Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

Когда Элеонора Галигай опустилась на колени, толпа на минуту затихла. Но это было не из жалости к несчастной, а из уважения к молитве, которую она произносила, стоя на коленях возле священника.

Когда она закончила, помощники палача бросились было к ней, чтобы подвести ее к плахе, но она гордым движением отстранила их и громко сказала, что у нее достаточно духа самой положить голову под топор.

И она исполнила это. Подручные Нуаре с привычной быстротой скрутили ей руки и ремнями притянули шею к углублению на плахе. Блеснул топор, послышался какой-то глухой звук — и голова маркизы покатилась по обагренному кровью сукну.

Элеонора Галигай более не существовала.

Затем последовала сцена, описывать которую отказывается перо. Солдаты, оцепившие плаху с трупом казненной, не могли воспрепятствовать ей.

Едва прислужники палача отвязали еще конвульсивно вздрагивающее тело от плахи, как раздался вопль поистине дьявольской ярости. Толпа почуяла запах крови; женщины и мужчины, как дикие звери, бросились к тому месту, где лежало обезглавленное тело маркизы д'Анкр, вдовы маршала Кончини.

Длинный портной быстро вскочил на окровавленную плаху. Никто из блюстителей порядка не успел удержать его.

— Слушайте! — громко крикнул портной со своей кровавой кафедры. — Эта колдунья и маршал Кончини, которого потихоньку зарыли, чтобы спрятать его от нашей расправы, лишили нас нашего доброго короля Генриха. Так разберемся же с ними хоть теперь! Поволокем ее тело по улицам до статуи нашего доброго короля да там и сожжем на костре!

Каменщик схватил голову Элеоноры Галигай за волосы и высоко поднял ее. Кровь еще сочилась из перерубленной шеи.

— Тогда нужно сжечь и итальянца Кончини! — кричал он. — Вместе работали, вместе и расчет получат! Чего заслужила она, того не миновать и ему!

— Выкопать и его! И его тащить к статуе короля, — ревела толпа.

Никто не осмелился помешать осуществлению этого сатанинского плана. Помощники палача, попытавшиеся было не дать тела казненной и отогнать налетевших толчками и криками, скоро убедились, что это ни к чему не приведет.

Десятки рук ухватились за платье и тело маркизы. Его озлобленно трясли, дергали и тянули. Ткань разорвалась в клочья, не выдержало и тело. Руки маркизы были оторваны.

Опьяневшая от ярости и крови, потерявшая всяческое человеческое подобие толпа размахивала оторванными членами, как трофеями. Тысячи людей с яростными криками устремились к отдаленному кладбищу, в заброшенном углу которого было зарыто тело маршала Кончини. Едва ли не руками люди разрыли землю, вынули гроб и вытащили из него уже начавший разлагаться труп. Крик восторженной радости потряс окрестности, когда толпа узнала блестящий мундир маршала, в котором его так поспешно зарыли в ту ночь.

Вырытый из могилы труп мужа потащили по улицам вместе с телом жены к статуе Генриха IV.

На площади в одно мгновение сложили костер и швырнули на сучья оба трупа. Каменщик надел голову Элеоноры Галигай на длинный шест и воткнул его в середину костра, чтобы еще больше потешить распалившуюся ярость народа. Страшен был вид этой головы, торчащей над двумя трупами: искаженные черты лица, полуоткрытые остекленевшие глаза, седые растрепанные и залитые кровью волосы.

Костер загорелся вдруг с нескольких сторон сразу. Высоко взвилось свистящее пламя, и поваливший клубами густой черный дым скрыл мертвых супругов от взоров толпы.

Пепел их был развеян по ветру.

XXX. ДРУЗЬЯ

— Мы теперь ведь на улице Лаферроннери, Магдалена? — с удивлением спросила Белая голубка.

— Милон и виконт д'Альби живут здесь, Жозефина.

— На этой узенькой улице? Да разве это им прилично?

— Верно, это так и нужно, если они сами не находят это неприличным. У меня к тебе просьба, Жозефина, не говори им, кто тебя привел сюда.

— В каком же доме живут эти господа мушкетеры?

— Вон там, у старой Ренарды, луврской судомойки. Они переехали к ней недавно, потому что она добрая и честная вдова, которая очень старается угодить своим жильцам.

— Значит, там, на второй лестнице?

— Да, ты-то откуда знаешь, Жозефина?

— Гм… У меня есть свои приметы, — отвечала Белая голубка, добродушно смеясь. — Видишь там белые шторы и занавески? Это и есть те комнаты, которые добрая судомойка держит в таком порядке. Там же на подоконнике лежат шляпа и перчатки…

Жозефина продолжала хохотать.

— По этому беспорядку также можно узнать квартиру мушкетеров, — прибавила она с такой прелестной лукавой насмешкой, что заставила улыбнуться даже серьезную Магдалену. — Не легко мне идти туда! Не будь господин Милон таким благородным человеком, я бы ни за что на свете не решилась на это, он мог бы подумать обо мне очень дурно.

— Не беспокойся ни о чем, Жозефина, и поспеши. Подумай, ведь если ты опоздаешь, твои братья и Антонио нагонят д'Альби. Тогда уж не спасут его и друзья.

— Правда, Магдалена! Бегу! Только подожди меня здесь! Я буду смелее, если буду знать, что ты недалеко от меня.

— Хорошо. Я буду ждать тебя здесь на углу, Жозефина.

Белая голубка перебежала улицу и скрылась в дверях дома

Едва только Жозефина ступила на лестницу, как сверху послышались тяжелые шаги и появилась могучая фигура господина Милона. Она хотела было уже убежать, но, во-первых, он, без сомнения, уже увидел ее, во-вторых, нужно было спасать бедного беарнца. Эта мысль возвратила ей самообладание.

— О! — воскликнул Милон Арасский с радостным удивлением. Если глаза не обманывают меня, то я вижу маленькую храбрую голубку, которую на днях…

— Голубку? — Жозефина испугалась и побледнела от страха и досады. — Голубка! Это не хорошо с вашей стороны, мсье Милон, — сказала она с укоризной. — Значит вы все-таки проследили за нами.

— Проследил? Я? Мне кажется, здесь какое-то недоразумение, мадемуазель Жозефина? Вы, вероятно, хотите видеть старую Ренарду, но ее нет дома!

— Нет дома! Тогда мне придется переговорить с вами, мсье Милон…

— Со мной вы можете говорить столько, сколько вам будет угодно, моя милая прекрасная мадемуазель Жозефина. Только не знаю, запомню ли я все, что вы мне скажете, потому, что когда я смотрю в ваши глаза, то теряю память…

— Ну, то, что я скажу вам, мсье Милон, вы наверняка запомните! Только здесь… на лестнице…

— Виноват! — вскричал он, хлопая себя по лбу, — ведь я же говорил, что от вас без ума и без памяти.

Он от души расхохотался, протянул Белой голубке свою сильную широкую руку и с истинно рыцарской вежливостью пригласил подняться в комнату, в которой жил вместе с виконтом. Когда Жозефина вошла, он запер дверь и усадил свою гостью.