный Адриан сел на коня и поехал за странными путеводительницами, которые продолжали путь довольно скоро. Они переехали мост, оставили реку в стороне и поднялись на отлогую возвышенность, где, вместо унылых стен и пустых улиц начали появляться деревья и цветы того климата. Проехав таким образом около получаса, они повернули в зеленую аллею в стороне от дороги и вдруг очутились у портиков прекрасного и величественного палаццо. Здесь дамы вышли из носилок. Адриан, напрасно старавшийся заставить слугу говорить, также слез с лошади и, идя за ними через обширный двор, украшенный с обеих сторон вазами цветов и померанцевыми деревьями, а потом через обширную залу в дальнем конце четырехугольника, очутился в одном из прекраснейших мест, которые когда-либо видел глаз или воспевал поэт. Посреди луга сидели четыре дамы без масок и богато одетые, из которых старшей, казалось, было едва ли больше двадцати лет, и пять кавалеров молодых и красивых, камзолы которых, украшенные дорогими камнями, и золотые цепи свидетельствовали об их знатности. Возле стоял стол с винами и плодами; там и сям были рассеяны музыкальные инструменты, шахматные доски и игорные столы. Такую прекрасную группу и такую грациозную сцену Адриан видел впервые – и именно среди ужасной моровой язвы в Италии! Наше воображение может представить это при чтении страниц блистательного Боккачио.