Тверской Баскак. Том Второй (СИ) - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

в раздрай весла, и чуть накренившись, судно крутанулось на месте.

Выправив руль, кормчий закричал вновь.

— Разом навались! Раз! Раз! Раз!

Ловя единый ритм, дружно заработали гребцы, и раскинув длинные весла, катамаран как водомерка заскользил по воде.

Народ на берегу, отрываясь от своих дел, проводил нас восхищенными взглядами. Уже четыре месяца как это судно возит меня с берега на берег, а горожане по-прежнему смотрят на него с восторженным интересом.

Холодный октябрьский ветер продувает насквозь, и я плотнее кутаюсь в плащ. Едем к новой мельнице, что закончили ставить буквально на днях. Эта будет уже третьей за последний год. Самой первой перегородили речку Тьмаку недалеко от Твери, еще одну плотину возвели на Тверце рядом с медным рудником и заводом. И вот нынче еще одну закончили тоже на левом берегу на впадающей в Волгу речушке Межурка.

Волгой добраться туда быстрее всего, хоть и против течения. Для нынешнего катамарана это не проблема. Если бы не пронизывающий холод, так и вовсе была бы веселая прогулка.

«Да уж, не лето! — Морщась, отворачиваю лицо от летящих брызг и сразу же вспоминаю последнее сражение. — Вот когда было по-настоящему жарко!»

Ордынцев тогда далеко гнать не стали. Захватили их лагерь и остановились, поопасались угодить в засаду. Уж слишком мало у меня оставалось конницы. Помню, приказал Куранбасе висеть у татар на хвосте до самой Коломны, а всю пехоту развернул обратно. Конец того дня и весь следующий посвятили поиску раненых, сбору добычи и рытью могил. Мертвых ордынцев насчитали пятьсот двенадцать человек, а наших лишь около сотни. И то по большей части это были бойцы из княжеских и боярских отрядов.

К следующему утру пришла новость, сильно обрадовавшая Ярослава. Брат его не погиб, а благополучно добрался до Москвы. Там сразу же решили, что битва проиграна и татары с минуты на минуту будут у стен города. Мгновенно воцарилась жуткая паника, и началось повальное бегство из города. Уж слишком хорошо было известно, что делают монголы с городами, посмевшими сопротивляться.

Вся Москва настолько обезумела от страха, что когда мой гонец примчался туда с вестью о победе, ему поначалу даже не поверили. Михаил своими глазами видел разгром своей и тверской дружины, и в его сознании не мог уместиться факт того, что по сути простые мужики одолели того врага, перед коим он сам спасовал.

К утру все же боярская делегация во главе с Михаилом приехала на поле боя. Убедиться, так сказать, в невероятном. Среди прочих, к моему величайшему огорчению, был и Якун, подтвердив для меня известную истину — говно не тонет.

Тогда-то и подсчитали потери. Больше всего погибло москвичей, по ним пришелся главный удар барласов. Пятьдесят три тела увезли с поля боя в Москву. Якуну повезло больше, у него убитыми было тридцать два бойца. Тоже немало, но в сравнении с москвичами, так вроде и терпимо. У меня же насчиталось пятнадцать двухсотых и около трех сотен раненых различной тяжести. Ученики Иргиль как смогли оказали помощь на месте, но с тяжелыми ранениями пришлось везти к ней самой.

На третий день с утра войско двинулось домой, а я сделал короткую остановку в Москве. Собрав местных бояр и именитых купцов, я положил на стол проект союзного договора. Убеждать и уговаривать особо не пришлось. После того как я им прямо заявил, либо подписывайте, либо в будущем меня не зовите и разбирайтесь с ордынцами и прочими сами.

«Надо ковать железо пока горячо! — Решил я тогда. — Пока москвичи не забыли только что пережитый панический ужас, пока еще свежа память о победе одержанной исключительно Тверскими полками, надо брать местную знать за горло».

Условия были не обременительными, но кроме традиционных заверений, что оба города должны прийти на помощь друг другу в случае беды, там было еще два очень важных пункта. Первый о том, что Москва обязана выставить и прислать в Тверь в союзное войско сотню бойцов, коих должна полностью взять на свой кошт, включая содержание, обучение, и вооружение, согласно правилам союза. И второй, что все правила и законы касательно этого союза издаются находящимся в Твери советом, куда Москва может прислать трех своих представителей.

Второй пункт, к моему удовлетворению, вообще прошел незамеченным, больше разбирались с тем, сколько и чего потребуется для содержания московской сотни и чего это будет городу стоить. Московскому боярству и во сне не могла присниться вся грандиозность моих замыслов, а то они никак не удовлетворились бы всего тремя депутатскими местами.

Оставляю воспоминания, потому что уже заходим в устье Межурки.

— Табань! — Звучит крик кормчего, и судно мягко тыкаемся носом в песчаный берег.

Сложив весла, гребцы установили сходню, и только после этого я спокойно схожу на берег. Там меня уже ждут староста Ярема и старший плотник Ясыр.

Едва я ступил на песок, оба согнулись в глубоком поклоне.

— Будь здрав, консул!

— И вам здоровья! — Отвечаю с легкой улыбкой и, не останавливаясь, бросаю на ходу. — Давайте показывайте, чего настроили.

Мое хорошее настроение не укрылось от встречающих, и затаенная в глубине глаз тревога тут же испарилась. Мол начальство в расположении, можно расслабиться.

Ясыр двинулся вперед, показывая дорогу, а Ярема, пристроившись сбоку, тут же начал докладывать мне о последний событиях.

— С маслобоен масло подсолнечника, как ты велел, разлили по бутылям и развезли по амбарам. По новому счету ежели считать, — Он вытащил из-за пазухи мятый лист бумаги и сверился, — то три тыщи пятьсот двадцать шесть литров получилось.

«Не густо, — подумал я на ходу, — но с другой стороны, четыре года назад его вообще здесь не было».

— Еще с той свеклы, что на отдельного поле растили, сахару наварили… — Он споткнулся, но, устояв, с гордостью сообщил. — Поболе чем в прошлом годе, раза в полтора.

«Гордись! — Мысленно поздравляю самого себя. — Твои сельхоз реформы начинают давать свои плоды!»

Тут без сомнения есть повод для гордости. Введенная трехпольная система, плюс посадка озимых культур из расчета трехлетнего срока, повысили урожайность земли более чем в два раза. Здесь, конечно, сказывалось не только это, также давало о себе знать артельное использование железного плуга и прочего дорогого сельхоз инструмента. Плюс дешевые кредиты, что раздавал созданный мною Военно-сберегательный банк. Давали, естественно, не деньгами, коих катастрофически не хватало, а тем же инвентарем, посевным зерном, и прочим, но пересчитывали все в серебро и отдавать надо было звонкой монетой.

Признаю, что кто-то может назвать это вымогательством, но я предпочитаю называть расширением инвестиций в условиях дефицита денежной массы. Хмыкнув по поводу того, как ловко я ввернул замысловатую фразу, замечаю, что уже пришли на места.

Остановившись, Ясыр повел рукой в сторону плотины и односложно выдал.

— Вот!

«Да уж, нехилая презентация!» — Смеюсь про себя, но знаю, с Ясыра требовать большего глупо. Мужик он рукастый, можно сказать гений, но вот по части языка это не к нему.

Ладно, иду разбираться сам. Речушка небольшая, но быстрая. Берега крутые, так что воду удалось поднять аж на четыре метра. Нижнюю часть плотины сложили из собранных по округе валунов, а вот верхнюю из подогнанных плит песчаника. Отводной канал для сброса избыточной воды прорыт, затвор поставлен. Это уже третья плотина, и Ясыр все сделал сам без моих указаний.

Поднимаюсь на плотину. Колесо и лопасти деревянные, но по краям обшиты медью для прочности. Вал тоже деревянный, из лиственницы, и выточен почти идеально. Закрепленный в двух, обильно смазанных дегтем бронзовых втулках, он тянется в деревянную избушку, которая и является самой мельницей. Там посаженный на вал жернов, вращаясь, трется о другой неподвижный и тем соответственно мелет зерно, но это еще не все. С этого же вала есть дополнительный ременной привод на шкив много меньшего диаметра, который в свою очередь крутит циркулярную пилу. Так что это ноу хау компенсирует сезонность работы предприятия, давая ему двойное назначение и мельницы, и лесопилки.

Довольный осмотром, хвалю Ясыра, а тот стеснительно пожимает плечами.

— Я то что, мне тут и Волына-кузнец, и Фрол, и каменщики новгородские помогали. Один разе ж я справился бы!

Исподволь вижу, как Ярема ткнул плотника в бок, и тот сразу проявил понятливость.

— И староста наш, Ярема, тож помощь оказывал всегда. Людишками там или тяглом