Ворон Бури (ЛП) - Кейн Бен

— Ты был как одержимый.

— Это из-за Мохноборода, — мой голос стал глухим.

— Да, — грустно сказала Торстейн.

Мы продолжали двигаться. Ситуация была такой же или хуже по всей нашей бывшей линии. Там были Асгейр и его воины, тоже отступавшие. Я разглядел щит Стирлауга, белый с черным вороном, значит, он еще жив. Харальд был мертв, но Олейф и Арталах были невредимы. На поле боя люди Лайина тоже отступили. Мертвых норманнов и воинов Лайина было гораздо больше, чем мунстерцев или людей из Миде. Но это не означало, что потери Бриана и Маэла были легкими. Далеко нет. Их воинам крепко разбили нос. Вместо того чтобы преследовать, они просто утаскивали своих раненых и перегруппировывались.

В укрытии деревьев мы нашли Имра. Он сильно истекал кровью из раны на ноге, но огонь в нем не угас. Даже пока Векель, оставшийся с Лало, перевязывал его рану, Имр заявлял, что мы должны снова атаковать.

— Зачем? — потребовал я ответа. Боевая ярость прошла, и я видел, что мы между молотом и наковальней.

— Они не сломались в первый раз, — добавила Торстейн.

— Посмотрите на них! — сплюнул Имр. — Разве они похожи на армию, которая хочет победить?

— Они похожи на армию, которая удержала свои позиции и отбила атаку, — сказал я.

— Ты боишься, Ворон Бури? — насмешливо спросил он.

Я выпрямился перед ним.

— Спроси об этом у мунстерцев, которые умерли после падения Мохноборода!

Векель вклинился между нами и, положив руки нам на грудь, оттолкнул нас друг от друга.

— Бриан и Маэл точно победят, если вы начнете драться между собой! И Мохнобород погибнет зря.

Лицо Имра изменилось.

— Мохнобород…

— Его больше нет, и Одда Углекуса тоже, — сказал я.

— И еще добрых два десятка, — сурово добавила Торстейн.

Имр покачал головой, проясняя мысли.

— Так много?

— Везде то же самое, — сказал Векель. — Сам посмотри.

В конце концов, мы все же пошли во вторую атаку, в основном потому, что первыми это сделали люди Лайина. Норманны — народ гордый, и казалось трусостью позволить им сражаться в одиночку. Я хотел отомстить за Мохноборода, и другие тоже. Огромный не только телом, он был одним из самых любимых членов команды.

Атака тоже пошла плохо, и быстрее, чем первая. Боевая ярость больше не появлялась. Пал Козлиный Банки и еще полдюжины воинов с «Бримдира». Я был ранен в левую руку, ту, что со щитом. Рана была лишь в мякоть, но я больше не мог защищаться, по крайней мере, хорошо. Когда Имр, теперь уже с порезом на лице, сказал, что с нас хватит, никто не спорил. Мунстерцам достаточно разбили носы, чтобы они не преследовали нас в лесу, но и земли они не уступили. Так или иначе — либо пройдя через нас и по нам, как сказал Векель, либо пока мы будем смотреть, — они собирались идти на Дюфлин и на крепость Маэл-морды.

Асгейр, конечно, уже ушел, улизнув вместо того, чтобы присоединиться ко второй атаке. Мы узнали об этом от Олейфа, который не стал спорить с заявлением Имра, что пора отступать. Для него битва тоже прошла плохо; осталась, может, половина дружинников Сигтрюгга. Арталах протестовал; он хотел попытаться устроить засаду на врага в другом месте, ближе к Дюфлину.

— Нет. Все кончено, — сказал Олейф.

— Отец будет в ярости!

Олейф нахмурился.

— Да, ну, его здесь не было, не так ли?

— Так Бриан Бору и Маэл Сехнайлл просто войдут в наш город и будут делать, что захотят?

— Именно так. И любой, у кого есть хоть капля ума, не станет им мешать.

Арталах и впрямь выглядел так, будто готов был напасть на Олейфа, но у него не было шанса, потому что Лало сказал:

— Мунстерцы снова атакуют.

И они атаковали, ублюдки, большая часть их строя, с ужасающей целеустремленностью двигаясь к нам рысью. Кто-то разжег огонь в их животах. Даже если бы мы стояли и сражались, они легко превосходили нас числом четыре к одному. Сзади были еще и лучники, и они уже стреляли, высоко над головами своих товарищей.

— Уходим. Сейчас же, — сказал Имр.

Я слышал, как Арталах все еще протестовал Олейфу, когда мы начали бежать.

— Нет! Я остаюсь!

Я оглянулся. Большинство воинов Сигтрюгга отступали. Остались только Арталах, Олейф и горстка других, самых верных. Один упал, стрела в ноге, и мунстерцы взвыли от радости.

— Давай поможем, — сказал Векель, но я уже поворачивался.

Оттолкнув боль от раны в руке, сказав себе, что я все еще могу сражаться, я присоединился к братьям. Векель тоже пришел, что меня удивило. И Лало, что не удивило.

— Господин, — сказал я Арталаху. — Это неразумно. Нам следует отступать.

— Нет. По крайней мере, у одного из сыновей Сигтрюгга есть мужество.

Свирепое ругательство от Олейфа.

— Ты дурак, Арталах! Битва проиграна!

— Тогда беги.

— Твой брат прав, господин, — сказал я.

— Я остаюсь. — Он потянулся, чтобы надеть шлем, который снял, чтобы вытереть лоб.

— Прости меня, — сказал я и ударил его топором по затылку. Его глаза закатились, и я поймал его, когда он падал. Олейф разинул рот, и я сказал: — Ты собираешься мне помочь или просто будешь стоять?

— Бери его, господин, — сказал один из дружинников. — Мы задержим мунстерцев.

Олейф коротко, с благодарностью кивнул ему.

Мы подхватили Арталаха под руки, и, волоча его ноги, полушагом, полубегом двинулись на восток, к Дюфлину. Стрелы вонзались в землю вокруг нас, но это были выстрелы наугад. «Пока дружинники Сигтрюгга продержатся некоторое время, — решил я, — мы уйдем».

— Ты бы лучше не проломил ему череп, Ворон Бури, — сказал Олейф.

«Если бы не я, он был бы уже мертв», — хотел я сказать, но вместо этого пробормотал что-то банальное о том, что Арталах — крепкий парень.

Еще несколько стрел упало рядом. Но я видел впереди Имра и остальных, и мое сердце воспряло. Армия Бриана Бору, может, и идет на Дюфлин, но мы можем уйти на «Бримдире». Я не знал, куда мы отправимся. Это было не так уж и важно.

— Финн. — Это был Векель.

— Что?

— Мальчик ранен.

Олейф тоже услышал. Мы осторожно опустили Арталаха и с ужасом уставились на стрелу, торчащую из его бедра. «Случайный выстрел», — подумал я, — «попал в него совершенно случайно». И рана была серьезной. Его штаны уже пропитались кровью.

— Можешь вытащить ее, витки? — потребовал ответа Олейф. — Или сотворить какой-нибудь сейд, чтобы спасти его?

— Может быть, но мне нужно время.

— Времени-то у нас и нет, — огрызнулся я. — Большинство воинов, что остались, пали.

— Господин? — спросил Векель.

Олейф помедлил, затем снова посмотрел туда, откуда мы пришли.

— Сделай это позже. Иначе мы все покойники. — Он снова наклонился к Арталаху.

Я сделал то же самое, говоря себе, что с мальчиком все будет в порядке.

Вздохнув с облегчением, что враг оставил погоню, мы решили провести ночь в сарае. Короткий день означал, что добраться до Дюфлина одним переходом невозможно. Из команды «Бримдира» осталось двадцать девять человек, многие были ранены. Без еды мы сбились в кучу в соломе, радуясь хотя бы тому, что укрылись от ледяной ночи. Мы были не одни. Стирлауг и остатки его команды заняли другую половину сарая.

Арталах был еще жив; как только мы прибыли, Векель принялся за работу. Сначала он пел, и танцевал, и махал посохом над мальчиком. Никто не смел спросить, что он делает, каких духов призывает. Закончив с этим, он принялся за зазубренный наконечник стрелы, извлекая его с большим трудом и еще большей кровью. Кровотечение остановили прижиганием — железо раскалили на тлеющем огне. Не я один подавил рвотный позыв от запаха горелого, когда Векель погружал длинный металлический зонд глубоко в плоть бедра Арталаха. Закончив, он перевязал рану полосами ткани, оторванными от туники, и сказал Олейфу, что у мальчика есть небольшой шанс выжить. Но даже если он выживет, может начаться заражение. Тогда потребуется ампутация, что несет свои риски.

Выражение лица Олейфа, метавшееся между яростью и горем, говорило о том, что он ударил бы любого, кто принес бы такие вести, но даже сын короля дважды подумает, прежде чем напасть на витки.