Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

— Кто вы, прекрасное дитя? — спросил он дружески вполголоса.

— Этот вопрос мне следовало бы задать вам, — отвечала Маргарита. — Я Маргарита Беланже, а вы?

— Так вы дочь Габриэль? Я и не представлял, что заведу подобное знакомство, — сказал незнакомец и откинул полу своего плаща, так что Маргарита заметила бриллиантовую булавку в его галстуке и орденскую ленту, почему и заключила, что незнакомец знатный господин. — Спит ваша мать?

— Не знаю. Видите ту дверь? Постучитесь в нее. Если вам не отворят, значит, моя мать уже спит, и вам нужно будет прийти в другое время.

— Этого мне не хотелось бы. Слышите внизу шум? Там течет кровь!

— Правда, это очень дурной дом, — сказала боязливо девушка. — Стучитесь, я вам посвечу.

— Я лучше пройду в вашу комнату, вместе с…

— Поспешите, если вам нужно говорить с моей матерью, — отвечала Маргарита, как бы не расслышав последних слов незнакомца, который подошел к указанной двери.

Он сильно постучал. За дверью никто не шевелился.

— Постучите еще! Может быть, матушка в задней комнате. Незнакомец повиновался. Дверь начали отворять.

В ту же минуту глухой, почти мужской голос спросил:

— Кто там?

— Отворите, Габриэль Беланже! Нужно сообщить вам важное известие.

— Вы одни?

— Имея тайные дела, не приводят с собой свидетелей! — отвечал незнакомец тихо.

Мать Маргариты была вообще недоверчива. Слышно было, что она за дверью что-то сделала, прежде чем отворила.

Габриэль Беланже была высокая крепкого сложения женщина с лицом, как бы изваянным из камня. Черты ее были грубы, резки, неподвижны; глаза большие, холодные и проницательные. Она была одета в старое черное платье и в черную шапочку, прикрывавшую редкие седые волосы.

Вся ее фигура представляла что-то неподвижное, оцепенелое и страшное. Она внимательно вглядывалась в ярко-освещенное лицо позднего гостя. Потом взглянула на Маргариту, которая продолжала держать свечу. Девушка, казалось, поняла этот взгляд, потому что быстро вышла и заперла за собой дверь.

Габриэль Беланже движением руки пригласила незнакомца в комнату, которую она занимала и в которой спала. Недалеко от кровати стоял стол с зажженной лампой. В глубине этой бедно убранной комнаты находилась другая дверь, запертая на замок.

Беланже заперла за незнакомцем входную дверь и указала ему на один из стульев, стоявших около стола.

— Садитесь, граф! — сказала она ему своим глухим, твердым голосом.

Незнакомец с удивлением посмотрел на нее.

— Вы знаете меня? — спросил он.

— Вы государственный казначей Бачиоки, если я не ошиблась, — отвечала Габриэль, не изменяя ни выражения лица, ни тона голоса.

— Вы меня изумляете…

— Почему же? Разве я вас назвала неверно?

— Откуда вы знаете меня, Габриэль Беланже? — спросил Бачиоки, снимая шляпу.

Это действительно был государственный казначей.

— Не были ли вы пять лет тому назад в замке Бриенн? — отвечала мать Маргариты.

— У вас хорошая память! Разве вы были тогда в замке? Не помню, чтобы я вас там видел.

— Это ничего не значит! Я вас знаю, и это облегчит наши объяснения. Что привело вас сюда в этот поздний час?

— Я вам объясню это в немногих словах, Габриэль Беланже! Прежде всего, один вопрос: вам известны многие тайны природы…

— Не многие, очень не многие! Нужно удвоить нашу человеческую жизнь, чтобы проникнуть хотя бы в некоторые из них!

— Вы открыли способ сокращать человеческую жизнь, так что ни один ученый не может открыть причину этого!

— Это очень легко, граф! Я нисколько не горжусь этим; всякий может сократить, но продолжить никто!

— Если бы вы нашли тайну последнего рода, то могли бы скопить громадное богатство! Однако же вы уже достигли знаний, о которых я вам сказал; поэтому я пришел сюда узнать, за какую сумму я могу получить у вас одно из ваших средств?

Отравительница посмотрела на графа своими большими, холодными глазами, как бы желая прочесть его мысли.

— Моя тайна не дешева, граф, — сказала она наконец твердым голосом.

— Я не хочу проникать в ваши тайны. Дайте мне только порошок или скляночку вашего экстракта!

— Ими можно злоупотребить!

— О, понимаю вас! Вы ничего не доверяете чужим рукам?

— Нет, граф!

— Но вы посещаете больных?

— Иногда.

— Можете ли оказать мне услугу?

— Какую?

— В замке Борегар, недалеко от Парижа, живет одна дама…

— Графиня Борегар, Софья Говард!

— Кажется, вы все знаете!

— Поэтому вы можете говорить прямо, граф.

— Графиня Борегар желает умереть!

— Понимаю! Далее?

— Ей опротивела жизнь с тех пор, как она не достигла своей цели; она часто страдает различными болезнями!

— И вы желаете избавить графиню от ее страданий?

— Посредством вашего искусства, Габриэль!

— Хорошо! Далее?

— Я вам даю десять тысяч франков за ваше средство.

— Могу ли я видеть графиню, не будучи замеченной?

— Если необходимо, да!

— Проведите меня к ней; на следующий же день Софья Говард не будет более стеснять императрицу!

— Очень хорошо! Я вам назначу вечер, в который мы вместе отправимся в замок Борегар. Возьмите половину платы в задаток, — сказал Бачиоки, подавая отравительнице пачку банковских билетов. — Другую половину вы получите по окончании дела!

— Благодарю, граф! — сказала Габриэль, серые глаза которой заблестели в то время, когда она брала деньги. — Укажите мне возможность видеть вас.

— Пришлите завтра вечером вашу дочь в Тюильри и вручите ей эту карточку! — Государственный казначей открыл дорогой портфель, вынул одну из карточек и хотел передать Габриэль, но, передумав, опустил ее в портфель. — Нет, — продолжал он, — скажите лучше вашей дочери, чтобы она спросила графа Бачиоки; ее проводят ко мне и я ей сообщу, когда могу вас проводить в замок.

— Это невозможно, граф.

— Вы меня удивляете! Скажите, почему!

— Моя дочь, Маргарита, не должна знать наших переговоров.

— Еще менее можно доверить их бумаге! Пришлите вашу дочь! Она не будет знать, в чем дело! Я назначу только день! И вы будете знать, что в назначенный вечер около девяти часов я буду на площади Согласия, откуда мы вместе поедем в замок Борегар. Обо всем остальном я уже позабочусь.

В эту минуту тихо постучались в комнату, где происходил этот разговор. Бачиоки вскочил в сильном страхе; отравительница также побледнела, но вскоре к ней вернулось ее хладнокровие.

— Оставайтесь на месте, — сказала она графу, удивленному подобным спокойствием.

После твердыми шагами она подошла к двери и отворила ее. Толстый хозяин, бледный и взволнованный, дрожа, как осиновый лист, стоял за дверями.