Приятель фаворитки. Царственный пленник - Энтони Хоуп

думала, что тот исполнил ее требование и де Фонтелль скрывает от нее их столкновение. – Вы идете вместе, милорд? – спросила она…

– С вашего позволения я останусь здесь, – ответил Кэрфорд.

– Куда же тогда идет мсье де Фонтелль? – спросила она, встав с места.

– Я иду искать джентльмена, до которого у меня есть дело, – ответил француз, приняв ее вопрос на свой счет.

– А с лордом Кэрфордом у вас нет никакого дела?

– Оно может подождать.

– Это, конечно, его желание? – быстро спросила Барбара. – Да!

– Так я и думала, – воскликнула мисс Кинтон.

– Что касается мистера Симона Дэла…

– Симона Дэла? Какое отношение имеете вы к нему?

– Он дважды посмеялся надо мною и, кажется, мешает мне и теперь, – снова разгорячился де Фонтелль.

– Идите же к нему! Идите к Симону Дэлу! – торжествующе воскликнула Барбара. – Небо милостиво ко мне. Идите к нему!

Удивленные глаза де Фонтелля и яростный взгляд Кэрфорда заставили ее сдержаться. О, как был бы я счастлив, если бы слышал это восклицание! Опомнившись, Барбара вспыхнула ярким румянцем, но не опустила пред ними своих загоревшихся глаз.

Де Фонтелль увидел в этом румянце и невольном восклицании подтверждение слов Кэрфорда, но из деликатности сделал вид, что ничего не заметил, и, спокойно сказав: «Я пойду искать мистера Дэла», – пошел дальше.

– Зачем вы будете искать его? – спросила Барбара, догоняя его под влиянием неожиданного порыва.

– Это я не могу сказать вам, – ответил он.

Девушка с минуту пристально смотрела на него, тяжело переводя дыхание и снова пылая румянцем.

– Мистер Дэл не побоится встречи с вами, – сказала она, отходя от него.

Де Фонтелль поклонился и быстро пошел по аллее, торопясь разыскать меня. Барбара осталась одна с Кэрфордом.

– Что же, милорд, – спросила она, – сказали ли вы де Фонтеллю, что думают честные люди о его поручении?

– Я считаю честным и его, – ответил Кэрфорд.

– Это для вас, конечно, спокойнее, – задорно воскликнула Барбара.

– По крайней мере спокойнее, чем то, что я видел здесь сейчас! – укоризненно сказал он.

Настало молчание, Барбара тяжело и порывисто дышала, рассеянным взглядом смотря пред собою, и наконец заговорила тихим, мягким голосом, как бы отвечая на свои собственные мысли, почти готовая заплакать:

– Я не могла послать за ним и никогда сама не обратилась бы к нему, но теперь… о, теперь он придет!

Кэрфорд, взбешенный неожиданным результатом своего замысла и выведенный из себя ревностью, а, может быть, и любовью к Барбаре, подбежал к ней и, схватив ее за руку, сквозь зубы проговорил:

– Почему вы говорите о нем! Вы его любите?

– Да, – твердо ответила она, не опуская глаз.

– Любовника Нелл Гвинт?

Она вспыхнула снова, и ее голос дрогнул.

– Да, любовника Нелл Гвинт.

– Вы его любите?

– И любила всегда, всегда! Но, смотрите, ни слова об этом! – заговорила она умоляющим шепотом. – Простите меня, я не знаю вас и не верю вам, но, кто бы вы ни были, ради Бога, милорд, не говорите ему! Ни слова!

– Я не скажу этого де Фонтеллю, – произнес Кэрфорд.

– Де Фонтеллю? При чем тут он? Нет, не ему. Не говорите Симону!

Губы Кэрфорда искривились жесткой улыбкой.

– Так вы любите этого человека? – как-то прошипел он.

– Я уже сказала это.

– А он любит вас? – спросил Кэрфорд таким тоном, как будто от этого зависела вся его надежда.

– Оставьте меня! Идите! – вскрикнула Барбара. – Уйдите же, ради Бога! Оставьте меня!

– Любит он вас?

Краска пропала на лице Барбары, и она ответила странным, беззвучным, безжизненным голосом:

– Я думаю, что нет, милорд. Оставьте же, уйдите, прошу вас!

Кэрфорд рассмеялся, повернулся и пошел прочь. Мисс Кинтон осталась одна на террасе.

О, если бы я был здесь тогда! Она не стояла бы там в таком отчаянии, не бросилась бы на мраморную скамью, рыдая так, точно сердце у нее разрывалось на части. Будь я там, я осушил бы горячими поцелуями каждую слезинку, ее печаль превратилась бы в радость, блаженство взаимной любви наполнило бы исстрадавшееся сердце. Целой жизни, кажется, мало, чтобы искупить этот тяжелый час, хотя Барбара и говорит, что один миг, известный миг, искупил все с избытком.

X

ПРИЯТНОЕ ОТКРЫТИЕ

Установив раз навсегда какой-нибудь факт, наш добрейший пастор не любил возвращаться вновь к этому разговору. Сделав свое категорическое предположение относительно меня, он перестал интересоваться этим делом. Было бы, конечно, иначе, если бы это касалось известного предсказания: тогда пастор следил бы за ходом вещей с таким же вниманием, как когда-то за моей первой неудачной любовью. Но теперь, когда предсказание было, так сказать, исчерпано до конца, моя дальнейшая судьба мало занимала его; мне кажется, он находил, что и жить-то мне дальше едва ли стоит. Это меня раздражало, и я, нетерпеливо вскочив с места, пошел бродить по полям, предаваясь своим мыслям.

Духовный отец остался сидеть у порога своего дома с большой книгой, открытой на коленях. Книга трактовала о предсказаниях всякого рода и так увлекла читавшего, что он не слышал, как подошел и остановился около него де Фонтелль, которого направили сюда из гостиницы в поисках меня.

– Мое имя – Дорж де Фонтелль, – начал он.

– А я – пастор этого прихода, к вашим услугам, – любезно ответил пастор.

– Я состою на службе у короля Франции, но в настоящее время прислан ко двору короля Англии.

– Думаю, что вы считаете это за честь, – мягко заметил пастор.

– Ваша преданность своему королю подсказывает вам эти слова.

– Мы должны почитать короля, однако не все его действия.

– Такое различие ведет часто к вражде и сопротивлению, – сурово отозвался де Фонтелль.

– И прекрасно! – спокойно ответил пастор.

Я ничего не рассказывал своему старому другу о Барбаре: ведь эта тайна не принадлежала мне; поэтому он ничего не имел против де Фонтелля, а между тем они готовы были серьезно поссориться из-за отвлеченных вопросов. Но де Фонтелль овладел собою, не видя надобности вступать в спор со стариком, притом же духовного звания. Он пожал плечами, улыбнулся и заметил довольно благодушно:

– Ну, ведь и короли – тоже люди!

– Очень может быть, – согласился пастор. – Чем могу служить вам?

– Я ищу мистера Симона Дэла.

– А, Симона? Бедный Симон! Что же вам от него надо?

– Это я скажу ему самому. Почему вы называете его бедным?

– Ему была