Николай Черкашин - Нелегал из Кенигсберга

Ознакомительный фрагмент

Работал капитан фон Опитц не за деньги, а за идею: он ненавидел баварского ефрейтора и от всей души желал ему грохнуться со своим самолетом-салоном на одном из подведомственных ему аэродромов.

С Опитцем Лунь встречался намного реже, чем со своими дамами. Он высоко ценил его и всячески оберегал от засветки.

А в остальном Лунь вел праведный образ жизни заурядного кенигсбергского бюргера. Совершал по утрам моционы в Ботаническом саду, исправно посещал кирху, был активистом гильдии антикваров и завсегдатаем городского фотографического клуба. По субботам он водил Клару в кинотеатр «Альгамбра», а потом в их любимое кафе «Багдад», где они пили настоящий кофе с финиками и марципанами или какао со все теми же неизменными марципанами. Кёнигсберг гордился тем, что первые марципаны были изготовлены в его кондитерских. На ярмарке октоберфеста кондитеры выставляли большой бюст главы Восточной Пруссии Германа Геринга, сделанный из марципана. «Хотел бы я, — опасно пошучивал Лунь, — откусить ему нос». Клара пугалась и оглядывалась по сторонам.

— Оставь свои дурацкие шуточки! Они не доведут тебя до добра!

Лунь не отказывал себе в еде и даже слыл гурманом, говоря себе всякий раз: «Кто знает, придется ли еще раз попробовать подобный деликатес? Тюремной баланды еще нахлебаюсь…»

Иногда Луню казалось, что он и в самом деле добропорядочный антиквар, и эта спокойная, налаженная жизнь — никакая не легенда, не прикрытие, а некая его иная жизнь, как бы параллельная той, которая осталась там, в Москве, и которая продолжается там, в столице, сама по себе, без него… Это чувство раздвоенности приходило к нему изредка, а именно тогда, когда он, уютно устроившись в кресле с очередным букинистическим раритетом, наблюдал, как быстро и сноровисто вяжет Клархен, (вяжет, чтобы тренировать пальцы радистки). В такие минуты семейной идиллии ему хотелось забыть об Орлане и его поручениях, о тайниках и конспиративной квартирке на Литовском валу, хотелось завести для полного уюта милого доброго пса или шаловливого кота. Но Орлан не давал забыть о себе. Вот и сейчас, 1 августа 1939 года, он озадачил Луня пренеприятным делом: надо было раздобыть образец нового противогаза, принятого на вооружение вермахта в 1938 году. Противогаз — не пулемет и не бог весть какой секретности техника, но на рынке его не купишь и на свалке не найдешь, и у солдата не выпросишь…

Германия активно готовилась к химической войне, и именно по средствам защиты можно было судить, насколько готовы были правители Третьего рейха повторить страшные газовые атаки времен 1916 года. По меньшей мере, так представлялось в Москве. Лунь, разумеется, не обсуждал приказания, но отдавал себе отчет, как не просто будет выполнить это не бог весть какое сложное задание. Вся надежда была на Турмана, но тот отбыл в долгосрочную командировку, и неизвестно было, когда он вернется. А резидент торопил…

Лунь призадумался. Пускаться самому в поиски новейшего образца было несподручно и опасно: зачем антиквару противогаз? Этот вопрос возник бы у каждого, к кому бы стал обращаться господин Швальбе. Поэтому он и не торопился выполнять это задание.

Однажды в студии у одной кенигсбергской художницы он увидел плакат, нарисованной ею по заданию военного ведомства для подготовки населения к химической войне. На плакате были изображены рабочий, крестьянка и солдат в противогазах. Лунь сказал ей, что противогазы изображены неточно.

— Такие вещи надо писать детально.

— Но мне позировал один солдат, — сказала художница.

— Найдите мне этого солдата, и я помогу вам сделать этот плакат безупречным.

— Это сын моей подруги. Я позвоню ей.

Но подруга уехала в Берлин. И дело опять затянулось. Лунь извелся в раздумьях — где и как добыть этот проклятый противогаз? Он поручил «мадам Бовари» узнать, есть ли у портовой охраны противогазы. Есть! Лунь обещал заплатить за него круглую сумму, и отважная женщина сумела раздобыть заветный цилиндрический футляр, в котором хранился противогаз. Увы, и маска, и коробка оказались старого образца… К счастью, вернулся из командировки Турман. И он обещал обменять свой новый противогаз на тот, устаревший, который был у Луня. Но тут пришел сигнал отбоя — противогаз не искать. Лунь так никогда и не узнал, почему отменили этот приказ.

Однако история обретения Разведупром РККА немецкого противогаза образца 1938 года, право, стоит того, чтобы ее рассказать.

В сентябре 1939 года советские войска, согласно Договору Молотова — Риббентропа, вошли на территорию Восточной Польши. В некоторых местах немцы вклинились в районы, которые отходили по Договору к СССР. Начались согласования на местах демаркационной линии. На одну из таких встреч выехала группа советских командиров во главе с полковником Федотовым. Его сопровождал начальник штаба стрелкового полка майор Акимов и начальник полковой разведки старший лейтенант Василий Маргелов — молодой, но весьма отважный и дерзкий боец. Помимо ведения переговоров, группе была поставлена задача — добыть образец новейшего противогаза. Встреча была назначена на немецкой стороне в местечке Конины.

После работы с картами — уточнения на картах линии границы — немцы пригласили своих советских коллег на товарищеский обед, который, конечно же, не обошелся без шнапса и польского самогона. Пили под вполне дружеские и дипломатичные тосты. Пили и сравнивали, чей напиток крепче и лучше. Маргелов сделал вид, что весьма захмелел и ему нужно выйти в сортир. Под насмешливые улыбки сотрапезников он выбрался во двор школы, где проходили переговоры. Внимательно осмотревшись, он заметил двух солдат с противогазами на боку, которые направлялись к дощатой уборной. Маргелов тут же последовал за ними. Один из немцев вошел в будку, другой — в загородке, побеленной известью — ждал, когда сортир освободится. Старший лейтенант, нетрезво пошатываясь, резко качнулся в сторону поджидавшего солдата. Тот хотел поддержать «выпивоху» и наткнулся на остро отточенный нож разведчика. Даже не пикнув, опустился на землю. Та же участь постигла и того, кто вышел из будки. Маргелов мгновенно срезал футляры с противогазами, а тела убитых сбросил в выгребную яму. Отнес оба металлических цилиндра, в которых хранились маски и фильтрационные коробки, в машину — благо «эмка» стояла тут же, во дворе. Все так же пьяно улыбаясь, он вернулся за стол. Выпил еще одну рюмку за «великую советско-германскую дружбу» и дал понять своим товарищам, что дело сделано и пора возвращаться. Выпили на посошок и распрощались. Немцы с любопытством смотрели, как подвыпивший русский офицер садится за руль, но машина, на удивление, довольно быстро вырулила со двора на шоссейку. В трех километрах от местечка «эмка» въехала на деревянный мостик через речушку. И тут под ее колесами громыхнул взрыв. Машину разломило пополам. Полковник Федотов и майор Акимов погибли сразу. Оглушенного, с разбитым в кровь лицом водителя выбросило под откос. Придя в себя, Маргелов увидел, что к изувеченной машине скачут польские кавалеристы. Это они заминировали мостик. Он хладнокровно пристегнул маузер к деревянному футляру-прикладу и открыл прицельный огонь. Срезал одного, другого, сбил фуражку с третьего… Всадники повернули обратно.