Ворон Бури (ЛП) - Кейн Бен

— Видишь?

От Векеля не последовало быстрой шутки, как я мог бы ожидать. Я бы поклялся, что услышал, как он прошептал: «И вот началось».

По коже пробежали мурашки. Я поставил бочонок с медовухой.

Мы перешли на бег, который скоро превратился в спринт. Мадра и Ниалл, решив, что это игра, тоже понеслись вперед, покусывая друг друга и перебегая нам дорогу.

У вала стало ясно, что дым идет от нашего длинного дома или рядом с ним. Лица тех, кого мы встречали, говорили о многом. На бегу я кричал:

— Мой отец, Асхильд — они в порядке?

— Асхильд немного ранена, — крикнул муж старой Инги. — Могло быть и хуже.

К моему страху примешалось недоумение, но, отчаянно спеша домой, я не сбавил шага.

— А мой отец?

— Он еще жив.

«Еще», — подумал я, и тошнота подступила к горлу. Пожалуйста, нет. Я прибавил скорости, словно это могло изменить то, что я найду.

Гуннкель Лысый, чей длинный дом стоял в пятидесяти шагах от нашего, поднял руку в печальном приветствии.

— Рагнфрид с ним. — Это была его жена, знавшая толк в травах, та, что сделала все возможное для моей матери в ее последние часы.

— Что случилось? — крикнул я.

— Приходили воины из клана Холмайн.

«Странно», — подумал я. Клан Холмайн был сюзереном Уи Хонайнг, правителей этих земель, и у них не было особой причины посещать Линн Дуахайлл.

— И?

— Был спор…

Я мог узнать больше потом. Я промчался мимо, бежал так, словно у меня на ногах были крылья.

— Отец!

Ответа не последовало.

Я резко затормозил у открытой двери и вошел, Векель следовал за мной. Асхильд стояла на коленях у постели отца, рядом лежал Ку. Полная Рагнфрид сидела на табурете с другой стороны. Я подбежал, охваченный страхом. Так и есть, они ухаживали за моим отцом. Его глаза были закрыты, а в дыхании слышался зловещий хрип, который мне не понравился. Полумрак не мог скрыть его ужасную серую бледность. Мой взгляд перешел на Асхильд. На ее левом предплечье был синяк, а на щеке — ссадина.

— Пустяки, — тихо сказала она, хотя Рагнфрид поджала губы.

Но отцу было куда хуже, это я понял сразу.

— Как его ранили?

Асхильд указала на его живот.

— Его ударили мечом.

Я должен был увидеть сам. Осторожно подняв руку отца — он не проснулся, — я откинул одеяло. У меня вырвался вздох. Кровь пропитала лен, которым был обмотан его живот. Если я правильно понял, клинок вошел под грудину. Я не был воином, не знал врачевания, но это было и не нужно. Рана была смертельной.

Его веки дрогнули и приоткрылись, губы скривились в подобии улыбки.

— Финн.

— Я здесь, отец. — Я сморгнул слезы.

— Ты принес медовуху?

Несмотря на разрывавшее меня горе, я невольно улыбнулся.

— Да.

— Глоток бы не помешал. — Его глаза снова закрылись.

— Я принесу, — сказал Векель.

Я бросил на него благодарный взгляд.

Я понятия не имел, сколько еще продлится неизбежное. И Асхильд, когда я шепотом задал ей этот вопрос, тоже не знала. Отчаянно пытаясь понять, что произошло, я держал отца за руку и смотрел на сестру.

— Здесь были люди из клана Холмайн, я знаю, но что случилось?

— Лошади понадобилась подкова.

Я нахмурился. Такое у ирландцев еще было в диковинку, но все же случалось. Охотничий отряд, зашедший далеко от дома, а может, посольство. Отец был бы рад помочь, подумал я.

— Замена утерянной подковы не должна заканчиваться убийством.

— Дело было не в подкове, а в дани. — Последнее слово она выплюнула.

Я растерялся.

— Мы внесли наше ежегодное подношение Уи Хонайнг три месяца назад. — Как обычно, железными изделиями.

— Я знаю! — резко ответила она. — Думаю, все началось, когда один из них увидел меч.

— Мой клинок? — Один своенравен, с горечью подумал я, но поступить так, прежде чем я хоть раз им взмахнул, казалось немыслимой жестокостью.

— Начались крики, споры. Я прибежала из длинного дома. Один из них, знатный, захотел меч. Он предложил сто серебряных пенни. Отец сказал, что меч не продается.

«Но это не остановило бы надменного молодого вельможу», — решил я. Я живо представил себе эту картину. Молодой щенок в богатых одеждах, свысока глядящий на моего отца, пока его подхалимы хохочут и лебезят. Его взгляд падает на меч. Он берет его, восхищается рукоятью из слоновой кости и серебряной отделкой ножен, а затем ахает, увидев качество клинка. И удивляется, когда мой отец отказывается от ста серебряных пенни — огромной суммы.

— Почему отец не дал ему забрать меч? — прошипел я. У нас была бы гора серебра, мог бы я добавить. Наш отец не умирал бы, а я, быть может, как-нибудь вернул бы себе клинок.

— Думаю, он предложил бы и больше, но тут он заметил меня. — Асхильд залилась краской.

У меня все внутри сжалось.

— Он, он… — Я не мог выговорить эти слова.

— Нет. Он грубо схватил меня, но я влепила ему пощечину, псу, и он отпустил. Один из его людей вцепился в меня, так я ударила его в живот. Я бы осталась, дралась бы, но отец закричал, чтобы я бежала. Я и побежала, до самого дома Диармайда. — Она опустила голову. — Это моя вина, Финн. Мне нужно было остаться.

Я все понял. Взбешенный тем, что Асхильд сбежала, оскорбленный тем, что отец не взял его денег, вельможа выместил злобу, пустив в ход меч. Но сестра не была виновата. Я погладил ее по руке — жалкая попытка исправить случившееся ужасное зло.

— Нет! Если бы ты осталась, у меня был бы не только умирающий отец, но и… — Я яростно подавил подступившее горе и сказал себе, что сделано, то сделано. Теперь моя цель была ясна, как быстрый горный ручей. В тот миг, когда отец умрет, я отправлюсь мстить. Кровь за кровь, как говорится, жизнь за жизнь. И меч — я должен его вернуть. — Мне нужно имя.

— Клан Холмайн… — Глаза отца открылись, но взгляд был расфокусирован. Дыхание стало еще слабее.

— Да, отец. — Асхильд я сказал: — Мне нужно его имя.

— Кормак. Я слышала, как один из них назвал его Кормаком.

В голове завертелись дикие мысли.

— У Маэла Сехнайлла Мора, верховного короля Эриу и главы клана Холмайн, есть сын по имени Кормак.

— Я знаю, — прошептала Асхильд.

Вельможа такого ранга был бы недосягаем. «Пусть это будет не он», — молился я, хотя нутро подсказывало обратное.

— Это был он?

— Думаю, да.

Шансов убить сына Маэла, решил я, у меня было не больше, чем одолеть Одина в поединке. Но это не значило, что я не попытаюсь. Убийство моего отца не могло остаться без ответа. Как и нападение на сестру, и кража дарованного богом клинка.

Вскоре вошел Векель, тяжело дыша, с бочонком медовухи в руках. Отец пришел в себя настолько, чтобы немного выпить. Он улыбнулся и сказал, что мы хорошие ребята.

— Присмотри за ним и его сестрой, — сказал он Векелю. Мой друг, с лицом, искаженным от горя, поклялся, что сделает это. Удовлетворенный, отец закрыл глаза.

Больше он их не открывал, хотя и продержался до рассвета. Он ушел мирно, и на том спасибо. Я сидел с сухими глазами, пока рядом остывало его тело, и думал, как моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я пошел перегонять скот, напился в монастыре, а вернулся домой и нашел отца убитым.

Асхильд тоже не спала всю ночь. В отличие от меня, она плакала, но взяла себя в руки быстрее. Она разожгла огонь, согрела котел с водой и, сняв с отца одежду, бережно омыла его тело. Ку лежал рядом с ней, тише обычного — он все понимал.

Я смотрел на Асхильд, оцепеневший, холодный, мой взгляд был прикован к мокрой, сочащейся красным ране на животе отца. Большая часть меня проклинала тот день, когда я нашел меч, и жалела, что не оставил его ворону Одина, но крохотная, протестующая частичка кричала, что это не могло быть всем, что задумал бог. Я коснулся амулета, ища поддержки.

— Мы должны послать за священником, — сказала Асхильд.

— Зачем? — мой голос был тверд.

— Чтобы он мог быть похоронен по-христиански, — спокойно ответила она.

Я встрепенулся.