Мастер Альба - Шервуд Том

Он издалека услыхал издевательский хохот, гневный крик своего хозяина и звук звонкой пощёчины. Вбежав внутрь, он увидел молодого мистера Генриха, убегающего к своему столу, и догоняющих его четверых молодцов. Прыгнув между ними, Джек поймал первого и, приподняв его, швырнул в спешащих за ним дружков. Кто-то упал, но двое, хищно пригнувшись, метнулись вперёд. Застучали удары – тяжёлые, частые. И вдруг прекратились: один из нападавших остался лежать, второй отпрянул с испугом.

– Здоров, гад, – бросил он своим, прижимая ладонь к разбитому лицу.

– Ладно, – сказал кто-то. – Готовьтесь, сейчас быстро уходим!

И, наклонившись, выдернул из сапога длинный нож – не английский, а странной формы, чуть гнутый, с утолщением на конце.

– Отвлеките его!

Пошли с трёх сторон, причём один, низко пригнувшись, подбирался, пряча нож за спиной. Джек смёл с ближайшего стола посуду, подкинул его тяжёлую четырёхногую тушу вверх и, перехватив, метнул в подступающих. Двоих отшвырнуло к дальней стене, но третий, с ножом, всё-таки прыгнул вперёд. Легко сбив в сторону его выпад, Джек перехватил руку с блеснувшим в ней лезвием, подвернул к локтю кисть. Нож выпал, и кучер, схватив нападавшего сзади за ворот и пояс, разогнал его между столами к стене и, приподняв перед окном, выбросил в это окно, сквозь стёкла и раму. Затем вернулся – и так же выбросил тех, что были сбиты столом. Четвёртый, пользуясь секундой, улепетнул сам – через дверь. Раскрасневшийся, но достаточно ровно дышащий Джек поднял с пола нож, взял его в обе руки и, натужившись, переломил. С громким щелчком лопнула сталь. И, сложив вместе рукоять с черенком и обломок лезвия, кучер выбросил их за окно. Потом огляделся. Спросил:

– Кому заплатить за окно и посуду?

Ответом ему был восторженный рёв присутствующих в трактире.

– Мы! – кричали ему, – мы за всё сами заплатим!

И аплодировали, и хохотали.

– Надо бы двигать отсюда, – сказал кучер, подойдя к дрожащему от возбуждения Генриху. – Жаль – коней только что распряг…

– Я закончу обед! – с вызовом проговорил тот и прибавил, тронув подбежавшего слугу за рукав: – Ладно, отнесите наверх. Мы снимаем номер с камином!

Они двинулись к лестнице, ведущей наверх, и на этом коротком пути восторженные постояльцы сунули Джеку в руки две бутылки с вином, вертел с колбасками и блестящую от жира горячую жареную индейку. 

В дальнем тёмном углу, за небольшим столиком прозвучал спокойный задумчивый голос. Человек, похожий на рыцаря, высокий и крепкий, сказал коротко: “Да”.

Его спутники переглянулись. Старик в большом, синего бархата, берете, – настолько большом, что его задний край лежал на спине, – судя по всему, иноземец; юная, в неброской дорожной одежде, девушка с лицом под вуалью и двое людей неприметных.

– Вьюн, – сказал старик и кивнул в сторону разбитого окна.

Один из неприметных ужом выскользнул из-за стола и скрылся за дверью. А рыцарь, подозвав слугу и пошептавшись с ним, отдал монетку, взяв взамен длинный ключ. Потом он проводил девушку наверх и вернулся. Сел за стол и спросил:

– Время позволяет, кажется, повторить, патер?

Старик кивнул, и рыцарь, вновь подозвав слугу, сказал:

– Всё, что заказывали, – неси ещё раз. Только вместо вина теперь – ягодной воды. Клюквенная имеется?

Они просидели неполный час. Вернулся ушедший. Склонясь над столом, проговорил:

– Всего – четверо. Моряки на договоре, рыболовы. Ушли к реке, сделали из парусины шатёрчик, располагаются на ночь. Костёр, котелок. Кашу варят.

– Проводи меня тоже наверх, сын мой, – сказал рыцарю старик, – и – за работу. По-моему, случай удобный.

Он поднялся в комнату к девушке, и там, за дверью, воцарилась ничем не нарушаемая тишина, – как будто никого там и не было.

Но юный дворянчик, будущий офицер, отправляя кучера за дровами для камина, увидел вдруг, что одна из дверей в коридоре, как только кучер прошёл, слегка приоткрылась. Но, поскольку он стоял и смотрел, дверь быстро закрыли. “Однако, кто-то здесь любопытен”, – подумал Генрих, прохаживаясь возле небольшого камина. Спустя минуту он вышел, прошёл по коридору и, перегнувшись через перила, кликнул трактирного слугу. Возвращаясь назад, резко обернулся – и увидел, что эту дверь, приоткрытую на величину узкой щели – как раз чтобы подсмотреть одним глазком – поспешно затворяют. “Однако!” Прибежал слуга. Генрих заказал ему ужин и проводил до лестницы. Возвращаясь, он тишайше подобрался к нахальной двери и здесь замер. Спустя какое-то время она дрогнула и стала вновь приотворяться. Генрих схватился за ручку и дёрнул дверь на себя.

– Ах!! – вскрикнули оба.

Девушка в нарядном белом платье, юная, с робким лицом, поспешно опустила вниз синие сказочные глаза.

– Прошу прощения, миссис… – пробормотал Генрих.

– Мисс, – поправила его девушка и, стремительно краснея, добавила: – Это я смотрю на вас, мистер…

– …Генрих, – сказал будущий офицер и отвесил куртуазный [24] поклон.

– Мистер Генрих… Я не имею возможности довериться никому, кроме вас… Вы не могли бы принести мне воды?

– Воды?!

– Видите ли, наша карета сломалась, и мой дядя, с которым я ехала, и кучер отправились к кузнецу, и их нет уже второй день. Дядя наказал мне сидеть очень тихо, ждать его и никому не открывать. Но, видимо, что-то случилось, их нет необъяснимо долго. Вода закончилась – а мне очень хочется пить.

– О, мисс…

– Адония.

– Мисс Адония! Позвольте предложить вам не только воды, но и морсу, и из еды чего-нибудь! И, может быть, вы позволите на то время, которое будет отсутствовать ваш родственник, оказать вам ни к чему не обязывающее скромное покровительство?

– Ах, мистер Генрих, я была бы весьма признательна вам за одну только воду… Вы не войдёте ко мне, внутрь, на минутку? Я так боюсь, что нас увидят разговаривающими…

Генрих с коротким поклоном скользнул в комнату.

– Ну и если быть до конца откровенной, – проговорила, всё больше краснея, Адония, – то из еды мне тоже ничего не оставили… Как и денег…

– Жареная индейка вас устроит? – торопливо спросил Генрих, тоном заговорщицки-дружеским. – Хлеб, поджаренные колбаски и немножко вина?

– Ах, Генрих!! – воскликнула, прижав руки к груди, с выражением бесконечной признательности на лице, юная девушка, и глаза её наполнились (невыкатившимися, впрочем) слезами.

– Дорогая Адония! У вас тут так сыро и холодно, а у меня есть камин… Его затопят сейчас. Примите искреннюю помощь благородного человека – согласитесь перейти на полчаса ко мне в номер – и сможете и покушать и обогреться! Вы можете всецело мне доверять! Я родом из…

– Я верю вам! – горячо воскликнула девушка, на летучий крохотный миг прикоснувшись пальчиками к его руке. Она опять в смущении опустила глаза, потом вскинула их – и добавила: – Но можно ли сделать так, чтобы никто не увидел, что я пошла к вам?

– Всенепременно устроим! Вы подождёте минут десять – пятнадцать? Мой Джек растопит камин, и я ушлю его вниз, к лошадям. Потом я постучу в вашу дверь – два раза, вот так, – и пойду и раскрою свою, а вы снимете туфельки и быстро ко мне пробежите. Ручаюсь, это будет неслышно, незаметно и быстро! Итак?..

– Я вас жду! – Она подарила ему полный благодарности взгляд глаз детских, синих, покорных.

Нарочито, как опытный в жизненных делах человек, Генрих прислушался к тому, что происходило за дверью, важно кивнул – и выскользнул в коридор, торопливо прикрыв за собой дверь. Затем, насвистывая, прошёл к себе в номер.

– Джек, – сказал он, когда заплясал в камине огонь. – Иди спать вниз, к лошадям. Мне нужно побыть в одиночестве.

– Но, мистер Генрих… А если эти вернутся?

– Пустое. В трактире куча народу, и запоры надёжные. Я буду писать стихи, и мне требовательно одиночество. Ступай!

Он отломил у индейки ногу и крыло, добавил колбасок и бутылку вина, отдал всё это Джеку и выпроводил его за дверь. Дождавшись, когда звуки его шагов затихнут внизу, он прокрался к заветной двери и условленно стукнул. Затем быстро вернулся к себе и встал в проёме, глядя вдоль коридора. Всего пара секунд – и вот уже белая, шуршащая тканью фигурка летит, едва касаясь ножками пола, и вот пронеслась мимо, почти вплотную, мазнув лицо его тонким томительным запахом и прикосновеньем волос. Генрих, зажмурив на миг глаза от кольнувшей его странной сладкой истомы, затворил дверь и клацнул засовом.