Роман Белоусов - Кровавая карусель

В конце февраля 1821 года в Яссах, в церкви Трех святителей, митрополит освятил знамя восставших и меч Ипсиланти. И вслед за этим во все стороны полетели напыщенные прокламации «безрукого князя» (он потерял правую руку в 1813 году под Дрезденом), призывавшие соотечественников к оружию. В этих же листках князь извещал о том, что повсюду братья и друзья на Балканах с оружием в руках ожидают и готовы поддержать освободителей. «Европа удивится доблестям, — патетически заявлял Ипсиланти, — а тираны, трепеща и бледнея, избегут от лица нашего…» В конце своих прокламаций князь всякий раз многозначительно намекал на некую великую державу, которая будто бы «одобряет сей подвиг великодушный». Едва ли кто сомневался, что глава повстанцев намекал на Россию и ее помощь восставшим. Однако, если даже Ипсиланти искренне верил в то, что русские войска вмешаются и выступят против турок, он, не имея на то достоверных данных, мягко говоря, легкомысленно вводил в заблуждение своих сподвижников. Русский царь и не помышлял им помогать, усмотрев в их действиях те же цели, что ставили перед собой и участники Пьемонтской революции.

Однако призывы Ипсиланти возымели свое действие. Заволновались греческие общины Одессы и Кишинева, даже в Москве патриоты вносили деньги на правое дело. А вскоре группами и в одиночку потекли в войско Ипсиланти волонтеры, готовые сразиться с ненавистными поработителями. Из одной Одессы отправилось тысяча пятьсот греков. Кто на подводах, а иные пешком, одетые в красно-синие безрукавки, в шароварах и цветных кушаках, волонтеры двигались по дорогам Бессарабии, оглашая степь словами гимна, написанного Констандиносом Ригасом — поэтом и революционером, казненным турками лет за двадцать до этого. Судьба этого греческого патриота была хорошо известна А. С. Пушкину, как и его пламенные стихи:

Воспряньте, Греции народы!День славы наступил.Докажем мы, что грек свободыИ чести не забыл, —

пели добровольцы, направляясь в лагерь восставших. Многие из них, писал А. С. Пушкин, отбывавший южную ссылку в Кишиневе и ставший невольным свидетелем событий, «распродали за ничто» свое имущество, накупили сабель, ружей, пистолетов и присоединились к войску Ипсиланти. Восторг умов дошел до высочайшей степени. И вот под знаменем Ипсиланти семь тысяч человек!

То же, что и в Одессе, происходило и в Кишиневе. С той, пожалуй, лишь разницей, что этот город стал, как мы бы теперь сказали, прифронтовым. Тут находились тайные склады оружия и боеприпасов, здесь окончательно формировались и обучались отряды добровольцев, отсюда переправлялись они через границу.

Сюда же вскоре потекли и первые беженцы с той стороны Прута, встревоженные восстанием. И вскоре создалось положение, когда карантин в Скулянах не поспевал пропускать поток беженцев, число которых все возрастало и достигло нескольких тысяч.

В эти первые недели выступления Ипсиланти, казалось, ни у кого не было сомнения в успехе дела греков. Командир дивизии, стоявшей в Кишиневе, впоследствии декабрист, М. Ф. Орлов так отзывался о своем друге Ипсиланти: «Тот, кто кладет голову за отечество, всегда достоин почтения, каков бы ни был успех его предприятия». Почти в тех же словах писал о нем и Пушкин: «Первый шаг Александра Ипсиланти прекрасен и блистателен. Он счастливо начал!»

В те дни Греция была символом борьбы за свободу. Горячее сочувствие Пушкина справедливому делу греков выразилось в стихотворениях «Гречанка верная! не плачь…», «К Овидию», «В. Л. Давыдову», в заметке об Ипсиланти и одном из его сподвижников Пендалеке, в дневниках, в письмах.

Приблизительно к этому же времени относятся и замыслы поэта написать поэму о гетеристах, в том числе об отважном Иордаки Олимпиоти. Но почему, однако, о нем, а не о самом Ипсиланти, поначалу так восхищавшем поэта? В том-то и дело, что со временем Пушкин изменил свое отношение к руководителю восставших. Отдавая должное личной его храбрости, он — как, впрочем, и многие другие — начал понимать, что тот не имел свойств, нужных для роли, за которую взялся так горячо и так неосторожно.

Тогда-то поэт и обратил свое внимание на истинных героев восстания, тех самых, кого к тому времени Ипсиланти бросил на произвол судьбы и, бежав с поля боя, проклинал, называя ослушниками и трусами. «Эти трусы и негодяи, — заметит позже Пушкин, — большею частью погибли в стенах монастыря Секу или на берегах Прута, отчаянно защищаясь противу неприятеля вдесятеро сильнейшего».

Среди тех, кто бился до конца, был как раз и Иордаки Олимпиоти.

После того, как в жестоком сражении при Драгошанах полег цвет войска Ипсиланти (в том числе, полностью погибла «Священная дружина» — личная гвардия князя из молодых греков, а сам он бежал в Австрию), остатки его армии продолжали отчаянно сопротивляться. Часть из них засела в монастыре Секу во главе с Иордаки. Огромные силы турок окружили монастырь. Участь его защитников была решена. И когда под мощными ударами рухнули стены и турки хлынули в монастырь, Иордаки с последними, оставшимися в живых, его защитниками укрылся на колокольне. Чтобы не попасть в руки турок, он поджег бочку с порохом и взорвал себя вместе с ворвавшимися врагами.

Так погиб один из героев Гетерии. Другие сложили головы на берегу Прута, под Скулянами, — в последней битве повстанцев.

Сражение под Скулянами — одно из самых ожесточенных — нарисовано Пушкиным в его повести «Кирджали» столь подробно, с такими деталями, что невольно задаешься вопросом: откуда поэт мог узнать все это? Тем более, как он сам признавался, бой этот тогда никем еще, кажется, не был описан. Повесть А.Вельтмана «Радой», где приводится рассказ о битве, содержит ряд интересных и ярких зарисовок событий и характеров гетеристов, с которыми, кстати, автор, будучи в одно время с Пушкиным в Кишиневе, был знаком лично. Однако появилась эта повесть в 1839 году, пять лет спустя после того, как увидело свет сочинение поэта. Встречается описание героической обороны при Скулянах и в анонимном произведении «Возмущение князя Ипсиланти в Молдавии и Валахии в 1821 году». Но едва ли оно было в то время многим известно. Документ этот был обнаружен в архивах только в наше время. Писатель Л.Большаков рассказал об этой рукописи, истории ее находки и возможном авторе в книге, которую назвал «Отыскал я книгу славную…», считая ее первым в мире исследованием по истории Гетерии.

Пушкин описывает, как семьсот человек греков, болгар, албанцев и представителей других народностей героически сражались против значительно превосходящих сил неприятеля — нескольких тысяч турецких конников. Тем не менее неравный бой длился несколько часов и продолжился на другой день. Поначалу потери турок были огромными — до тысячи человек, меж тем как из гетеристов было ранено всего тридцать. Отряд их прижался к берегу Прута и выставил перед собой две маленькие пушечки. Но скоро положение горстки храбрецов стало отчаянным. Часть была перебита, другие ранены и успели переправиться на русский берег. Оставшиеся в живых бросились в стремительное течение реки и погибли в его водоворотах, иные были убиты турецкими выстрелами, направленными с берега…