Операция «Сентябрь» - Сергей Дмитриевич Трифонов

Ашмяны — Островец окруженные остатки банды сдались и были задержаны. Хорунжий Гуралек погиб, подпоручик Лось был арестован и этапирован в Вильнюс.

Около полудня того же дня патруль внутренних войск пытался остановить армейский «виллис», мчавшийся в сторону Островца. Сидевшие в машине бандиты, одетые в советскую военную форму, открыли огонь, ранив сержанта, старшего патруля. Подожжённый ответным огнём «виллис» опрокинулся и свалился в обочину. Двое бандитов погибли, один был тяжело ранен и вскоре скончался. Четвёртый, одетый в форму майора-артиллериста, оказался Владиславом Велижовским по кличке «Неман». Ашмянская банда бывшей Армии Крайовой перестала существовать.

Служебная овчарка, обнюхав кровавое пятно на тротуаре, взяла след и понеслась вперёд. Сержант-проводник еле успевал, с трудом сдерживая поводок. За ним бежали солдаты роты старшего лейтенанта Гнатюка, капитан Нестеров, старшие лейтенанты Храмов и Соколаускас. Собака привела к деревянному бараку без окон, села у двери и залаяла. В бараке была хлебная лавка. Солдаты оттеснили людей, занявших с утра очередь за хлебом, окружили барак. Гнатюк отогнал от двери солдат.

— Поручик Коваль! — крикнул Нестеров. — Барак окружён. Откройте дверь, оружие кидайте на улицу. Жизнь обещаем.

Из барака прогремели два выстрела. Нестеров невесело усмехнулся.

— Не стрелять, — скомандовал он солдатам, — только бы гранату не метнул, сукин сын…

Нестеров дал знак, и Храмов с Соколаускасом обежали дом сзади, сняли с пожарного щитка лом и стали выламывать доски.

Коваль выстрелил ещё трижды. Солдат сказал Нестерову:

— Товарищ капитан, может, я кину ему гранату? Враз угомонится.

— Я тебе кину! — прошипел Нестеров и показал бойцу кулак. — У него три патрона в обойме осталось.

— Если другой обоймы нет, — скептически заметил Гнатюк.

Другая обойма была, и Коваль продолжал постреливать.

Соколаускас, наконец, выдрал несколько досок, и Храмов нырнул в барак. Тихо ступая в кромешной темноте, прячась за какие-то ящики, он крался туда, где свет проникал через дырки в прострелянной двери и освещал маленькую площадку перед входом. Бандита он не видел, только вспышки огня из ствола пистолета объясняли, Коваль стрелял лёжа, ранен был, видимо, в ногу, стоять и передвигаться не мог.

Наконец, Храмов заметил в трёх метрах от себя, на полу, большое тёмное пятно, позади которого возвышалась стойка хлебных ящиков. Пятно шевелилось, резко щёлкнула досылаемая в пистолет новая обойма. Храмов задел ногой ящик, и тут же пуля просвистела совсем рядом. Пригнувшись, Храмов толкнул стойку ящиков на бандита, завалил его деревянной тарой и бросился вперёд. Коваль всё же успел выстрелить. Храмов почувствовал, как обожгло правый бок, но боли не было. Вместе с подоспевшим Соколаускасом они скрутили Коваля. Тот был ранен в обе ноги, потерял много крови, но был в сознании.

Увидев державшегося за кровоточащий бок Храмова, Нестеров скомандовал Гнатюку:

— Эраст, быстро машину — и в госпиталь его. Я пока перевяжу.

Наблюдение за квартирой Бронислава Коморовского ничего не дало. Равно как и наблюдение за университетом. Но утром заговорил задержанный с раненым ухом.

Слышал он ещё плохо, контузия давала о себе знать, поэтому следователю во время допроса пришлось почти кричать. Задержанным оказался Эдвард Козьминский, родившийся в двадцать шестом году в Вильно в семье инспектора криминальной полиции, студент второго курса юридического факультета Вильнюсского университета. Весной сорок первого года его отец был арестован органами НКВД и отправлен в один из лагерей Свердловской области. В городе остались мать и старшая сестра. Летом сорок четвёртого Эдвард вступил в студенческий батальон Армии Крайовой, принимал участие в боях за освобождение Вильнюса от немцев, выполнял задания командования по установке польских национальных флагов на горе Гедиминаса, над зданиями университета, Национального банка, Оперного театра на Погулянке. Согласился давать показания лишь в том случае, если ему пообещают не трогать его мать и сестру. Усмехнувшись, следователь такое обещание дал.

Следователь: Как вы оказались среди бандитов, напавших на милицейский патруль?

Козьминский: Я среди бандитов никогда не был. Мои товарищи по отряду — не бандиты, а борцы за освобождение Виленщины от литовского господства и коммунистического ига.

Следователь: Вы как будущий юрист должны были понимать, что нападение с оружием в руках на сотрудников органов правопорядка есть не что иное, как терроризм, за который статьями 58-2 и 58-8 УК РСФСР предусматривается высшая мера наказания.

Услышав такое, Козьминский побагровел, стал срывать с головы повязку и закричал:

— Так стреляйте! Стреляйте же! Моего отца тоже, видимо, уже расстреляли?! Стреляйте! Вам же не привыкать убивать безоружных!

В комнату вошёл конвойный, надел на Козьминского наручники, встал позади него и держал за плечи. Следователь вызвал медсестру. Пока задержанному меняли повязку, следователь заварил чай, налил полную кружку, поставил её и тарелку с кусковым сахаром и печеньем на край стола, рядом с задержанным. Медсестра ушла. Следователь приказал конвойному:

— Снимите с него наручники и ждите за дверью.

Следователь: Успокойтесь, гражданин Козьминский. Возьмите себя в руки. По поводу вашего отца я сделал запрос, ответ, думаю, к вечеру придёт. Вашу мать и сестру мы не собираемся арестовывать, хотя, конечно, проверим их на предмет связи с антисоветскими организациями. Таков порядок, и вы, как будущий юрист, это должны понимать. Если сейчас вы не готовы отвечать на вопросы, выпейте чаю, если курите, вот, пожалуйста, — он пододвинул пачку папирос и спички, — можем отложить допрос.

Козьминский стал пить чай, потом закурил. Он постепенно успокаивался, только руки подрагивали.

Козьминский: Вы кого-то ещё арестовали из моего отряда?

Следователь соврал, не моргнув глазом:

— Да, ещё несколько человек. Они тоже ранены. Но некоторые уже дают показания. Вопрос в том, кто из вас раньше даст признательные показания и поможет следствию выявить организаторов бандитских нападений. Тот может рассчитывать на максимальное снисхождение суда. Вы ещё очень молоды. У вас впереди целая жизнь. Я уверен в том, что, если следствие убедится в вашей искренности, суд это учтёт, равно как и вашу молодость и стремление учиться. Вы готовы отвечать?

Козьминский курил и долго молчал. Он обдумывал своё положение. Конечно, давать признательные показание равнозначно предательству, измене их национальных идеалов и планов. С другой стороны, он понимал, упрись он рогом в стену или соври следователю (а враньё всё равно будет рано или поздно разоблачено), мать и сестру арестуют, и их судьба будет незавидной.

Козьминский: Я готов. Спрашивайте.

Следователь: Как называется ваш отряд?

Козьминский: Студенческий батальон имени Кастуся Калиновского.

Следователь: Какова численность отряда?

Козьминский: На позавчерашний день нас было около ста человек. Но в перестрелках с милицией и солдатами внутренних войск только на моих глазах погибло не менее десяти человек. Сколько ранены и схвачены вами, я не знаю.

Следователь: Где базируется отряд?