Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей

Все в этой женщине было гармонично. Стройная, гибкая фигура, посадка головы, здоровый загар на молодом красивом лице.

Пока Нунке и Воронов здоровались с Агнессой, Фред успел хорошо её разглядеть. Широкий спокойный лоб, на котором дугами изгибаются чётко очерченные брови. Ровный, с тупым концом, нос. Крупноватые, но красивого рисунка губы, которых, верно, никогда не касалась губная помада. На подбородке, тоже тупом, мягкая ямочка. Щеки немного впалые. Это придаёт лицу законченность и выразительность. Особенно, когда женщина поднимает глаза, большие, чёрные, с синеватыми белками.

Одета Агнесса несколько причудливо. На ней блузка золотисто-жёлтого цвета, плотно облегающая талию, и юбка чуть более тёмного тона, широченная, украшенная снизу крупными чёрными оборками. Туалет дополняют несколько нитей ярко-красных кораллов. Но этот наряд к лицу Агнессе. Он оттеняет смуглую кожу, цвет глаз, вьющиеся чёрные волосы, небрежно закрученные на затылке в тяжёлый узел.

Услышав своё имя, Фред понял, что его рекомендуют патронессе, и, сделав два шага вперёд, вежливо поклонился.

Агнесса, смеясь, протянула руку и что-то приветливо сказала. Что именно — Фред не понял, очевидно, просто поздоровалась. Пришлось и ему промямлить несколько слов по-немецки. Поглядев друг другу в глаза, оба рассмеялись. Фред оглянулся, ища глазами Нунке.

— Как видите, мне придётся разговаривать с хозяйкой дома при помощи мимики. Если вы нам не поможете…

— Да ведь вы знаете итальянский, и донья Агнесса тоже! Некоторое время она жила с мужем в Италии.

Услыхав слово «Италия», Агнесса радостно закивала головой.

— Как это хорошо, герр Шульц! — воскликнула она уже по-итальянски. — Возможно, я кое-что позабыла, но в общем…

— Я тоже, верно, многое забыл. Итак, мы с вами на равных правах: вы будете поправлять меня, а я — вас… Впрочем, я купил в Мадриде несколько словарей и надеюсь в скором времени…

— Боже, как давно я не была в Мадриде! — печально вырвалось у Агнессы.

— Вы так любите этот город?

— Там я не чувствовала себя так одиноко, хотя, правду говоря, друзей у меня было мало. Но когда за стенами твоего дома бурлит жизнь, невольно кажется, что и ты к ней причастна… А вам, герр Шульц, Мадрид понравился?

Фред стал рассказывать о своих впечатлениях от испанской столицы. Агнесса то утвердительно кивала головой, то живо возражала, мешая испанские и итальянские слова. Всякий раз, допустив ошибку, молодая женщина весело смеялась, извинялась, чтобы снова через минуту сбиться с итальянской речи на испанскую.

Это, может, и затрудняло взаимопонимание, но делало беседу весёлой, непринуждённой.

Вскоре к разговору Фреда и хозяйки присоединился и Воронов. Он ругал мадридский климат, а заодно и испанцев, которые выбрали для своей столицы столь неудачное место, противопоставлял Мадриду Рим, где ещё в молодости прожил несколько лет, старался вовлечь в спор с Агнессой падре Антонио и Нунке.

Однако падре и начальник школы были озабочены собственным спором. О чём шла речь, Фред не понимал — они сидели в противоположном углу комнаты и разговаривали вполголоса. Но лица у обоих были недовольные, в тоне чувствовалась неприязнь.

— Уважаемая патронесса, — указал на них глазами генерал. — Эти двое опять что-то не поделили. Ещё недавно были друзьями, а теперь… Что между ними произошло?

— Просто они очень разные. Падре превыше всего ставит потребности духа и поэтому считает, что все дела в мире должна вершить наша святая церковь. А Нунке противник этого. Он утверждает, что заповеди теперь пишут не апостолы и святые, а воины… Сеньор генерал, разве так может быть? Ведь они написаны раз и навсегда. Они едины и вечны, как солнце над землёй!

— Солнце тоже не вечно, милая патронесса! А написанное человеком и подавно. Не стоит ломать голову над разными теологическими тонкостями. Поэтому я предлагаю…

— Тео… логическими? Что это значит, сеньор генерал? — Лицо молодой женщины, недавно такое оживлённое, теперь стало серьёзным, глаза глядели вопросительно и чуть растерянно.

— Пусть вам объясняет это ваш духовник, иначе Шульц подумает, что в этом доме угощают лишь разговорами. А я ведь обещал ему стакан хорошего вина. Если к этому вы добавите и…

— Господин Воронов, прошу вас!.. — остановил его Фред.

— Нет, нет, сеньор генерал прав. Я мигом! Простите, герр Шульц, вы сами были немного виноваты, заговорив о Мадриде…

Быстро поднявшись, Агнесса вышла из комнаты. В коридоре застучали её каблучки, потом послышалось, как она звала:

— Пепита! Пепита!

Склонив голову набок, Воронов с явным удовольствием прислушивался к переливам её голоса.

— Прирождённая певица! Вы только вслушайтесь: слышите, как музыкально звучит каждый слог, словно вздымается вверх, а потом спадает округлая волна. Вот вам и «вобла»! Что скажете теперь?

— Красивая и, кажется, очень милая женщина. Просто не верится, что она занимается политикой.

— Агнесса и политика? — генерал рассмеялся. — Да она так же далека от неё, как самая далёкая звезда от нашей грешной земли…

— Чем же тогда объяснить её роль в школе?

— Овечка, которая, спасая своего ягнёнка, неосторожно выскочила из кошары и попала к волкам.

— А что, если с эзоповского языка перевести на обычный, общепринятый?

— Расскажу когда-нибудь наедине. Сейчас не время и не место. — Воронов тяжело поднялся и прошёлся по комнате.

Теперь, когда Агнесса ушла и разговор между ней, Фредом и генералом оборвался, голоса Нунке и падре стали слышнее.

— А я вам говорю, что честолюбие в сутане самый страшный вид честолюбия, — сердито доказывал Нунке. — Ведь человек светский находит развлечение в женщинах, вине, картах, увлекается спортом или охотой… Ему есть куда направить излишек своей энергии. Для особы же духовного сана…

— Нам тоже есть куда направить свою энергию и силы. Например, на дела милосердия и просветительства. К тому же припомните, следом за завоевателями всегда шли миссионеры. Они закрепляли добытое, завоёванное. И разве не естественно, не законно, если они требуют своей доли?

— Доля может быть разной.

— Эта доля должна быть достаточной для того, чтобы приумножить славу церкви и её возможности.

— Славу церкви или славу её служителей?

— А разве у вас, светских, не успехи полководцев прославляют армию?

— Хватит об этом! Повторяю ещё раз: сейчас школа не имеет возможности удовлетворить ваши требования.

Нунке поднялся и открыл дверь на веранду. Солнце уже склонялось к горизонту. Из сада повеяло едва ощутимой прохладой. Сильнее запахли цветы, раскрывая свернувшиеся за день лепестки.