Война Кортни - Уилбур Смит

не поверят, - сказал Шаса. “Мы договорились, что грузовой корабль, направляющийся в Луанду в португальской Анголе, возьмет тебя на борт в качестве пассажира за наличные. Оттуда ты можешь сесть на корабль до Лиссабона. Ты будешь там к концу месяца.”

“Это замечательно, большое спасибо! Шафран перегнулась через стол и поцеловала Шасу в лицо. “Какой ты замечательный кузен, - сказала она, прежде чем подняться. “Не слишком ли много ты хочешь узнать о документах, удостоверяющих личность Марлиз?”

“Вовсе нет, - ответил Шаса. Он порылся в куче бумаг на проволочном подносе на своем столе и вытащил большой конверт, который передал Шафран.

“Открой его . . . Ты найдешь свидетельство о рождении Марлиз Кристиан Марэ, подлинное и доказательство против любого расследования . . . пока кто-нибудь не догадается спросить, есть ли у нее свидетельство о смерти. Кроме того, у нас есть подлинный южноафриканский паспорт на ее имя, но с твоей фотографией, и почти подлинный бельгийский паспорт, выданный их южноафриканским консульством.

“Итак, - заключил Шаса, - у тебя есть почти все, что нужно.”

- Остался только Ван Ренсбург.”

“Ах да, - сказал Шаса с ухмылкой человека, который припрятал в рукаве последнюю хорошую новость. - “Думаю, нам удалось раздобыть для тебя то, что тебе нужно. Юридический факультет Университета Претории устраивает ужин и танцы для своих бывших выпускников. Прошло уже двадцать лет с тех пор, как Ван Ренсбург принимал там своих хозяев, и он принял приглашение.”

Шаса выдвинул один из ящиков стола и достал оттуда кусок белой карточки, покрытой тисненой медной печатью. “Это твой стиффи, приглашающий тебя в гости на юридический факультет. Да, дорогая Золушка, ты поедешь на бал!”

•••

Через несколько дней Шафран была уже в августовском зале Преторианского университета. Переполненная комната наполнялась низким гулом самомнения и иногда более высоким регистром женского одобрения. Вскоре после того, как был произнесен последний послеобеденный тост и оркестр приготовился начать первый танец, Шафран обратила внимание на Йоханнеса Ван Ренсбурга. Как охотник, готовящийся к выстрелу, она шагнула к нему через банкетный зал. Она была одета в черное вечернее платье без бретелек, которое демонстрировало ее прелести в манере, которая заставила многих пожилых, более консервативных гостей женского пола шипеть с неодобрением, хотя их мужчины, казалось, находили меньше недостатков. Для Шафран это была небольшая миссия сама по себе и репетиция более серьезных испытаний, которые предстояли. Впервые в жизни она играла роль и хотела, чтобы все было правильно.

Жена Ван Ренсбурга исчезла вместе с двумя другими женщинами, сидевшими за их столиком. Шафран решила, что все трое скоро уйдут, пока они будут стоять в очереди в туалеты, пользоваться ими, приводить в порядок свои лица и заканчивать сплетничать. Ван Ренсбург сидел в одиночестве, курил сигарету и потягивал бренди. Он выглядел как человек, наслаждающийся своим временным одиночеством.

Прости, Бастер. Боюсь, что для вас больше не будет мира и покоя.

- Извините меня,- начала Шафран резким, высоким голосом, который любой южноафриканец узнал бы как жалобный стон привилегированной женщины - члена британской общины страны. “Вы тот самый Ван Ренсбург?”

Ван Ренсбург на секунду закрыл глаза, словно прося Бога дать ему силы. Затем он поставил стакан на стол, затушил сигарету и встал, потому что в присутствии дамы ему было трудно усидеть на месте.

- Йоханнес Ван Ренсбург к вашим услугам, мадам, - сказал он по-английски с сильным африканским акцентом. Ему было около сорока пяти, он был довольно высок и держал голову высоко, с видом самодовольства. - Могу я спросить, к кому имею удовольствие обращаться?”

- Петронелла Фордайс, - сказала она с самой глупой ухмылкой, на какую только была способна.

- Добрый вечер, мисс Фордайс, но, пожалуйста, я не совсем понимаю, почему вы осчастливили меня своим обществом.”

“О боже! Извини, конечно, глупая я, надо было объясниться. Ну, это очень просто. Я думаю, что вы абсолютно правы . . . с вашими взглядами, я имею в виду.”

Ван Ренсбург настороженно посмотрел на нее. “И что же это за взгляды?”

- О расовом превосходстве и все такое. Шафран заговорщически наклонила голову в сторону Ван Ренсбурга и сказала: “Послушайте, конечно, я хочу, чтобы мы выиграли войну и так далее. Я, конечно, не предатель . . .”

“Конечно, нет.”

“Но у Герра Гитлера есть очень здравые представления о расе.”

“Я согласен. Несколько лет назад я учился в Германии и имел возможность наблюдать там все своими глазами. Я считаю, что последствия национал-социализма были в подавляющем большинстве положительными.”

“Ну, насчет евреев он прав. Ужасные люди. Но, конечно, для тех из нас, кто здесь, в Южной Африке, настоящая проблема-это чернокожие. Мы не можем допустить, чтобы они получили право голоса, или учились в тех же школах, что и мы, или жили в таких же домах, как наш, не так ли?”

“Не на мой взгляд, нет.”

- Это была бы катастрофа. У них нет ни малейшего представления о том, как управлять страной. У нас должна быть белая Южная Африка. Это единственный выход.”

“Вы очень проницательны, Мисс Фордайс.”

- Господи, спасибо вам! Все мои приятели в Сандауне будут страшно впечатлены тем, что вы считаете меня проницательной!”

- Сандаун, да?- сказал Ван Ренсбург. “Это очень хорошая часть света. Большие дома, куча денег, повсюду конюшни и загоны. Как они вас называют, "норка и навозный набор"?”

Он говорил в том, что должно было быть легкомысленным стилем, но Шафран могла слышать негодование и подавленную ненависть в его голосе. - Лично я не выношу запаха лошадиного помета, но мне очень нравится новая красивая шуба!”

Когда Ван Ренсбург снисходительно улыбнулся, Шафран нахмурилась, как глупый человек, пытающийся казаться задумчивым. - Послушайте, я прекрасно понимаю, что вы говорите от имени своего народа, но по нашу сторону баррикад - я имею в виду британцев - многие из нас хотели бы, чтобы некоторые из наших лидеров говорили так же, как вы. Я думаю, что ты немного герой, на самом деле.”

“Спасибо . . . На лице Ван Ренсбурга появилось более довольное выражение, ибо мало кто из мужчин среднего возраста может устоять перед соблазном быть польщенным красивой молодой женщиной.

- Послушайте, я понимаю, что это очень дерзко, но не могла бы я