Юрий Любопытнов - Огненный скит
Огненный скит читать книгу онлайн
© Юрий Николаевич Любопытнов
© Оформление электронной версии - ПавелЪ
Об издании
Роман «Огненный скит» (в первом издании «Золото викингов»), написанный на основе легенды о поисках клада, зарытого на одном из островов Соловецкого архипелага, охватывает целый исторический пласт жизни Российской империи.
Ведь поиски клада, волею судьбы оказавшегося в подземелье старообрядческого скита среди болот Русского Севера, начавшиеся чуть ли не в ХI веке, продолжаются по сей день. По преданию, опасаясь нападения русских, викинги спрятали награбленное золото, зарыли в земле, решив для себя: «Будем живы – вернёмся за сундуком. Погибнем – он не достанется никому». Но именно этого последнего довода не пришлось никому узнать... Мысль о возможности разбогатеть вдруг, сразу будоражит умы. И вот уже Изот, владеющий тайной клада, гибнет от рук спасённого им Антипа, но тайну не выдает....
Сюжет романа захватывает и увлекает ещё и потому, что написан он простым и доступным языком, с характерными для того или иного персонажа особенностями речи. Живое слово героев, их искренность легко соотносятся с временем, когда происходят события. Все это придаёт роману в целом своеобразный колорит, отличающий творчество автора.
Перед вами первый том Собрания сочинений, в который входят роман «Огненный скит», рассказы и литературные портреты Ю. Казакова и А. Чикова.
В рассказах автор сумел создать ёмкий, народный, своеобразный характер своих персонажей. Люди, которых он изображает, по преимуществу работяги-мужички, народ мастеровитый, привыкший экономить и выгадывать, а то и подработать, потому что лишний рубль никогда не помеха. И – русская душа! – почти все любят провести время повольготней, языки почесать, выпить, побалагурит, подразнить кого-то».
О творчестве Ю.Н. Любопытнова
«Юрий Любопытнов из плеяды тех писателей, голос которых не сразу услышишь, как не сразу услышишь пение пеночки в многоголосом лесном хоре», — писал в свое время о творчестве молодого Любопытнова писатель Владимир Мирнев. И действительно, Любопытнову чуждо стремление выделиться, заявить о себе эпатажно. Он делает своё скромное дело — описывает жизнь, быт, характеры, поступки наших земляков, жителей Радонежья, неоднозначные, комичные и драматичные, порой доходящие до трагизма, но не противоречащие укладу их жизни.
Разнообразие жанров — от эсcе, лирической зарисовки, до рассказа и повести, — преданность теме любви к малой родине, к историческому прошлому родного края, отличает творчество писателя. А трилогия «Золото викингов», состоящая из романов «Огненный скит», «Мурманский сундук», «Озеро призраков» является подтверждением того, что и эпический жанр ему по силам. Что предшествовало написанию трилогии? Какими путями пришёл к теме, включающей в себя далекое прошлое и современность, как объединил героев непростой сюжетной вязью? Размышляя об этом нельзя оставить в стороне творческий путь писателя, особенности его художественного восприятия мира.
После службы в армии, окончив факультет журналистики МГУ им. Ломоносова, он работал в периодической печати, но никогда не оставлял занятий литературой. Увлечённый магической силой художественного слова, много времени уделял творчеству. Опубликованный в районной газете рассказ «Гамаюн» — один из первых таких опытов, привлекший внимание читающей публики к начинающему прозаику. Мужественно переживая критику своих творений, он с упорством и вдохновением работал над новыми рассказами…
Известно, что многократно маститыми писателями разных эпох воспеты были подмосковные места. Однако, когда свои рассказы стал публиковать М. М. Пришвин, сколько нового вдруг открылось для всех в описании природы Подмосковья.
Так и рассказы Любопытнова о людях Подмосковья, о замечательных окрестностях Хотькова, Абрамцева, где каждая деревенька, село, поселок — целая россыпь интереснейших исторических фактов, заставляют нас по-новому открыть для себя окружающий мир, наше замечательное Радонежье. Взглянуть и вдруг ощутить свою причастность к нему, ощутить на себе дыхание давно минувших дней. И именно такие чувства возникают, когда читаешь историческую повесть «Сеча на Клинском лугу». События, описанные в ней, разворачиваются здесь, неподалёку от Хотькова, в местах, где все освящено именем Сергия Радонежского. Автор обладает качеством видеть всё, как впервые, без груза привычки, и это делает его рассказы, повести по-особому привлекательными. Каждая книга его — своеобразная экспедиция в неведомую удивительную страну, где ждут нас новые открытия. Именно такой воспринимается и трилогия «Золото викингов».
Первый роман «Огненный скит» (в первом издании «Золото викингов»), написанный на основе легенды о поисках клада, зарытого на одном из островов Соловецкого архипелага, охватывает целый исторический пласт жизни Российской империи. Ведь поиски клада, волею судьбы оказавшегося в подземелье старообрядческого скита среди болот Русского Севера, начавшиеся чуть ли не в ХI веке, продолжаются по сей день. По преданию, опасаясь нападения русских, викинги спрятали награбленное золото, зарыли в земле, решив для себя: «Будем живы — вернёмся за сундуком. Погибнем — он не достанется никому». Но именно этого последнего довода не пришлось никому узнать… Мысль о возможности разбогатеть вдруг, сразу будоражит умы. И вот уже Изот, владеющий тайной клада, гибнет от рук спасённого им Антипа, но тайну не выдает.
Год за годом идут десятилетия, но мысль о сундуке с богатством не оставляет Антипа Маркелыча и на смертном одре он сыну на прощание говорит: «Так вот о главном. Не хочу умирать, не сказав тебе… Ты у меня один остался… В том скиту большое богатство зарыто — сундук мурманский, древний, найденный в Соловках во время раскола, с тех пор и сохранился. В нём большое число монет старинных, каменьев разных самоцветных и другого. Весом он в три с лишком пуда… Я всё искал его, да не нашёл. Видно, тебе придется».
Перипетии, доставшиеся на долю Степана — сына Антипа Маркелыча, являются своеобразным продолжением преступного пути, на который однажды ступил отец. Вряд ли ждёт сына удача, ведь он тоже пошёл на убийство, ничем не оправданное, ведомый лишь стремлением спасти собственную жизнь…
Сюжет романа захватывает и увлекает ещё и потому, что написан он простым и доступным языком, с характерными для того или иного персонажа особенностями речи. Живое слово героев, их искренность легко соотносятся с временем, когда происходят события. Все это придаёт роману в целом своеобразный колорит, отличающий творчество автора.
Говорят, что золотой запас писателя — это его мысли и наблюдения, сделанные им в течение жизни. Иными словами — биография автора. Писатель неизбежно опирается в своём творчестве на собственный опыт, знания, почерпнутые из жизни, из общения с современниками, земляками.
И ответы на многие вопросы, касающиеся личности Юрия Любопытнова, условий, сформировавших мировоззрение и мироощущение, тоже в его биографии. Родился он в простой семье: отец работал шофером, мать бухгалтером в ахтырской артели. Когда началась Великая Отечественная война, и отец воевал на фронте, мать с годовалым сыном взяли к себе в деревню Кудрино в пяти километрах от Хотькова её родители, дедушка и бабушка Юры Ворносковы Алексей Дмитриевич и Любовь Николаевна. В этой знаменитой деревне и прошло его детство. После возвращения отца из госпиталя, в 1946 году в Хотькове был выстроен бревенчатый дом, в котором и прошла жизнь писателя. Однажды отец принёс толстую тетрадь и сказал: «Пиши, сынок, дневник. Ты уже большой, записывай, что за день произошло». Юре тогда шёл девятый год, он послушался отца и стал вести дневник. Оказалось, что это было не простое дело, дальше записей о том, когда встал, умылся, куда и с кем ходил гулять, какая погода, дело не пошло. Позже в середине пятидесятых годов, став постарше, он вел дневник постоянно, в нём и мысли кое-какие появились. Теперь интересно бывает в него заглянуть…
«Не знаю, — говорит Юрий Николаевич, — возможно дневник сыграл свою роль — приобщил к «писательскому» труду, а, может быть, то, что я рано начал читать и читал много, как говорится, запоем. Любил, как многие мальчишки, приключенческие книги, рассказы о географических открытиях, путешествиях. Прочитал как-то Робинзона Крузо, сюжет так захватил меня, что захотелось знать, как сложилась судьба героя книги по возвращении с острова. Выяснил, что у книги есть продолжение, но нигде его так и не смог раздобыть. И вдруг подумал: чего искать? Попробую-ка я сам написать продолжение. И тогда же, классе в пятом, стал писать стихи. Годам к пятнадцати кое-что получилось, на мой взгляд, и хотя никому о своем увлечении не говорил, в школе как-то узнали о моих стихах… Уже тогда писал я много, пробовал себя в разных жанрах. Пожалуй, только драмы не писал».
Конечно, всё это отнимало массу времени, вполне естественно, что не столь горячо любимые предметы, вроде математики, физики, выпадали из поля зрения юного литератора. Ругали в школе, поругивали дома, но в целом родители относились с пониманием к увлечению сына и даже поощряли…
Еще, наверное. дом Ворносковых — деда с бабушкой, где жил маленький Юра с матерью, пока отец был на фронте, — та жизнь, запечатлевшаяся в сознании, как на фотопленке, не могла не повлиять на дальнейшее творчество. Дед был резчиком-ковшечником. И не только ковши резные, но и невиданной красоты лебеди и диковинные птицы выходили из-под его рук. А запах свежих стружек, дерева наполнял тогда избу, придавая сказочность всему происходившему.
Может быть, в Кудрине военных лет и были истоки того, что позже, в зрелые годы, выльется в рассказы о жизни и людях деревни, об их заботах, радостях. И сегодня, нет-нет, да и вспомнится Любопытнову кудринское детство со скотным двором, поездки на лошади с бочкой за водой, престольные праздники, что так широко и безоглядно отмечали всей деревней, тогдашние песни и разговоры резчиков-артельщиков…
И контуры небольшого подмосковного Хотькова невольно угадываются в современных его рассказах. Города, тяготеющего к деревне. Это с годами он стал промышленным центром, настоящим городом, но основа, опора и крепость его — всё же деревня. И в основе характеров нынешних хотьковцев — характеры предков, что жили в Мутовках, Кудрине, Ахтырке. Об этих людях — рассказы Любопытнова. Его сборник «Три месяца лета» — рассказ о людях нравственно чистых, трудолюбивых, умеющих ценить хорошую шутку и добрый разговор. Книга была издана в 1988 году в издательстве «Советский писатель» 30-тысячным тиражом.
Ещё будучи студентом факультета журналистики МГУ, начиная с 1963 года, Любопытнов много печатался в районной газете «Вперёд». Тогда-то читатели и познакомились с его стихами, рассказами, повестями. Это был поиск жанра, поиск своего места в литературе. Но предпочтение в творчестве Юрий Любопытнов стал отдавать рассказу. Постепенно он вытеснит остальные литературные пристрастия. И хотя поначалу из «толстых» журналов приходили лишь доброжелательные рецензии с вежливым отказом в публикации, Любопытнов не сдавался, с завидным упорством продолжая работать. Правда, иногда у писателя закрадывались сомнения: «Уж не графоман ли я? Пишу, пишу, сколько лет уже посылаю свои рассказы, и никак их не принимает «большая» литература», — досадовал, скорее, сам на себя, чем на кого-либо молодой литератор. И, как нередко бывает, помог счастливый случай…
Пришел в районную газету «Вперёд» в 70-х годах новый редактор А. В. Диенко, прочитал рассказы Юрия Любопытнова и предложил ему познакомиться с писателем, что живет в Абрамцеве. Что, мол, в своём соку вариться? Пусть настоящий писатель оценит твоё творчество! Так состоялось знакомство с Юрием Казаковым, известным писателем, чьими рассказами зачитывались тогда не только у нас в стране, но и далеко за пределами тогдашнего Советского Союза.
Это Казаков в одном из писем-рекомендаций назвал Любопытнова «рассказчиком чистых кровей», разглядев в нём тот дар, что отличает человека, просто владеющего пером, от настоящего писателя. И ещё назвал Любопытнова «писателем перспективным». Лестные характеристики подтвердились в дальнейшем, в 1982 году, когда в «большой литературе» — журнале «Москва» — был опубликован первый рассказ Любопытнова «Заступник Кузьма Лычков», и в 1983 году, когда Любопытнов — участник Y общемосковского Совещания молодых писателей — был отмечен в числе лучших. Тогдашний секретарь правления Московской писательской организации О. Попцов назвал его и нескольких других авторов «подлинным открытием совещания». А год спустя, кому дорог был писатель Ю. Казаков, увидели его глазами Ю. Любопытнова, написавшего в «Литературной России» очерк «Дом в Абрамцеве», посвящённый памяти безвременно ушедшего из жизни Юрия Казакова. И тогда многие смогли убедиться, что Любопытнов оказался достойным учеником. Его «Дом в Абрамцеве» — прекрасно написанный рассказ об одном из интереснейших писателей-современников, чьё творчество развивалось и совершенствовалось на просторах Радонежья.
Рассказы Юрия Любопытнова, его лирические миниатюры не раз печатались в издававшейся для соотечественников за рубежом газете «Голос Родины», в журнале «Юный натуралист», в других изданиях.
Его рассказы не спутаешь с другими, они написаны у нас, в Абрамцеве, Хотькове. Радонежье стало для писателя с самого начала творческой жизни тем чистым родником, откуда черпает он вдохновение. Интерес к историческому прошлому, желание узнать больше о том, как жили предки в этих удивительных местах, побудили Юрия Любопытнова к поиску фактов, подтверждающих догадки. Почему, например, здесь, вблизи Хотькова, — урочище Казаково? Что прячется за этим названием? Вот уже рождается замысел исторических повестей «Радонежская засека» — одна из них — о том, как отбивались от нашествия ордынского наши предки, отрезая путь врагу огромными лесными завалами-засеками.
Немало тропинок исходил Юрий Любопытнов по нашему краю, немало книг переворошил, прежде чем написал свою «Сечу на Клинском лугу», закончив ее словами: «До сих пор под Кудрином известны места, связанные с битвой, прошедшей между казаками и мужиками в 1609 году. Луг под деревней, где сошлись два отряда, до сих пор зовется Клинским. Рядом с ним склон прозывается Сеча, а поляна у ведущей в село Озерецкое зарастающей теперь дороги, где была стоянка сечевиков, зовется Казаково».
Он несколько лет возглавлял краеведческий отдел Государственного музея-заповедника «Абрамцево». Буквально физически соприкасался с прошлым Радонежского края, знакомясь с историей экспонатов, уже собранных и поступающих.
Изданную в 2004 году книгу «Хотьково и его окрестности» автор закончил послесловием — призывом к землякам пополнить музей материалами из домашних архивов. «Всё это не только интересно, но и крайне важно сохранить для наших детей и потомков, чтобы они выросли людьми, ведающими свою родную отечественную историю».
Последняя книга, получившая лестные отзывы читателей — повесть «Свет над Маковцем» — о юности Варфоломея, будущего Сергия Радонежского. Книга задумывалась, как первый шаг на пути к празднованию 700-летия со дня рождения православного святого.
Любопытнов полон творческих замыслов, он много и увлечённо работает, всё глубже осваивая новый для себя жанр исторического романа.
Писатель, казалось бы, далекий от проблем современности, увлечённый творчеством, по-своему участвует в жизни родного края и страны. Своими произведениями он прокладывает пути от прошлого к настоящему и будущему. Без такой связи времен трудно выстоять в том бесконечном потоке преобразований, что захватывает наше общество и порой ведет к утрате достойных жизненных ориентиров.
Многое уже сделано, написаны рассказы, повести, исторические романы, эссе. Поиск «золота викингов» продолжается. Продолжается и творческий поиск писателя. Он ищет ответы на сегодняшние вопросы, пристально вглядываясь в прошлое. Он рассказывает о прошлом так, чтобы каждый почувствовал себя ответственным за происходящее сегодня. Ведь и оно, это сегодня, неизбежно станет прошлым.
Ксения Кальянова
— Ну под кустом не под кустом… Смотри, только голову не потеряй.
— Не потеряю. Она у меня не лишняя.
Проводив Антипа, Прасковья задумалась. Скоро восемнадцать лет, как подбросили им младенца. Как она радовалась, как благодарила Бога, что принёс им утешение с мужем, как молила о здоровье того, кто подкинул его им. Кто это был, мужчина, женщина, родной или чужой младенцу человек? Да в этом ли суть? Думала иногда, не вернулись бы, не предъявили бы права на малышку. Она бы не отдала. Тогда они поговорили с Маркелом и решили — в приют мальчонку не отдавать. Они бездетные — пусть растёт у них. У всех по восемь — десять детей, и ничего — управляются, а они одного не прокормят? А теперь вон какой вымахал детина, скоро жениться пора. Хоть и не родила она его, а всё равно свой, сын. Об одном печалилась в его младенчестве — кровь незнакомая. Обидчив не в меру, крут не по возрасту, упрям и своеволен. К людям относится спесиво. И к Изоту был без особого почтения, тот хоть работник, но всё равно человек. И грамоте разумел, и много чего знал, чего Антипу и не снилось. Боялась — не убережёт свою голову, если нрав почём зря будет свой показывать. Отколотили один раз деревенские парни, так простить до сих пор не может, всё злобу таит…
Антип не собирался идти в Дурово. Это он сказал матери для отвода глаз. У него был совершенно другой замысел. Рассказ Изота о грамоте, в которой говорилось про скитские сокровища, унесённой поручиком Олантьевым, не давал ему покою с того самого дня, как он вернулся на мельницу. Он смекнул, раз барин доживает последние дни свои в имении, значит, грамота должна быть у него. Не оставит же он её в чужих руках, на произвол судьбы. Думая так, он решил наведаться к нему, но не в качестве гостя, барин бы и не принял его, а под покровом ночи, тайно, считая, что в этом помех ему не будет. Барин был беспомощным, а двое-трое старых слуг не преграда для молодого парня.
Пошёл он по дороге к Дурову, но не доходя до деревни, свернул в лес. Тропинку он набил, когда ходил разведать, где живёт барин и как легче проникнуть в господский дом. Поэтому шёл уверенно, держась примеченных ориентиров. Стало смеркаться, и он ускорил шаг, чтобы посветлу выйти на поле, а дальше оврагом зайти на зады барской усадьбы.
Имение Олантьева отстояло от мельницы верстах в двадцати пяти, если ехать по дороге, а напрямую через лес путь был в два раза короче. От Дурова, где Антип бывал не единожды, вообще рукой подать. Когда-то обширные леса вокруг имения, поля и луга, другие угодья были собственностью отца поручика.
Он считался крупным землевладельцем. Сын же, уродясь непутёвым, мотом и карточным шулером, продал земли за карточные долги и пьяные кутежи купцам и мелким фабрикантам. Ему теперь принадлежал лишь старый дом с парком и прудами да несколько десятков десятин земли вокруг.
Антип вышел на опушку, когда почти стемнело. Не спеша, оглядываясь по сторонам, хотя знал, что в такой час здесь никого не должно быть, направился к видневшемуся вдали высокому дубу с раскидистой кроной. Подойдя, встал на колени у корней и стал разгребать опавшие листья. Разворошив их, вытащил из тайника заранее укрытые фонарь со свечой, моток верёвки и нож. Последними достал выдергу — гвоздодёр, кованую полоску с раздвоением на конце, большой сенной мешок, стащенный у отца, и пузырёк с деревянным маслом. Всё это было приготовлено загодя, и не в один день, на всякий случай, не зная, что понадобится, а что нет. Припасая эти вещи, Антип кое-что сам додумал, кое о чём прочитал в одной книжке, попавшейся ему под руку. Определённого плана у него не было. Он знал только одно — проникнуть в спальню старого немощного барина и поискать там грамоту.
Как это сделать, он тоже обдумал. Два раза ночью уже проникал в дом, когда все спали, но войти в спальню барина не решался. Распорядок дня слуг и самого барина он до этого выведал у словоохотливого Мефодия, родственника Ивана Кривоногова, приятеля Антипа из Дурова. Заведя как-то шутейный разговор с полупьяным стариком, пришедшим к родственникам на престольный праздник, подъелдыкивая его, он многое выведал у него. Сам проверил рассказ Мефодия, узнал расположение комнат, где слабое окно, и решил сделать задуманное ещё потеплу, пока не вставили вторые рамы.
Просидел он под дубом час или два, привалясь спиной к шершавому стволу, дожидаясь урочного часа. Когда по его соображениям час этот наступил, поднялся, завернул в мешок предметы, взятые в тайнике, и через поле пошёл в сторону имения. Тьма стояла кромешная, к тому же занялся мелкий дождь, но неожиданно кончился. Небо было затянуто сплошными чёрными тучами.
Пройдя по дну широкого оврага, заросшему низкорослой ольхой, выбрался на ровную луговину, подходившую к неогороженному парку. Когда-то парк был большим и ухоженным. Росли в нём деревья, не встречавшиеся в здешних лесах, а привезённые бывшим хозяином из других земель: туи, кедры, каштаны. Раньше за ними следили, а теперь стало некому, и они подмерзали, сохли, трухлявили.
Барский дом стоял на отшибе. Наискось от него за пустырём возвышалась церковь, а дальше за неглубокой ложбиной раскинулось село Спас-на-Броду.
Ничто не нарушало ночного покоя. Барин собак давно не держал, и Антип мог подойти к дому, не опасаясь, что его услышат сторожевые псы. В барской людской, куда на лето перебирались слуги, огонь не горел, должно быть все спали, что было на руку Антипу.
Он обошёл дом кругом. Ещё раз уточнил, где спальня барина, и остановился рядом с окном комнаты, в которой никто не жил. Оглянулся, подёргал раму. Она не подавалась. Тогда он просунул под неё выдергу и осторожно нажал. Рама стронулась с места. Он смазал петли деревянным маслом и раскрыл её. Она распахнулась без скрипа.
Окно было не высоко от земли, и Антипу не составило большого труда перелезть через подоконник со своим нехитрым скарбом и очутиться в комнате. Она была пуста. В углу возвышалась изразцовая печка, но её не топили, и в комнате было сыро, пахло плесенью и затхлостью. Антип свернул мешок так, чтобы получилось нечто наподобие накидки с углом-башлыком, набросил на голову и плечи. Поднял стекло у фонаря и зажёг свечу. Тусклое пламя осветило стол на гнутых ножках, придвинутый к стене, лампу с пыльным абажуром, диван с резной спинкой со сброшенными чехлом, два или три кресла.
Спрятав фонарь в полы накидки, Антип подошёл к двустворчатой двери с бронзовыми ручками, ведшей в коридор, толкнул её, но она не подавалась. «Неужели заперта?» — подумал он. Мефодий говорил, что двери в пустующие комнаты не запирались.
— Живём при полной свободе, — хвастался он. — Иди, куда хочешь, всё открыто.
