Луи Буссенар - Капитан Сорви-голова

Взгляд генерала упал на Молокососов, пони которых еще дымились от бешеной скачки.

— Капитан Сорви-голова, — повелительно, пытаясь этим скрыть свое волнение, сказал Бота, — мне нужны люди, готовые на все… Да, — продолжал он, — люди, готовые биться до последней капли крови, до последнего вздоха.

— И вы рассчитываете на меня, генерал, хотите отдать их под мое командование? Так я вас понял? — не моргнув глазом, ответил Жан.

— Да, мой друг. Вы и так уже много сделали для защиты нашей родины. Вы не раз жертвовали собой, проливали за нас свою кровь, и все же я вынужден снова просить…

— Вам нужна моя жизнь? — прервал его Сорви-голова. — Она принадлежит вам. Возьмите ее, генерал! Приказывайте! Я готов на все.

— Вы храбрец! Я не встречал еще человека столь бескорыстного и отважного… Видите позицию, что повыше брода?

— Да, генерал. Превосходная позиция. Вполне годная для обороны.

— Даю вам пятьсот человек. Продержитесь с ними часа два?

— Достаточно будет и двухсот человек с пятьюстами патронами на каждое ружье.

— Отлично! Благодарю вас, капитан, от имени моей родины! А теперь обнимите меня.

И, по-братски обласкав Жана, молодой генерал сказал:

— Прощайте!. Подберите себе две сотни товарищей и спасите нашу армию.

Сорви-голова тотчас же стал вызывать добровольцев, желающих присоединиться к его маленькому отряду из сорока Молокососов.

Откликнулась тысяча человек.

Буры любили командира Молокососов. Они верили в него и пошли бы за ним хоть в самое пекло. Сорви-голова быстро отобрал нужных ему людей, не обращая внимания на воркотню отставленных, выстроил их, получил патроны, приказал бойцам наполнить фляги и скомандовал:

— Вперед!

Через десять минут этот арьергард армии Бота уже занимал позицию. Она господствовала одновременно над бродом и над степью и представляла собою нечто вроде извилистого ущелья среди скал шириною в шестьдесят метров. Неприступная на своих флангах, она была открыта для нападения со стороны степи.

Следовало бы, собственно, возвести земляные укрепления, чтобы затруднить подходы к ущелью, но для этого не хватало ни времени, ни инструментов. И все же Сорвиголова нашел способ укрыть насколько возможно стрелков, оборонявших подступы к позиции.

Он снова прибегнул к динамиту. Перед самой горловиной ущелья наскоро закопали штук пятьдесят патронов. Одна треть людского состава отряда заняла правый, другая треть — левый фланг позиции. Остальные должны были защищать подступы к ней со стороны равнины.

Вскоре показалась голова английского авангарда — несколько отрядов улан и драгун. Они мчались во весь опор Буры, засевшие среди скал, устроили им достойную встречу, которая заметно охладила пыл врага. До тридцати всадников вместе с конями остались на поле битвы. Это само по себе неплохое начало дало, кроме того, защитникам выигрыш в две минуты.

Внезапно дрогнула земля, взвились густые клубы белого дыма, красного песка и камней. Взрывы следовали один за другим, и мгновенно под их действием между ущельем и равниной образовался ров.

От края до края горного прохода вытянулась глубокая траншея, представлявшая собой цепь ямок со своеобразными брустверами из кучек осыпавшихся камней и земли. Эти ямки вполне могли служить укрытием для юных храбрецов, решивших стоять насмерть.

Сорви-голова поспешил занять их с отрядом в шестьдесят стрелков, среди которых были Фанфан, Поль Поттер, доктор Тромп, Папаша-переводчик, Элиас, Иохем и другие Молокососы, неразлучные его товарищи с первых же дней войны. Они прикорнули, съежились, тесно прижались к земле, словно вросли в нее, выставив наружу лишь дула своих маузеров.

Командующий английским авангардом решил одним сильным натиском захватить позицию, защищаемую столь малочисленным отрядом У англичан проиграли атаку. Грянуло солдатское «ура». Вихрем помчались драгуны.

— Залп! — скомандовал Сорви-голова, когда всадники были на расстоянии четырехсот метров.

Буры выполнили приказ с удивительной четкостью: в одно и то же мгновение справа, слева, в центре раздался сухой треск выстрелов.

Секунда затишья — и снова:

— Залп!

Действие огня буров было ужасно. На земле копошились, корчились в предсмертных судорогах и катались от боли сраженные на полном скаку люди и кони.

— Forward!! Forward.. — командовали английские офицеры.

Оглушительно ревели горны, солдаты орали, подбадривая себя криками.

— Беглый огонь! — громким голосом приказал Сорвиголова.

Последовала ошеломляющая пальба, которая в один миг уложила половину вражеского полка.

Подход к ущелью был буквально завален телами убитых и раненых и трупами лошадей. Трудно даже представить себе, какое огромное уничтожение способна произвести горстка решительных, смелых и дисциплинированных солдат. Но сильно поредевший, расстроенный, обагренный кровью драгунский полк все же домчался до траншеи, занятой непоколебимыми, как скала Молокососами.

О, храбрые ребята!

Кони их топтали, в них с ходу стреляли кавалеристы, а они стойко держались, не отступая ни на шаг. Выстрелами в упор они валили первые ряды неприятеля, в то время как перекрестный огонь засевших на флангах буров буквально уничтожал последние его ряды.

Но все же одному английскому взводу удалось ворваться в ущелье. Десятка два каким-то чудом уцелевших всадников под водительством молодого офицера на великолепном коне прорвались сквозь строй засевших в окопе Молокососов.

Но они тотчас же оказались отрезанными от своих. Сорви-голова и Поль Поттер одновременно узнали врезавшиеся им в память черты молодого лейтенанта, хотя на нем и не было теперь живописной шотландской формы.

— Патрик Ленокс! — вскричал Жан.

— Сын убийцы! — проворчал Поль, ненависть которого осталась все такой же неукротимой.

Вспыхнули выстрелы, и взвод, точно скошенный, повалился на землю. Конь Патрика был убит наповал.

Молодой офицер повернулся лицом к неприятелю и заметил Поля, который целился в него на расстоянии десяти шагов. С молниеносной быстротой Патрик навел свой револьвер и выстрелил в Поля в тот самый момент, когда и Поль спустил курок ружья.

Два выстрела слились в один Уронив ружье, Поль прижал руку к груди.

— Умираю… — прошептал он. — Я это знал…

В то же мгновение захрипел и зашатался Патрик. Оба смертельно раненных юноши смерили друг друга вызывающим взглядом. В их уже затуманенных близкой смертью глазах горело пламя ненависти. Оба они умирали, и оба из последних сил старались сблизиться для последней схватки.