Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13" (СИ) - Голон Серж

Жоффрей де Пейрак бросил на канадца дружелюбный взгляд.

— Не питайте слишком больших иллюзий насчет интеллектуальных возможностей Старого Света, мой мальчик. Я знаю им цену — они не стоят и половины хвоста вашего американского койота. В гуронских и ирокезских лесах у меня множество друзей. И дикарями я считаю не их, а европейских деспотов и их раболепствующих придворных.

На лице канадца отразилось недоверие. По правде сказать, он с радостью предвкушал знакомство с Парижем и уже видел себя прогуливающимся среди золоченых карет в своей меховой шапке и сапогах из тюленьей кожи. Но судьба распорядилась иначе, и, будучи реалистом, он сказал себе, что все делается к лучшему.

— Итак, вы не слишком на меня сердитесь, — снова заговорил граф, как всегда быстро уловивший мысль собеседника, — за ту дурную шутку, которую я сыграл с вами, разумеется, невольно.., ведь меня самого толкнули на это.., непредвиденные обстоятельства. Наша стоянка в испанском порту оказалась короче, чем я предполагал: я и понятия не имел, что нам придется спешно отплыть и пойти в Ла-Рошель. Кстати, на худой конец вы могли сойти на берег и там.

— Берег показался мне не очень-то гостеприимным. Да и вас не годилось бросать в таком трудном положении. Ну а раз уж вы заинтересовались моими проектами, я и вовсе не жалею, что пришлось плыть обратно, так и не ступив на землю метрополии, откуда прибыли на реку Святого Лаврентия наши предки…. И потом, может статься, что там я никого бы не заинтересовал своими далекими землями, и меня бы обобрали до последнего экю. Говорят, люди в Европе не очень-то порядочные. Взять хотя бы этих гугенотов, которые сейчас опять терзают наш слух своими псалмами, — канадец в раздражении повысил голос. — Поначалу им разрешили распевать их только вечером, а теперь они поют уже по три раза на дню! Как будто задумали этими своими заклинаниями изгнать с «Голдсборо» злых духов.

— Возможно, именно этого они и хотят. Насколько я мог понять, они отнюдь не почитают нас святыми.

— Хмурый и сварливый народец эти гугеноты, — пробурчал Никола Перро. — Надеюсь, вы не собираетесь брать их в нашу экспедицию, чтобы добывать руду в тысяче лье от берега, в дебрях ирокезских лесов?

Видя, что собеседник долго не отвечает, канадец забеспокоился. Но граф покачал головой.

— Нет! — сказал он. — Конечно, нет.

Никола Перро еле удержался от другого вопроса: «А что вы будете с ними делать?»

Он почувствовал, что граф что-то напряженно обдумывает, и его мысли далеко отсюда.

В самом деле, в разносимом морским ветром пении псалмов, которое, казалось, повторяло ритм безустанного биения волн, было что-то растравляющее душу, навевающее грусть и какую-то непонятную тревогу… «Когда такие вот песнопения слышишь с раннего детства, неудивительно, что становишься не таким как все» — подумал Никола Перро, хотя сам он отнюдь не был ревностным католиком.

Он порылся в карманах в поисках трубки, не нашел ее и оставил тщетные попытки.

— Странных переселенцев вы везете в Америку, монсеньор. Никак не могу к ним привыкнуть. Не говоря уже о том, что присутствие на корабле всех этих женщин и девушек действует на нервы экипажу. Они уже и без того были недовольны, что мы не зашли, как было намечено, в испанские порты и возвращаемся, не продав добычу.

Канадец снова вздохнул — ему казалось, что граф его не слушает, но тот вдруг устремил на него пронизывающий взгляд.

— Итак, Перро, вы предупреждаете меня об опасности?

— Не совсем так, господин граф. Определенно я ничего не могу сказать. Но вы же знаете — когда проводишь всю жизнь, бродя в одиночку по лесам, начинаешь заранее чуять неладное.

— Да, я это знаю.

— Откровенно говоря, господин граф, я никогда не понимал, как вы могли ладить с квакерами из Бостона и в то же время водить дружбу с людьми, совершенно на них не похожими, вроде меня. На мой взгляд, на земле есть две породы людей: такие как квакеры и не такие, как они. И если ладишь с одними, то не ладишь с другими… Но вы — исключение. Почему?

— Бостонские квакеры отлично умеют делать свое дело — они, например, очень искусны в торговле и кораблестроении. Я заказал им корабль и уплатил запрошенную Цену. Если что и может удивлять в этой истории, так только то, что они оказали доверие мне, незнакомцу, явившемуся с мусульманского Востока на старой шебеке, потрепанной бурями и стычками с пиратами. И еще — я никогда не забуду, что именно скромный квакер, бакалейщик из Плимута, привез ко мне моего сына, без колебаний пустившись ради этого в многонедельный путь. А ведь он ничем не был мне обязан.

Граф встал и дружески потрепал канадца за бороду.

— Поверьте, Перро, чтобы создать Новый Свет, нужны всякие. И такие бородатые, неуживчивые греховодники, как вы, и такие праведники, как они, порой суровые до бесчеловечности, но сильные своей сплоченностью. Хотя эти… — наши — еще не показали себя.

Он повел подбородком в сторону двери, из-за которой доносился очередной псалом.

— Это вам не англичане. С англичанами все проще: если на родине дела у них начинают идти плохо, они снимаются с места и уезжают. Пускают корни где-нибудь в другом месте. С нами, французами, все иначе. Мы одержимы страстью к бесконечным рассуждениям — очень хотим уехать, но в то же время не прочь и остаться. Отказываемся повиноваться королю, однако считаем себя его самыми верными слугами. Я согласен — из этих гугенотов будет нелегко сделать надежных союзников. Они откажутся от дела, если сочтут, что оно неугодно Богу. Однако работать ради одной славы Господней — как бы не так! Деньги для них весьма и весьма важны — но они не желают говорить об этом вслух.

Жоффрей де Пейрак нетерпеливо шагал по салону. Спокойствие, с которым он недавно склонялся над картами, покинуло его, едва с палубы послышалось тоскливое пение протестантов.

Славный канадец почувствовал, что сейчас капитан думает не о нем, а об этом сообществе малоприятных личностей, которых он, тем не менее, почему-то взял на свой корабль. Граф размышлял о них с такой же сосредоточенностью, с какой перед тем раздумывал над перспективами добычи серебра, найденного канадским траппером в верховьях Миссисипи.

Несколько уязвленный тем, что ему больше не уделяют должного внимания, Перро встал и откланялся.

Глава 15

Жоффрей де Пейрак не удерживал его. Он досадовал на себя за то, что нервничает и теряет самообладание всякий раз, когда до его слуха доносятся протяжные псалмы, удивительно созвучные дыханию волн и торжественному величию океана. «Перро прав. Эти протестанты переходят все границы. Но запретить им петь? Нет, не могу…»

Он сознался себе, что его чем-то притягивают эти песнопения, в которых слышатся отзвуки иной жизни, иного мира, отличного от его собственного, мира замкнутого, труднопостижимого, и потому, как и все загадочное в природе, вызывающего его любопытство. К тому же звуки псалмов властно вызывали в его воображении образ Анжелики, женщины, которая некогда была его женой, но превратилась в незнакомку, ибо теперь он не мог читать ни в ее сердце, ни в ее мыслях. Неужели жизнь среди гугенотов в самом деле так ее изменила — ведь прежде она была сильной натурой? Или все это только видимость, хорошо разыгранная комедия? Что же тогда скрыто под ее новой личиной? Женщина кокетливая, корыстная или.., влюбленная? Влюбленная в Берна? Он возвращался к этой мысли снова и снова, каждый раз удивляясь той дикой ярости, в которую она его приводила. Тогда он старался овладеть собой и бесстрастно сравнить ту, которую когда-то любил, с той, которую встретил сейчас.

Стоит ли удивляться, что женщина, с которой он расстался и которую не любил много лет, стала другой? В конце концов он может рассматривать ее как одну из своих бывших любовниц.

Но тогда откуда это нетерпение, это желание вникнуть во все, что касается ее?

Когда в белесом утреннем тумане или в ясных морозных вечерних сумерках раздавались песнопения гугенотов, он едва мог сдержать себя — так хотелось ему тотчас выбежать на балкон и окинуть взглядом палубу, чтобы увидеть, там ли она.