Убей фюрера, Теодор - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

лихорадочно искать выход, пока Германию не поставили на колени. Но ясность ума покидает его в присутствии вождя. Гиммлер вновь заражается уверенностью в сакральной сущности главнокомандующего, горит желанием следовать за ним в огонь и в воду, словно натрескавшись панцершоколада – вонючего эрзаца без капли какао, зато с бодрящей примесью наркотиков.

– Я понимаю ваш скепсис, коллега, – настаивал гестаповец. – У нас нет другого пути, мы не имеем влияния на фюрера. Только через Гиммлера, это наша единственная возможность. Если задумаете какую-то операцию в духе «ликвидации первых лиц», предупреждаю – на меня не рассчитывайте.

После ухода Шелленберга Мюллер прослушал запись. Конечно, реплики прозвучали смелые, но впрямую использовать проволоку для шантажа не выйдет. Со своей стороны Шелленберг сделал чёткий вывод: Мюллер не против устранения фюрера ради спасения Германии и не будет препятствовать заговору, но не станет в нём участвовать, пока не определится победившая сторона. К ней и примкнёт.

Фон Валленштайн собрал всё, что накопил человеческий опыт в ликвидации государственных лидеров, от убийства Юлия Цезаря до отравления лояльного фюреру болгарского царя Бориса. Рецептов масса, выбирай самый подходящий.

В рейхе было выявлено и обезврежено несколько британских разведгрупп. Действующих, без сомнения, осталось намного больше. В числе прочего они интересовались охраной и передвижениями фюрера.

Ползли упорные слухи о брожениях в генералитете. Выражали недовольство бывшие крупные начальники, с треском снятые за просчёты, – Гальдер, фон Бок и другие, явно зрел заговор генералов.

В приватной беседе Гиммлер и Шелленберг договорились держаться подальше от заговорщической возни и не предпринимать никаких собственных шагов. Вокруг фюрера сжималось плотное кольцо, если Гитлеру суждено погибнуть, так тому и быть.

Глава 19. Греция

Сэр Колдхэм назвался вымышленным именем и с иронией смотрит в глаза: нам-то с тобой, надеюсь, для общения рекомендации не нужны. Маркиза сопровождает полковник Трасивулос Цакалотос, личность мрачная и молчаливая. Он представляет греческие войска, лояльные британцам, при этом власть на освобождённой территории принадлежит ЭЛАС – Народно-освободительной армии Греции. То есть коммунистам, чьи симпатии на стороне Москвы.

Греческий узел к лету сорок четвёртого вселил в Шелленберга надежду на раскол в стане союзников. Он точно знает, что Греция по секретному тегеранскому соглашению отдана в британскую зону влияния. При этом уверяет меня, что Сталин не упустит лакомый кусок на юге Европы, если местные его преподнесут в откушенном и прожёванном виде. Впервые между Советами и Британией наметился серьёзный конфликт. Гиммлер и часть генералитета вермахта вздумали уцепиться за эту возможность, чтобы завести перед Черчиллем старую пластинку о совместной борьбе с русскими.

Я в Греции третий день и чувствую странную расслабленность в здешней духоте, отъедаюсь экзотическими для рейха фруктами и сыром. Несколько часов загорал. Даже боевые действия между ЭЛАС и немецкими частями идут как-то вяло, чисто по-гречески. Мне рассказали о тяжких кровопролитных боях, но в сравнении с акциями Тито в Югославии или «рельсовой войной» белорусских партизан они выглядят… Как сказать, чтоб не обидеть? Немасштабно.

Успехи греков объясняются просто. Немцы не держатся за юг Балкан и готовы отступить на север для защиты Венгрии и Румынии от Красной армии.

Здесь, недалеко от Афин, занятых вермахтом, англичанин чувствует себя вполне спокойно. Одет в британскую военную форму без знаков различия. Я в штатском, как и переводчик полковника Цакалотоса, носатый грек с близко посаженными мелкими глазками. Полковник – единственный участник встречи, кто не знает английского. Майор Клемпер из штаба германского командования в Греции разговаривает свободно, на маркиза и двух греков глядит отчуждённо. Будь его воля, приказал бы арестовать и поставить к стенке этот интернационал.

Маркиз предлагает график отвода частей вермахта на север с тем, чтобы избежать столкновений с высаживающимися на континенте британскими войсками. Говорит, сэр Черчилль изволит гневаться, что освобождённые земли удерживают коммунисты, а не союзники Британии. Переводчик синхронно бубнит по-гречески, Цакалотос качает носатой головой. Он здесь вообще ради мебели – что ему прикажут, то и выполнит.

– Позвольте спросить, – обращается ко мне Колдхэм. – Вы представляете СС? Лично Гиммлера?

Ну вот, в присутствии армейского штабиста я расскажу про антигосударственный заговор.

– Определённую группу, действующую исключительно в интересах рейха. Если мы с вами выработаем приемлемые условия, группа рассчитывает получить согласие руководства Германии. Не возражаете, сэр, обсудить это с глазу на глаз?

Он не возражает. Мы остаёмся наедине, впервые с тридцать девятого. Предлагаю выйти в сад. Там точно никто не помешает. В том числе – встроенные микрофоны.

Сады здесь огромные. Тянутся вдоль горных склонов и спускаются к морю. Вижу, маркиз тоже наслаждается, в лондонском климате такого не бывает. Оливы, апельсины, персики, гранаты… На кой дьявол этому райскому уголку война?

– Вы изменились, Вольдемар.

– Нет, сэр Чарльз. Обстоятельства изменились, я – нет.

– Что же… Как она?

– Скучает безумно. Могу, наконец, вывести её в Швецию?

Умалчиваю о главном: так называемый родственник угрожает её убить, если выйду из повиновения. Иначе Колдхэму придётся узнать слишком много.

– Нет! – он сбавляет шаг, будто оступившись. – Управление специальных операций запретило. Особенно сейчас, в финальной фазе. Не желают, чтоб у гестапо возник повод для подозрений.

– А они отдают себе отчёт, что связывают мне руки?! – становится невыносимо душно, сладкие запахи фруктового сада кажутся приторными до ядовитости. – Неужели не понимают, какой кошмар начнётся в первые дни после покушения, удачным оно будет или нет!

– Идёт война, ради победы рискует каждый. Погибают многие, чтобы другие жили в счастливом послевоенном мире.

– Демагогия! – я добавляю пару непечатных фраз, культурный джентльмен не противится. – Им легко трепать языком, попивая грог в кабинетной тиши. Рискуют полевые агенты. Но почему Элен годами должна сидеть в заложниках?

– Вы навещаете её?

– Да, теперь довольно часто, раз в две или три недели.

Мы снова бредём меж деревьев, ухоженных кое-как. И без того благодатная природа Эллады щедро награждает греков всем чем может.

Каждая встреча с моей маленькой леди – настоящий праздник. Мы много разговариваем, её просто разрывает на куски от желания высказать накопившееся. Хозяевам пришло извещение о гибели старшего сына под Харьковом, младший служит где-то в Италии. Безногий отставник гонит отвратительное пойло и не просыхает.

Дорогу в бомбоубежище Элен выучила до последней трещинки. От Магдебурга не осталось и половины. Ночью налетают американцы, днём гвоздят бомбардировщики РАФ. Англичанам невдомёк, что далеко внизу, под бетонными сводами, вздрагивает от близких взрывов их соотечественница. А знали бы, ничего бы не изменилось.

Каждое расставание с Элен – словно надрез тупой и ржавой ножовкой. Мы знаем, что проклятый рейх трещит как орех, стиснутый с Востока, Юга и Запада. Мы внутри этого ореха и будем задавлены вместе с фюрером, генералами, солдатами, нонкомбатантами. Последний поцелуй перед прощанием отравлен страхом, увидимся ли снова… Или будем как щепки разбросаны в водовороте умирающей империи.

– Как развивается заговор военных? – голос маркиза возвращает меня из руин Магдебурга в Грецию.

– Слишком хорошо. Слишком – потому что много вовлечённых лиц, неизбежны утечки. Но иначе нельзя, они хотят немедленно парализовать СС и взять под контроль армию.

– Мы не вмешиваемся и не отменяем собственную операцию. Гитлер непременно должен умереть до осени. Если промахнёмся, то очередь ваших генералов.

На них, как я понимаю, Лондону наплевать. Неожиданная смерть фюрера от пули британского снайпера смешает планы заговорщиков, аресты верхушки – Бормана, Риббентропа, Геббельса, Геринга, Гиммлера – могут сорваться.