Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13" (СИ) - Голон Серж

— Среди них есть судовладельцы, вложившие часть своего состояния в дела на Островах. Они в состоянии возместить все ваши расходы, если вы спасете их жизнь.

Он небрежно отмахнулся.

— Все, что они смогут заплатить мне, не компенсирует хлопот от их присутствия на судне. У меня нет места для сорока дополнительных людей, я даже не уверен, что мне удастся сняться с якоря и пройти пролив, не столкнувшись с этим проклятым королевским флотом, да и Американские острова расположены совсем не на моем пути.

— Если вы не захотите взять их, они все завтра будут в тюрьме.

— Ну и что? Такова судьба очень многих в этом прелестном королевстве.

— Не говорите об этом так легко, — она в отчаянии сжала руки. — Если бы вы знали, каково сидеть в тюрьме.

— А почему вы думаете, что я этого не знаю?..

А ведь действительно, он решился жить так, вне закона, наверно, потому что на родине его осудили, может быть, изгнали. Интересно, за какое преступление?..

— ..Столько людей попадает в наше время в тюрьму. Столько жизней гибнет! Немногим больше, немногим меньше!.. Свободно пока только море да некоторые девственные земли в Америке… Но вы не ответили на вопрос, который я вам задал. Почему маркиза дю Плесси интересуется этими еретиками?

— Потому что я не хочу, чтобы они попали в тюрьму.

— Высокие чувства? Не верю, что они возможны у женщины с такой нравственностью, как у вас.

— Ах! Верьте чему хотите! — она вышла из себя. — Я могу сказать только одно: я хочу чтобы вы их всех спасли!

Кажется, в этот день ей довелось измерить все бездны, разделяющие сердца женщин и мужчин. После Бомье Дегре, теперь еще Рескатор! Эти образованные, знающие свое дело мужчины, прочно стоящие на ногах, властные, уверенные в себе, безразлично внимающие слезам женщин и рыданиям избиваемых детей. Бомье это только доставило бы удовольствие. Дегре согласился дать им отсрочку только ради нее, потому что он еще любил ее. Рескатор же, теперь, когда она утратила привлекательность в его глазах, ничего для нее не сделает!

Он отвернулся и уселся на большой восточный диван, стоявший в каюте. Поза его выражала глубокую досаду, даже уныние. Он вытянул перед собой свои длинные ноги в высоких сапогах.

— Капризы женщин, бесспорно, очень разнообразны, но вы, надо признаться, выходите далеко за пределы допустимого. Вспомните-ка, когда я виделся с вами прошлый раз, вы оставили мне, в качестве сувенира, охваченную огнем шебеку и тридцать пять тысяч пиастров долгу. И вот спустя четыре года вы находите возможным отыскать меня и, не боясь возмездия за прошлое, требовать, чтобы я взял вас к себе на борт вместе с четырьмя десятками ваших друзей. Признайтесь, что ваши претензии хватают через край!

Ударом сухого пальца он привел в действие корабельные песочные часы, стоявшие на полке рядом. Тяжелый бронзовый пьедестал не давал им сдвинуться с места, так что раскачивание корабля не нарушало их равновесия. Песок побежал светлой быстрой струйкой, Анжелика не отрывала от часов взгляда. Проходили часы, скоро кончится ночь…

— ..И наконец в заключение, — сказал Рескатор. — Сделка с пассажирами, предложенная вами, меня ни в малой степени не интересует. И вы сами меня тоже больше не интересуете. Но поскольку вы имели дерзость вернуться в руки хозяина, который сто раз клялся, что заставит вас дорого заплатить за все неприятности, которые вы ему причинили, я оставлю вас, несмотря ни на что, у себя на борту… В Америке женщины ценятся меньше, чем в Средиземноморье, но, возможно, мне удастся там сбыть вас, чтобы возместить часть моих потерь.

В комнате было жарко, но ледяной холод пронизал ее до самого сердца. Ее мокрая одежда прилипла к стулу; раньше, в волнении спора, она этого не замечала. Теперь ее затрясло.

— Ваш цинизм не удивляет меня, я знаю, что… — внезапная хрипота прервала ее голос, затем приступ кашля сотряс ее, довершая ее поражение… Мало того, что она потерпела неудачу, она еще выглядела больной, задыхающейся. Полный разгром!

Совершенно неожиданно он подошел к ней, взял за подбородок и заставил поднять лицо.

— Вот что бывает, когда ночью бегут через ланды за пиратом, несмотря на бурю, — пробормотал он, приблизив свою маску к ее лицу. Прикосновение жесткой и холодной кожи и блеск его горящих глаз совсем парализовали ее.

— Что вы скажете о чашечке хорошего кофе, мадам?

Анжелика моментально ожила.

— Кофе? Настоящего турецкого кофе?

— Да, турецкого кофе, такого, какой пьют в Кандии… Но раньше сбросьте эту промокшую накидку… Вы совсем закапали мои ковры.

Теперь она увидела, во что превратилась под ее ногами бархатная дорожка, напомнившая ей о зеленой траве летнего луга. Пират стащил с ее плеч мокрый плащ и швырнул в сторону, как тряпку. Сняв со спинки кресла свой собственный плащ, он набросил его на нее.

— Вы уже мне должны один, который бессовестно унесли на своих плечах, когда убежали в ночь пожара. Никогда еще Рескатор не был в таком дурацком положении…

И все было, как той ночью на Востоке: горячие руки на ее плечах, душистые, теплые складки великолепного бархатного плаща на ней. Он подвел ее к дивану и посадил, все еще не выпуская из объятий. Потом отошел в глубину каюты. Снаружи зазвучал звонок. Буря, видимо, подходила к концу: корабль качало гораздо слабее. Песок в часах продолжал струиться, и зернышки его поблескивали в оранжевом свете венецианских ламп. Анжелика отключилась от реальности, она была в волшебном убежище…

По зову колокольчика явился босоногий мавр в коротком бурнусе и красных матросских штанах. Двигаясь изящно, как свойственно его расе, он стал на колени и пододвинул к дивану низкий столик, на который поставил ларец из кордовской кожи с серебряными накладками. Откинутые стенки ларца представляли собой два блюда, на которых были прочно закреплены все принадлежности для приготовления кофе: серебряный самоварчик, массивное золотое блюдо с двумя чашечками китайского фарфора, маленький фарфоровый кувшинчик с водой, в которой плавала льдинка, и блюдечко с леденцами.

Мавр вышел и скоро вернулся с чайником, полным кипятка. Очень аккуратно, не пролив ни капли, он приготовил восточный напиток, аромат которого проник в сознание Анжелики, вызвав почти ребяческую радость. Румянец вернулся на ее щеки, когда она протянула руку к серебряному футляру, в который была вставлена фарфоровая чашечка. Сидя рядом, Рескатор следил своим загадочным взглядом, как она осторожно, по мусульманскому обычаю, двумя пальцами держала чашечку, как влила в нее каплю ледяной веды, чтобы осадок осел на дно, как поднесла чашку к губам.

— Видно, что вы побывали в гареме Мулай Исмаила. Умеете себя вести! Вас можно принять за мусульманку. Как вы ни опустились, но все же сохранили кое-какие добрые навыки, позволяющие узнать вас.

Мавра уже не было в комнате. Анжелика поставила опустевшую чашку между распорками, удерживавшими ее на месте, и пират нагнулся, чтобы снова наполнить ее. При этом он заметил следы крови на футляре.

— Откуда эта кровь? Вы ранены?

Анжелика взглянула на изодранные ладони.

— Я даже не почувствовала. Совсем недавно, когда я спускалась со скалы, цепляясь за камни… А, такое уже бывало на дорогах Рифа.

— Когда вы убежали? Знаете, вы ведь единственная рабыня-христианка, которой такое удалось. Я долго был уверен, что ваши кости белеют где-то в пустыне.

Глаза Анжелики широко раскрылись при воспоминании о том страшном пути.

— Правда ли, что вы искали меня в Микенах?

— Именно так! Впрочем, это было нетрудно: вы оставили за собой убитых.

Веки молодой женщины сомкнулись. Все ее черты выражали ужас.

Человек в маске сказал негромко, с двусмысленной улыбкой:

— Там, где проходит француженка с зелеными глазами, остаются только пожарища да трупы.

— Это что, такая новая поговорка появилась в Средиземноморье?

— Да, вроде этого.

Анжелика подавленно смотрела на кровь на своих ладонях. Он продолжал спрашивать: