Денис Субботин - Ларец Самозванца

Кирилл ещё мгновение колебался, но выбор и впрямь был невелик — либо вперёд, либо стоять по пояс в прохладной, надо сказать, воде.

— Вперёд! — решил он после некоторого колебания. — Вперёд, вперёд!!! На слом!

Они уже вышли на твёрдое дно, и теперь не было нужды медленно плестись шаг в шаг — атаковали широко, цепью. И даже постепенно — по мере того, как становилось всё мельче, с медленного шага перешли на бег.

Выстрелы с берега отгремели и затихли — сухого пороха у разбойников тоже было не слишком много, у ратников же не было сухого пороха вообще, а сил, чтобы хотя бы криком себя подбодрить, не хватало. На остров выходили в молчании, только сопели, да звенели мокрыми, грязными доспехами… Впрочем, эта относительная тишина продлилась недолго — с яростными криками, со всех сторон, на них ринулись шиши. И сталь с глухим скрежетом ударилась о сталь…

Бой сразу же разгорелся яростный. Расклад был в пользу ратников, зато разбойники успели хотя бы малость перевести дух, и на первых порах имели некоторое преимущество. Поначалу они сумели даже потеснить воинов к самому краю берега, но тут уж гордыня ляхов взяла верх. Пан Анджей лично возглавил атаку своих шляхтичей, которых осталось совсем уже мало, и им удалось опрокинуть разбойников и погнать их. Тут, правда, пострадал сам пан Анджей — раскалённым стволом пистолета ему ткнули в лицо, попали прямо в нос. Бедный пан издал отчаянный, до селезёнок пробравший слышавших его вопль. Яцек ринулся к нему, но не успел. Пан Анджей как подрубленный рухнул лицом прямо в неглубокую лунку, до краёв полную желтовато-коричневой влаги. Зато охладил ожог!

Пока пан Анджей приходил в себя, дыша не иначе задницей, ибо лицо по-прежнему оставалось в воде, его шляхтичи пошли дальше и их, наконец, поддержали пришедшие в себя ратники Кирилла. Им, несмотря на большие потери, удалось отшвырнуть шишей за кустарник… И там — второй раз за свою жизнь, получил настоящую рану сам сотник, Кирилл. Не увидел он малого, с саблей засевшего за кустом. Вот и результат — кольчуга пробита, из распоротого на пядь бока обильно сочится кровь, а вместо того, чтобы вести своих ратников на последний и решительный приступ, он, надворный сотник Кирилл Шулепов, сидит под кустом, скорчившись от боли, и пытается замотать грязной тряпицей рану.

— Что ты есть делать, дурак-московит?! — сердитый голос, несомненно, принадлежал немцу [23], причём не слишком долго, но жившему на Руси. — Ты испортишь себе кровь, у тебя будет болеть бок, и ты умрёшь, когда гной попадёт тебе в кровь!

— Сам ты дурак! — огрызнулся Кирилл, не отрывая взора от своих воинов, азартно и, главное, умело гонявших по острову последних разбойников. Бой заканчивался… Победа была близка!

— Перевязывай скорее, если умеешь! — рявкнул он, по-прежнему не оборачиваясь. Руку, правда, держал подле пистоля… может, немец не знает, что порох в нём отсыревший!

— Порох есть сырой! — с нескрываемым презрением в голосе сообщил немец. — Ты есть дурак, сотник Кирилл! И рана твоя — рана дурака! Мой отец, капитан Стефан Стефанссон за такое драл бы твои уши, пока они не стать как у зайца!

— Ха! — пробурчал Кирилл, помогая ему стянуть с себя зерцало. — Поговори мне, поговори… Лечи, лекарь!

Сын капитана Стефанссона не так и плохо знал своё дело. Его игла, длинная и острая, летала в коротких пальцах быстрее молнии. И больно-то всего три раза было… да и то Кирилл виду не подал, предпочтя радостно завопить, когда Прокоп сразил последнего из стоящих на ногах татей.

— Прокоп! — тут же заорал он вновь, надсаживая голос. — Прокоп, ищи боярыню!

— А Дмитра? — удивился тот, не дождавшись продолжения.

— А этот — сам найдётся! — громко сообщил Кирилл.

Он бы не удивился, если бы Дмитр Олень, всегда появлявшийся, как только его поминали, тут же возник бы рядом с ним, как чёртик из шкатулки. Увы, этого не случилось. Вместо Дмитра рядом возник Шагин.

— Ну-ка, отойди! — ревниво сказал он, толкая лекаря в плечо. Прерогатива лечить господина принадлежала ему и больше никому.

— Я — Иоганн Стефенссон! — гордо сказал не на шутку обиженный лекарь. — Мой отец…

— Твой отец пусть остаётся там, где он есть сейчас! — сурово одёрнул его Шагин. Впрочем, вскоре у него нашёлся повод смягчиться — швы были наложены умело и аккуратно. Чувствовалась рука если не мастера, то близкого к настоящему мастерству человека.

— Неплохо, совсем неплохо! — проворчал Шагин, придирчиво осматривая рану. — Ты мог бы быть… младшим помощником Тенгиза-коновала! Иди, полечи других, здесь Я закончу!

— Ну зачем ты так? — вздохнул Кирилл, когда Иоганн Стефенссон гордо удалился. — Он же честно помогал!

— Это — моя работа! — сердито выговорил ему Шагин. — Никто не может лучше меня знать твои раны, господин! И этот пан, Роман, опять не нашёл здесь Ворона!

Резко, забыв про рану, Кирилл вскочил на ноги. Разумеется, он тут же был наказан острой болью в боку и выговором от Шагина.

— Как — нет? — изумлённо прошептал Кирилл. — Ведь это — разбойники! Это — люди Ворона! Пусть пленных допросят!

— Допрашивают… — мрачно заверил его Шагин. — Да только мало кто что знают! Был здесь — только и твердят!

5

Ворон даже и не собирался героически погибать на острове — вместе со всем своим отрядом. Его разбойники, четверо вернейших и ближайших, шли сейчас чуть впереди… а сам Ворон, обхватив покрепче Татьяну и плотно зажав её рот, осторожно крался шагах в пяти позади. Остров, хоть и невелик был, густо зарос высоким и раскидистым кустарником. Здесь было, где укрываться! А в случае чего он, не задумываясь, пожертвует последним своим заслоном, чтобы спастись самому. И четвёрка его телохранителей готова на смерть — там всё жизнью обязанные ему люди, настоящие воины и рубаки…

Вот уже и берег. И тропка тайная, по которой всего-то около тысячи шагов — и берег, а там — густой лес и сотни дорог для беглецов. Погоне же — лишь одна верная. Тысячи, десяти тысяч человек не хватит, чтобы обшарить весь лес — от края до края! Ну, а знающему человеку, каким считал себя Ворон, тут даже у берега есть, где укрыться. Лишь бы не заорала полонянка. Ишь, до сих пор не утишилась — дёргается!

Полонянка не заорала. Она чуть не задохнулась, так плотно прижата была ладонь, закрывавшая не только рот, но и путь для воздуха к ноздрям. Но крик всё же раздался — слева.

— Стоять!!! — орал похожий на утопленника, толстый и грязный человек, размахивая длинным кончаром и поспешая к ним наперерез. Чем ближе он подходил, тем страшнее было на него смотреть…