Олег Гончаров - Полонянин

— Так нам по пути, выходит, — обрадовался я.

— А ты тоже туда? — И он, смотрю, тоже обрадовался.

— Угу, — кивнул я ему.

— А в попутчики меня возьмешь?

— Отчего же нет? Вдвоем-то веселей.

— Эй, кум! Ты чего там замешкался? — Нырок меня окликнул. — Баян, ты тоже сюда иди. Мы еще за пращуров и Богумира не пили…

— Идем мы! — крикнул я хозяину.

— А Гридислав, это кто? — спросил меня Баян, когда мы к столу возвращались.

— Были у меня два побратима, Гридя и Славдя, Гридислав и Славомир. Вот случай представился хоть одного из Нави выдернуть.

— Может, еще где на именины набредем, — улыбнулся Баян. — Путь до Мурома не близкий, тогда и Славдю в Явь возвернешь…

До глубокой ночи мы именины праздновали. Песни с Баяном пели, с Нырком плясали. С мужичком, Нырковым деверем, на руках боролись. Снова пели и пили… Наелся я до отвала, напился до икоты. Разморило меня с устатку. Пошел коня проведать. Дремал Буланый. Я на бока его посмотрел и порадовался. Он тоже без прокорма не остался. Барабаном раздулся. Я было опасаться стал, как бы у него с нутром от перееда чего не случилось. Он на меня посмотрел да с шумом воздух испортил. Это хорошо. Значит, не занедужит. А коник ногу переднюю подобрал, губу нижнюю отклячил и глаза прикрыл. Иди-ка ты, мол, хозяин, спать не мешай. Я и пошел. На сеновале нам с Баяном девки Нырковы постелили. Завалился я там, зарылся и храпака дал. В сытости и тепле хорошо спится.

А на заре я Баяна растолкал да дочек Нырковых разбудил. Подивился я на паренька, как это он сразу с двумя справился? Красава нам в дорогу снеди собрала, Нырок мешок овса для Буланого к седлу приторочил. Попрощались мы с ним, как кумовьям прощаться положено, и в путь через Славуту с Баяном отправились.

3 января 952 г.

— Баян! Смотри справа! — кричал я, а сам отмахивался горящей головней от наседавшего на меня копейщика. — Сзади! — предупредил меня Баян. Я заметил краем глаза мелькнувшую тень и нырнул вниз. По волосам холодком пробежался ветер. Это вражий меч рассек воздух над моей головой. «Успел!» — пронеслась мысль.

В ответ ногой по дуге… Грохнулся вражина. Под колени я его пяткой подрубил. Кулаком ему в морду сунул, а сам кувырнулся, меч его оброненный подобрал. Новый удар копейщика я уже клинком отбил. А потом ушел под древко, подсел под недруга, поддел его плечом и опрокинул через себя. Копейщик, падая, головой об корень навернулся. Только шея хрустнула, да, уже мертвая, рука в кулак судорожно сжалась. — Баян! — крикнул я и на выручку сопутнику бросился.

Гляжу: один возле Баяна в снегу лежит, а еще двое вовсю в него мечами тыкают. Но не поддается подгудошник, проворно от клинков уворачивается. В отместку то ногой, то кулаком супротивникам сунет. Силенок у него немного, но каждый его удар точно в цель летит. Ярятся налетчики, никак понять не могут, почему в паренька не попадают? Под ударами Баяна крякают. И наутек бы бросились, но упрямство им отступить не позволяет.

Когда поняли налетчики, что я на выручку пареньку спешу, упрямства у них поубавилось. Стрекнули они в лес не хуже молодых оленей. Только кусты заиндевевшие затрещали, когда они через них ломанулись.

Нагнулся Баян над поверженным, ладонь ему к шее приложил.

— Готов, — сказал и на меня глаза поднял: — А твои как?

— Так же, — кивнул я.

— И чего это они на нас поперли? — пожал плечами подгудошник.

— Видно, случайно наткнулись.

— Совсем булгары обнаглели. — Он внимательно разглядел убитого. — Доспех на нем ратный, — сказал он. — Значит, где-то поблизости войско есть.

— Давай-ка убираться отсюда. Да поживее. Поймали мы Буланого. Я костер снегом забросал, а Баян наши нехитрые пожитки собрал. Вдвоем мы на спину коня запрыгнули. Тронул я поводья и прочь от этого нехорошего места Буланого погнал.

Отъехали мы подале. Я коня придержал. Прислушался. Тихо в лесу.

— Оторвались, кажись, — сказал Баян.

— Это что же? — спросил я подгудошника. — Так далеко булгары в славянские земли забираются?

— Особенно в последнее время их много стало, — сказал Баян и поудобней на конском крупе устроился. — Ватаги по весям гуляют. Народ православный грабят и в полон берут. Потом в вотчину свою, в Булгар, на торжище волокут. Видать, они нас здесь встретить не думали. Ловцы, чтоб им пусто было!

— А может, посмотрим, чего они нахапали? — спросил я его.

— А давай! — хлопнул он меня по плечу. — Если наши у них есть, попробуем высвободить.

— Вон тот худосочный у булгар, видать, за вожака, — шепнул мне подгудошник.

— Так оно и есть, — кивнул я в ответ. — Видишь, как он распоряжается. У, вражина!

— И доспех на нем чудной какой-то.

— Ну, каждый под себя защиту, по удобству, подбирает, — сказал я и стал отползать назад.

Мы нашли булгар ближе к вечеру. Никого не таясь, словно у себя дома, они разбили стан на просторной опушке. Костры запалили. Стали снедь готовить. На запах горелого мы и пошли.

Их было много. Больше сотни. И все хорошо ополчены. Сразу было видно, что не гулящие это люди, не разбойники. Доспехи на них крепкие, оружие справное. У каждого копье, нож, кистень. У конников мечи. Щиты за спинами висят. Вожак хоть недужный на вид, а доспех на нем крепкий. Зипун длиннополый. Железными бляхами обшит. Ворот у зипуна высокий, шею сзади прикрывает. На ногах сапоги рыжие. На голове шишак лисьим мехом обмотан. И не важно, что его на первый взгляд возгрей прибить можно, по повадкам видать — вой бывалый. Эка лихо он своими распоряжается. Те ему подчиняются беспрекословно. Порядок в становище. Во всем порядок.

И стан свой булгары по уму поставили. Санями от леса огородились, а со спины их овражек прикрывает. Сразу ясно — ученые. И нетрудно догадаться, что войско это, а не лихая ватага. С такими не потягаешься. Уж больно их много.

А потягаться хотелось. Видели мы, как вражины полонян плетками стегали. Словно баранов, в середку лагеря сгоняли. Парни молодые и девки в полоне оказались. Били их, кричали громко. Но заметил я, что били не сильно. Оттого, видно, одна полонянка, маленькая, худенькая, в рогожку укутанная, на обидчика с кулаками кинулась. Досталось ей. Двое ратников сразу булгарину на выручку пришли. Оторвали ее от стражника. Швырнули, словно куль, в самую гущу пленников. Опрокинула, падая, она людей. Те на землю повалились. А булгары только гогочут. Радостно им от того, как славяне у их ног в снегу барахтаются. Только чахлый предводитель булгарского воинства на своих заругался сильно. Те и притихли.

Жалко было полонян. Сильно жалко. Я же сам вроде как в полоне нахожусь. И хоть хозяйка моя далеко, все одно: даже на воле себя подневольным чувствую. Потому и хотелось мне своим хоть чем-то помочь. Только что мы вдвоем против силищи такой поделать могли?