Денис Субботин - Ларец Самозванца

— Это верно, не побежим! — поддержал его Прокоп. — Так что ты решил, господин?

— Зарина! — всё ещё пробуя необычное для русского имя на язык, окликнул он девушку. — Посмотри мне в глаза!

С самым независимым выражением на лице, какое только смогла изобразить, Зарина послушно подняла на него взгляд.

— Если ты лжёшь мне хотя бы в мелочи, кара твоя будет ужасна! — тихо, и оттого ещё более страшно и внушительно сказал ей сотник. — Если нас ждёт засада, если ты попытаешься завести нас в болото, ты будешь казнена. Но не надейся на лёгкую смерть. Перед тем, как убить, я отдам тебя своим молодцам. А уж они постараются, чтобы ты продержалась подольше!

Не без удовольствия он заметил, что живые краски схлынули с её лица.

— Ты поняла? — удовлетворённый результатом, спросил Кирилл. — Вижу, поняла! Ну что ж, тогда жди. Мы собираемся!

— Выступаем, господин? — уныло спросил Прокоп.

— Выступаем! — подтвердил Кирилл. — Час даю вам, на всё! И так уже не утро на дворе. Ночью по лесу ходить — себя не любить! Шагин, Прокоп, вы — задержитесь чуток.

Оба его холопа, растерянно переглянувшиеся, покорно вернулись на свои места за столом.

— Что случилось, господин? — тревожно спросил Прокоп. — Ты прямо сам не свой!

Кирилл, однако, не ответил. Он задумчиво поигрывал ножичком, постукивая лезвием по столешнице. Лицо было даже не мрачным — до скукоты спокойным. Знающим боярского сына Кирилла Шулепова людям достаточно было одного взора на такое его лицо, чтобы понять: дела не просто плохи — невыносимо плохи.

— Ну, подумаешь, воры! — фыркнул Шагин. — Господин, да мы этих воров…

— Шагин! — резко сказал Кирилл, одним только тоном, столь несхожим с тем, которым они обычно разговаривал со своим верным слугой, оборвав его разглагольствования. — Ты что, белены объелся, Шагин? Какие воры, когда под рукой этого воробья…

— Ворона, господин… — перебил его Шагин, хищно ухмыльнувшись.

— …Когда под рукой этой Вороны несколько сот головорезов разгуливает! Слышал, что тебе сказали? Ляхов почти сотня шишей захватывала… Не так этот Гусь прост…

— Ворон, господин! — равнодушно поправил криво ухмыльнувшийся Прокоп. — Ворон его имя! Думается мне, ты — прав. Воевода здесь, я слышал, не самый слабый стоял, дело своё добре знал. Однако — отступился, и за стены городские не выглядывает. О том — говорено немало. Ишь, староста как жаловался!

— Староста… — задохнулся Кирилл гневом. — Да я этому козлу седобородому все его патлы повыдираю, да горшок с собачьим дерьмом на лысину надену! Скотина! Изменщик! Сначала шишей привадил, потом ляхов приветил…

— А что он мог, коли его государевы люди без защиты оставили? — рассудительно возразил Прокоп. — Ты, господин, из благородных, тебе проще. Вот я — из крестьян, так я знаю, каково это, когда до воеводы далеко, а до лесу близко, когда стрельцов не дождёшься, а шиши всяко разные под боком! Спаси Бог от такого! Нет, староста если и виноват, то только в благоразумии. Не пожелал он помирать, смирился. А что до ляхов… Много они там спрашивали: можно, нельзя! Вошли в село, вот и вся недолга. Ты мне скажи, чего ты так возгорелся их спасать? Неужто только из-за ларца?

— Там — грамоты самозванца! — сурово ответил Кирилл. — И меня за ними не боярин Совин послал — Государь! И — князь Михайла!.. Для князя Михайлы Васильевича я за этими грамотами в ад спущусь! На седьмое небо поднимусь!

— Не богохульствуй, господин! — сурово одёрнул его Прокоп, к таким вещам строгий. — А впрочем… Ты, наверное, прав, коли так. Негоже нам, русским воям, от дела, царём порученного, отрекаться. Да и бабу-дуру, ляшским прелюбодеем соблазнённую, надлежит мужу возвернуть! Ишь, куда загуляла — на Польский рубеж!

— Да уж… — процедил Шагин. — Если ей столько же, сколько её служанке…

— Она молода! — коротко кивнул Кирилл. — Чуть постарше, пожалуй.

— Хороша собой? — заинтересовался Прокоп, озорно сверкнув глазами.

— Я не видел! — пожал плечами сотник. — Муж… Боярин Илья, мне не сообщил. Впрочем, будь его жена уродлива или стара, вряд ли он стал бы так убиваться! Думаю, обошлось бы тем, что он обратился бы к патриарху Игнатию, да попросил его развода. В крайних случаях это возможно… А впрочем, какая нам разница: красива она, или нет! Меньше чем через час мы выступаем! Готовьте наших людей!

Прокоп и Шагин, переглянувшись, встали. Кажется, разговор был закончен.

5

В дремучем лесу темнело рано, и Яцек на себе ощутил все прелести вечерней жизни такого огромного, наполненного самой разнообразной живностью леса. Час назад «расставшись» с шишами — проследив их до самого их гнездища, Яцек всю обратную дорогу бежал, сломя голову, назад. Ему всё время казалось, что его преследуют, меж лопаток угнездилось и никак не хотело исчезать ощущение злого взгляда, чесалось…

— Мама! — шептал Яцек, спотыкаясь и вставая, снова бросаясь бежать, снова спотыкаясь. — Мама… Мамочка!

Единственной его надеждой спастись от лютого ворога, несомненно, желавшего его смерти, были Зарина и Марек. Сейчас он совершенно не задумывался о том, что лезло ему в голову всего два часа назад. Какая ревность, право!.. Более всего сейчас хотелось увидеть наглую рожу Марека, сочувствие пополам с насмешкой в глазах Зарины… Да что угодно, лишь бы они были рядом!

На их поляне никого не оказалось. Пустая поляна, брошенные в беспорядке вещи, которые разбойники не сочли достаточно привлекательными, стойкий запах крови и грязных бинтов…

— Марек! — робким полушёпотом позвал Яцек приятеля. — Зарина!

Ни тот, ни другая, разумеется, не откликнулись. Более того, непохоже было, что они хотя бы приближаются. Лес был полон звуков, но все они казались слишком жуткими, враждебными Яцеку.

— Всё! — со слезами выкрикнул юноша, со всей дури плюхаясь тощей задницей на землю. — Всё, жрите! Жрите, терзайте… даже защищаться не буду!

Он лёг ничком, чтобы даже не видеть тех чудищ, что, несомненно, уже подбираются к нему. Зажмурил глаза. И сам не понял, как заснул… Ему снилась Зарина, идущая к нему навстречу в одних только шальварах. Маленькие её груди с двумя острыми вишенками сосков на вершинах, дерзко торчали вперёд и чуть в стороны, а улыбка её сулила Яцеку массу удовольствий… когда она дойдёт. Но вот она дошла, и Яцек уже мог различить мельчайшие детали её изумительно красивого тела.

— Ишь, разоспался! — голосом Марека сказала ему Зарина, и Яцек нехотя вынырнул из сна.

— Проснулся? — Марек веселился, глядя на него с высоты рослого красавца-жеребца, совсем не похожего на его прежнюю коняшку. — Ты так сладко чмокал во сне, словно с девкой целовался… Что тебе снилось, тихоня?