Фараон - Уилбур Смит

с одного берега реки на другой, вероятно, по системе мостов, хотя Ганорд предположил, что это было сделано с помощью колдовства. По его словам, в многочисленных слоях руин под нынешним городом Абу-Наскос до сих пор сохранилось много свидетельств их прежнего присутствия.

Это присутствие внезапно прекратилось около пятисот лет назад, вероятно, в результате серии катастрофических землетрясений. По-видимому, уцелевшее население отошло от Нила и исчезло в северо-восточном направлении к реке Евфрат и Вавилону. Абу Наскос оставался пустынным в течение пятисот лет после этого.

Ганорд понял, что я нахожу его рассуждения увлекательными, спустился на нижнюю палубу и вернулся с сувениром от этих полубогов, который он подарил мне. Это была маленькая ярко-зеленая плитка, не шире моей ладони, на которой была изображена странная рыба с длинными плавниками и золотой головой. Он утверждал, что нашел плитку в развалинах древнего города. Он сказал мне, что это была единственная оставшаяся реликвия первоначального племени.

Я почувствовал себя слегка обманутым, когда наш разговор был прерван восходом солнца и появлением на палубе двух моих самых любимых людей. Мне казалось, что они могли бы так легко занять себя в своей каюте еще на короткое время, не испытывая никакого серьезного дискомфорта.

Однако Ганорд извинился, как только они появились; пятясь и кланяясь, он поспешил присоединиться к капитану "Четырех Ветров" на корме, где тот немедленно приказал укоротить парус, и мы направились через реку, чтобы предвидеть последний поворот, прежде чем город Абу-Наскос откроется перед нами.

Солнце взошло почти в то же время, так что перед нами открылся прекрасный вид на город, раскинувшийся на Западном берегу Нила. В этом месте река была шириной более лиги, а это расстояние человек может пройти за час. Таким образом, верхушки его стен были далеко за пределами досягаемости стрел с противоположного берега.

Они были сложены из массивных плит золотисто-желтого песчаника. Они были высокими и украшенными замысловатыми башнями в стиле гиксосов, которые восстановили город после того, как отняли его у нас, египтян. Нам потребовалось почти столетие, чтобы изгнать захватчика и вернуть то, что по праву принадлежало нам, только чтобы снова потерять его из-за безумного и деспотичного фараона, который теперь скрывался за этим грозным сооружением.

За свою жизнь я повидал не меньше сотни сражений, но это навсегда останется в моей памяти. Оно, казалось, олицетворяло одновременно величие и глупость людей, охваченных безумной яростью войны.

Стены города были отделены от вод Нила узкой песчаной полосой, на которой Аттерик высадил корабли своего флота. Я пересчитал их, когда мы подошли ближе. Здесь было более сотни плоскодонных судов, каждое из которых могло перевозить тридцать или сорок человек. Каменные зубцы городских стен нависали почти прямо над кораблями. С первого взгляда я мог различить груды камней на верхушках стен, которые могли быть сброшены на врага, выходящего на берег, чтобы захватить, сжечь или разграбить любое из судов, лежащих там.

В стене, обращенной к реке, не было ни ворот, ни отверстий, через которые даже самый решительный захватчик мог бы атаковать и получить доступ. Бойницы для стрел находились на середине стены, более чем в ста локтях над уровнем земли.

Войска Аттерика маршировали вдоль парапетов, их шлемы и нагрудники блестели на солнце; очевидно, они надеялись своим присутствием сдержать наши штурмовые отряды. Над ними возвышался лес флагштоков, на которых развевались флаги и знамена полков Аттерика. Они были вопиющим вызовом и предупреждением для армий Гуротаса, которые стояли перед ними из-за реки.

Основная часть армии Аттерика была скрыта массивными стенами замка, и их численность можно было оценить только по кораблям, флагам и табунам лошадей, пасущихся на склоне холма за городскими стенами. В то время как на противоположном берегу реки легионы Гуротаса с их многочисленным снаряжением и снаряжением были видны всем.

Лаконский флот был пришвартован вдоль восточного берега реки, и к нему были привязаны тяжелые тросы. Они предназначались для того, чтобы не дать врагу отрезать их во время тайной ночной атаки. Якорные вахты, вооруженные и бдительные, охраняли их палубы. Их мачты и снасти были украшены множеством цветных флагов, чтобы бросить вызов тем, кто стоял на зубчатых стенах замка Абу-Наскос, обращенных к ним через реку.

На восточном берегу, занятом Гуротасом и его союзниками, не было ни крепостных стен, ни постоянных сооружений. Моему сердцу было приятно видеть лагерь моего старого друга и союзника. Открытый лес простирался по низким холмам, насколько хватало глаз. Но теперь все это было покрыто сотнями палаток и павильонов. Они были разбиты на аккуратные блоки, так что казармы и командные пункты каждой из шестнадцати вторгшихся армий располагались отдельно. За ними находились конюшни для лошадей, стоянка для почти тысячи колесниц и еще более многочисленные тяжелые багажные повозки.

На окраинах этого огромного скопления воинов стояли хижины и лачуги тех, кто едва ли мог претендовать на звание человека. Это были шлюхи и бродяги, неудачники и бездельники, и все остальные отбросы, которые следуют за армией воинов в бой - хотя бы для того, чтобы собирать и грабить трупы.

- Вот боевой флаг моего отца! Внезапно рядом со мной заплясала Серрена, колотя меня по плечу сжатыми кулаками, видимо, чтобы привлечь мое внимание. У нее сильный и болезненный удар.

‘Который из них его? Укажи мне на него, - взмолился я, главным образом для того, чтобы заставить ее прекратить наказание.

- Вот так! Вон тот, с красным Лаконским кабаном.- Моя уловка сработала. Теперь она скорее указывала, чем колотила.

Конечно, знамя Гуротаса было самым высоким на поле боя и самым близким к берегу реки, так же как его штабная палатка была самой большой во всем боевом порядке. Я прикрыл глаза обеими руками, чтобы лучше рассмотреть высокую и стройную женскую фигуру, которая в этот момент вышла из палатки Гуротаса. Потом, узнав ее, я не смог сдержать волнения, и мой голос по громкости сравнялся с голосом Серрены: "А вот и твоя мать, выходит из палатки твоего отца!’

При этих словах Серрена бессвязно закричала, подпрыгивая на палубе и размахивая обеими руками над головой. Техути выпрямилась и удивленно уставилась на нас через воду. Потом она узнала свою дочь и отшвырнула в сторону корзину, которую несла.

- Моя детка! - она заплакала голосом, больше похожим на отчаяние, чем на радость. Она бросилась бежать. Она отталкивала всех, кто стоял между ней