Черная книга - Александр Григорьевич Домовец

class="p1">— А чтобы ты окончательно успокоился и не трепыхался, открою тебе: нашему с Англией союзу — быть, — произнёс Николай величественно. — Так решили мы с Джорджи. А любые препятствия на пути к союзу будут уничтожены. Смотри!

С этими словами он сгрёб рукопись в охапку. Мягко ступая по персидскому ковру, подошёл к угловому камину, разожжённому несмотря на тёплый летний день. Швырнул документ в огонь. Я вздрогнул и сделал невольное движение… но что оно могло изменить?

— Ясно теперь? — спросил Николай, не отрывая глаз от листов ин-кварто, гибнущих в огне.

— Уж куда яснее, — откликнулся я угрюмо.

Николай вернулся за стол.

— Между прочим, про эти записки мне написал именно Джорджи, — сообщил он. — Мы договорились, что никаких палок в колёса нашему союзу не потерпим. Вот это, — добавил высокопарно, указывая на догорающую рукопись, — жертвоприношение на алтарь британско-российского братства. Смирись, Сандро.

Стоп! Я поднял голову.

— А Джорджи о мемуарах Палена и угрозе их публикации узнал, разумеется, от своей «Интеллидженс сервис»? — спросил небрежно.

— От кого же ещё?

Я саркастически засмеялся.

— Браво, Ники! Два года назад ты принял звание британского адмирала. Сегодня твои решения подсказаны английской секретной службой. А что завтра? В России появится британский управляющий?

Ударь я его по лицу, он вряд ли побледнел бы сильнее.

— Чтобы добыть эти записки, англичане руками своих эсеровских холуев отправили на тот свет массу людей во главе с твоим биографом профессором Себряковым, — продолжал я наотмашь, не давая себя перебить. — Не веришь мне, так запроси материалы следствия! Ты в дурной компании, Ники…

— Замолчи!..

— А впрочем, не переживай. На что только не пойдёшь, лишь бы заключить пакт с великой Британией! На что только глаза не закроешь!

Я всё сказал, а он всё услышал. И мне вдруг стало крепко не по себе. Желание уничтожить меня светилось в его взгляде с пугающей ясностью.

— Твоё счастье, Сандро, что времена изменились, — сказал Николай тускло, доставая платок и отирая лоб. — При Петре или Анне за десятую часть своих слов ты бы уже харкал кровью на дыбе. И поважней тебя людям головы рубили…

Он встал и приблизился ко мне. Я тоже поднялся. Лицом к лицу — так и стояли, меряя друг друга тяжёлыми взглядами.

— Впредь я запрещаю называть меня по имени, — наконец произнёс Николай. — Кончился для тебя Ники. А ты мне больше не Сандро. Уходи!

Спасибо, что не «Убирайся»…

— Слушаюсь, ваше императорское величество! — отчеканил я.

И, чётко развернувшись, покинул кабинет чуть ли не строевым шагом.

Ах, бедный недалёкий Николай… Было ему невдомёк, что возможность напечатать уничтоженные записки Палена у меня всё же оставалась. И если не в России, так за границей. Но разве дело только в них? Изначальный замысел публикации был намного шире и глубже. И лишь покойный Себряков мог его воплотить. С гибелью профессора дерзкая попытка изменить роковой ход событий фактически провалилась. И с новой силой мной овладело ощущение, что наш поезд, набирая ход, мчится к обрыву.

Господи, спаси Россию и нас, в ней обитающих…

Дмитрий Морохин

Утром Кирилл Сергеевич привычно вошёл в кабинет, и я радостно поднялся ему навстречу. Сотоварищ, как всегда, выглядел бодрым и подтянутым. Только глаза у него были невесёлые, усталые, что ли.

— А я, собственно, пришёл попрощаться, — огорошил он, пожимая руку.

— Как так?

— Да уж так. Снова переводят на Дальний Восток, а приказы, знаете ли, не обсуждаются. Завтра и уезжаю. Но сначала в Москву, с Сашкой повидаться. Чувствую, теперь не скоро встретимся…

Ну да, у него же в Москве сын… Я огорчился. За месяц, что длилось расследование, я очень привык к этому надёжному и сильному человеку. Понятно, что у него своя служба, но в столице мы, по крайней мере, могли бы время от времени общаться, а так…

— Судя по вашей записке, за время моего отъезда случились какие-то события? — спросил Ульянов, усаживаясь напротив и доставая портсигар.

— А у нас что ни день, то события…

Я рассказал ему о разговоре со Спиридовичем, не исключая неожиданное предложение занять кресло покойного Говорова.

— Великолепно, — оценил сотоварищ. — Рад за вас и за дело рад. Когда бы на высоких постах всегда находились умные талантливые и порядочные люди… не будем показывать пальцем на Дмитрия Петровича… Россия бы сильно выиграла.

— Да это ладно, — сказал я, махнув рукой (хотя, не скрою, комплимент Ульянова лёг на душу приятной тяжестью). — Вы лучше вот что скажите… — Помедлил. — Вы ведь записки Палена сфотографировали?

Ульянов усмехнулся.

— Конечно, — подтвердил спокойно.

— Зачем?

— Чтобы на всякий случай осталась копия. Но вы правы, теперь, можно сказать, ни за чем.

— Загадками говорить изволите, Кирилл Сергеевич, — произнёс я со вздохом. — Вы же не себе в архив эту копию приготовили?

Ульянов не ответил. Заметно было, что сотоварищ о чём-то напряжённо думает, чуть слышно барабаня пальцами по столешнице. Впрочем, игра в молчанку длилась недолго.

— Не хочу я больше ничего от вас таить, Дмитрий Петрович, — наконец сказал Ульянов медленно, словно колеблясь. Провёл рукой по лицу. — Разрешения откровенничать с вами нет, ну и ладно. Возьму грех на душу. Знаю, что на вашу порядочность можно положиться, и конфиденциальные сведения останутся при вас. Хотя кое о чём я с вами уже обиняками говорил, а о чём-то вы с вашей проницательностью и сами наверняка догадались.

— Вы имеете в виду план опубликовать записки Палена? — спросил я с интересом.

— Я имею в виду план опубликовать «Чёрную книгу», — уточнил Ульянов.

Кирилл Ульянов

Морохин нахмурился.

— Что такое «Чёрная книга», Кирилл Сергеевич? — спросил с недоумением. — Уж очень название какое-то… мрачное.

— Да уж не мрачнее содержания, — возразил я. — По мысли авторов плана, «Чёрная книга» — это своего рода досье. Энциклопедия многовековых подлостей и прямых преступлений Англии против России в хронологической последовательности и с историческими комментариями. Записки Палена должны были войти в книгу важной частью, но содержания далеко не исчерпывали.

Судя по лицу Морохина, он пока не очень понимал.

— А кто вообще придумал эту затею? — спросил осторожно.

— При дворе сложилась группа высокопоставленных лиц, которые из государственных и патриотических соображений не разделяют курс императора