Владимир Буров - Семнадцатая карта

— Как женился?

— Да их обвенчали прямо в палате.

— Перед смертью?

— Да, прямо перед смертью.

Они еще выпили. Обнялись и заплакали. Потом запели.

— Черный ворон, что ты вьешься на моею головой? Ты добычи не добьешься. Черный ворон, я не твой. Ты добычи…

— Налей мне тоже.

— А больше ничего не надо?

— Подожди, а это кто сказал? — спросил академик.

— Я ничего не говорил, — ответил доктор.

Тут задрожала могила, на которой они сидели. Из земли высунулась рука и пошевелила пальцами.

— Ну, мне долго ждать? Я хочу выпить.

— Кошмар, надо бежать, — сказал доктор и приподнялся.

— Бежать надо, — сказал академик, — но я не могу. Давай, лучше ей нальем.

— Кому, ей?

— Ну руке.

У них не было третьей рюмки, и академик хотел отдать свою. Но рука отказалась. Она отшвырнула рюмку в пространство между могил.

— У нас нет стакана, — сказал доктор.

— Надо было взять третью рюмку, — сказал академик.

— Надо было, но мы не взяли. Что теперь делать?

Рука опять нетерпеливо пошевелила пальцами.

— Вы что как неживые? Шевелите мозгами.

— А что мы можем сделать в этой ситуации? — сказал док и пожал плечами.

— Может быть, сходить в магазин и купить еще рюмку? — сказал академик.

Рука опять нетерпеливо задергалась. Они решили пить по очереди. Налили, но рука вылила спирт на могилу.

Академик покачал головой.

— Это она. Надо идти за Камю. Спирт моя доченька пить не будет. Она так любила Камю. — И он опять заплакал. Так плакал, так плакал.

Потом вытер слезы и улыбнулся.

— Может быть, она выживет, если хочет выпить?

— Скорее всего, — сказал док. — Хотя это абсолютно ненаучно. Не думаю, что это возможно. Более того: простите, но я этому не верю!

— Как хотите, — недовольно сказал академик. — Я пойду схожу за Камю, а вы пока тут посидите.

— Нет уж спасибо. Вы что? Мне страшно!

— Вот как! Но ведь вы сказали, что не верите в потусторонние вещи.

— В потусторонние вещи? — переспросил пьяный док. — Да, не верю. Но ведь она жива. — Эта рука может задушить меня. — В подтверждение его слов, рука схватила доктора за пищик. Он с трудом отбился. — Вот видите.

— Потому что верить надо в очевидные вещи, — мягко сказал академик. — Ладно. Пойдем вместе.

— Я одна не останусь.

— Как она капризна, — сказал академик и опять заплакал. — Я так ее любил.

— Ну не надо, не надо так печалиться, — сказал док. — Вдруг еще не все потеряно. Вдруг Надя еще жива. Рука-то ведь шевелится. Впрочем, не случилось бы как на Кладбище Домашних Животных. Там все плохо кончилось. Очень, очень плохо. Живые на самом деле оказались мертвыми. Ибо только мертвые хотят убивать живых.

— Это надо записать, — сказал академик.

— Мы сейчас придем, моя дорогая, — сказал академик. И они быстрым шагом двинулись к Торговому Центру.

Уже в магазине они обнаружили, что Надежда с ними Сам Третей. То есть академик берет бутылку и к кассе, а кто-то его трогает так вежливо за рукав и говорит:

— Не эту, папа. Бери с кривым горлышком.

— У меня денег на такую бутылку Камю не хватит, — говорит он машинально.

— Значит, не бери ничего.

Они оба оборачиваются и видят Надю. Платье на ней красное с белыми и черными оборками. Ожерелье из чистого золота на шее. Туфли — белый верх, черный низ — на высоком, очень высоком каблуке. Ноги… великолепные, немного толстые сверху. Как у профессиональной проститутки. Но вот лицо землистое. Можно было заметить даже кусочки чернозема, в который академик когда-то посадил цветы на могиле своей доченьки.

Кассиры и другие, стоявшие тут люди ужаснулись, увидев такое лицо. Но академик сказал:

— Ничего, мы сейчас уйдем. — И добавил на ухо дочери: — Я не беру ничего тогда.

— И не надо. Я все равно не могу пить неворованное.

— Что? У меня уже есть одна кривая бутылка под юбкой. — Возьми просто для отвода глаз коробку конфет. Съедите с доком.

У самой выходной двери к Наде бросился улыбнувшийся нагло охранник. Он был уверен, что задерет юбку этой разнаряженной воровке. Уж и нагнулся он чуть-чуть и руки протянул.

Но тут пол перед ним разверзся, и охранник исчез вместе с Надей.

— Куда она делась? — спросил док.

— Думаю, что она провалилась в могилу, — сказал академик. — Идем быстрее на кладбище.

— Вы думаете, она уже там?

— Уверен.

И точно, дама уже ждала их. И лицо ее было не землистым, как прежде, а красивым. А на шее вместо чистого золота были бриллианты. Это сразу заметил доктор и сказал:

— На вас другое ожерелье.

— Да, — ответила Надя, — брилики лучшие друзья бывших покойников. — И добавила: — Я так счастлива!

Они выпили по рюмке коньяка из кривой бутылки Камю.

— А где ты взяла третью рюмку? — спросил док. — У нас не было третьей рюмки.

— Я сделала ее из головы охранника супермаркета. Больше она оказалась ни на что не пригодна. — Хи-хи-хи.

— Надя, я думаю неприятно смеяться в этой ситуации.

— Но это было так смешно. Голова его съежилась до величины этой рюмочки. Впрочем, замечаний мне делать не надо. Это не положено, папа, как ты не понимаешь?

— По предсказаниям Мелехова ты должна была стать бесполой, но живой, — сказал док. — А ты была в могиле. И скорее всего, с сексом у вас все в порядке.

— Что, хотите проверить?

— Нет, нет, — док замахал руками, — я боюсь. Он помолчал и добавил: — Твоего отца. Ведь ты замужем за Василием Мелеховым.

— А его ты не боишься? — спросила Надя.

— Не-ет! Он погиб в спецлагере.

— Вы уверены?

— Оттуда живыми не возвращаются. А посадили его за тебя. Ты не знала? Его обвинили, потому что ты умерла.

— Но теперь я жива. Его должны отпустить.

— Тебе говорят, живыми оттуда не выпускают! — в сердцах повторил доктор. Ему так хотелось стать вторым мужем этой прекрасной дамы в бриллиантовой оправе. Такая телка!

— Ну что ты на нее пялишься? — спросил академик. — Не боишься? Она же только-только из могилы!

— Я ее люблю!

— Как тебе не стыдно! Если бы ты любил мою Надю, ты бы дал Василию провести его знаменитую операцию.

— А разве я тебе не говорил?

— Что?

— Этот Гермес ее провел.

— То есть, как?

— Так. Он сделал эту знаменитую операцию. Выходит, ее похоронили живой.

— Выходит. Что теперь будет, я даже не знаю.

Доктор совсем спьянел и начал спорить, что Надя выпила больше. Хотя наливали всем поровну.

— Поровну-то, поровну, — сказал доктор, — но у тебя рюмка больше! — добавил он. Так радостно, как будто открыл Постоянную Макса Планка.