Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии - Юрий Павлович Вяземский

Но вот что любопытно: весьма заинтересованный интерес к этологическим экстраполяциям на человека проявили люди вроде бы на редкость практические и далекие от зоологии. Например, Збигнев Бжезинский, известный американский социолог и влиятельный практический политик, внимательно изучил работы Лоренца и Скиннера и в своих сугубо политических работах обильно цитировал этологов, описывая, в частности, внутривидовую агрессию крыс.

Не уверен, что крупнейший историк XX века Арнолд Джозеф Тойнби следил за этологическими исследованиями. Но, читая его «Постижение истории», не могу отделаться от впечатления… Нет, лучше не скажу, а спрошу вас: механизм Вызова-Ответа, на котором строится вся историософская концепция Тойнби, и механизм «стимул-реакция», без анализа которого невозможны ни этология, ни физиология, ни продуктивная психология, – чем эти механизмы принципиально отличаются друг от друга?

Совсем осмелею и спрошу: не присутствуем ли мы ныне при некой этологизации гуманитарного знания или, точнее, при известном сближении и, быть может, даже сотрудничестве антропологии и зоологии?

III. Цирцея опасна

Я вот что хочу сказать.

§ 50

Этология – дева молодая и вследствие этого в совокупном зоологическом знании весьма неопытная.

Безоружную свою юность признают едва ли не все знаменитые этологи. Реми Шовен называет этологию очень молодой и добавляет, что «она только родилась»13. Нико Тинберген считает, что она «переживает пока младенческий период»14. Конрад Лоренц, поведав о том или ином своем блестящем открытии, любит добавить: «Приведенные факты достаточно проверены, насколько это вообще можно утверждать в отношении результатов такой молодой науки, как сравнительная этология»15.

Складывается впечатление, что этологами накоплен богатейший и разнообразнейший материал по поведению животных. Но впечатление портится, когда начинаешь ближе знакомиться с предметом, задаешь себе конкретные вопросы и ищешь на них ответы. Тут выясняется, что очень многие виды животных – и, к сожалению, самые любопытные для нас – по-прежнему исследованы крайне мало, а некоторые сферы их жизни почти вовсе не изучены.

Например, сотни книг и тысячи статей посвящены обезьянам. Но многие авторы общались с обезьянами в условиях неволи и почти ничего не могут сообщить нам об их социальной организации. Ибо, как показал Леонид Фирсов со своими коллегами, социальное поведение обезьян, в особенности высших, в неволе сильно и иногда принципиально отличается от соответствующего поведения в естественной среде обитания16. Мы ведь не сможем получить адекватное представление о политической жизни, скажем, Соединенных Штатов, исследовав социальные взаимоотношения, складывающиеся в американских тюрьмах…

Фирсов предпринял героическое усилие, переселил своих обезьян на необитаемый остров в Псковской области. Но и там, строго говоря, они оказались не совсем на воле, так как были лишены контакта с другими конкурирующими и враждебными группами, то есть отсутствовали внешние социальные воздействия, безусловно, оказывающие влияние на внутреннюю структуру группы, на многие поведенческие особенности и т. д. К тому же большинство фирсовских шимпанзе, как я понял, были выращены в неволе и в известной степени воспитаны человеком.

Мне почти ничего не удалось узнать о стайном поведении волков.

Киты и дельфины издавна волновали человеческое воображение. Но что нам о них известно? Кто их в достаточном объеме исследовал на их территории, в широком море, по сравнению с которым самый великолепный дельфинарий – грязное и тесное узилище? Как их там, в морях и океанах, возможно технически и операционно исследовать? Можно писать о них фантастические и художественные книги (дескать, космические пришельцы… остатки инопланетной цивилизации… интеллект, не уступающий человеческому…), можно снимать триллеры и мелодрамы (рейтинг подобных кинофильмов не уступает санта-барбарам), можно вслед за Жаком Майолем нырять под воду и в состоянии апноэ устанавливать с дельфином телепатический или иной экстрасенсорный контакт. Но если захотите прочесть о поведении дельфинов у ведущих ученых-этологов, предупреждаю: почти ничего не найдете ни у Лоренца, ни у Тинбергена, ни у Фриша.

§ 51

Кстати, о кино– и телефильмах. В последние десятилетия появилось множество документальных кино– и телематериалов о поведении животных, о дикой жизни саванн и джунглей, пустынь и оазисов, лесов и степей, тундры и арктических лесов, морей и океанов. Насколько можно доверять этим свидетельствам? С одной стороны – документальные съемки, и все, что ты видишь на экране, происходило на самом деле. Но с другой стороны, многие интереснейшие эпизоды, которые вполне можно отнести к категории этологических открытий, большей своей частью остаются за кадром: нам показывают, что это началось, а как протекало, чем завершилось – об этом нам рассказывает диктор, но не показывает оператор. Насколько можно доверять непрофессиональным или полупрофессиональным комментариям, сопровождающим эти кино– и теледокументы, и согласился бы с этими комментариями профессиональный этолог, наблюдай он весь поведенческий процесс?

Ведь сколько мы знаем случаев, когда неискушенный наблюдатель видит и понимает одно, а профессионал – нечто иное и иногда прямо противоположное. Лягушка, например, схватила в рот свою икру и проглотила – съела, скажем мы. И лишь профессионалу известно, что в желудке икринки превратятся в головастиков, и скоро потомство в преобразованном виде выйдет наружу изо рта папаши или мамаши. В течение этого периода в лягушачьем желудке желудочный сок не вырабатывается и никакого переваривания не происходит. И эдак лишь у определенных видов лягушек творится, а представители других видов запросто могут закусить своим потомством в икорном его варианте.

И какова статистическая достоверность увиденного, то есть типичен ли этот поведенческий акт для вида и насколько типичен?

§ 52

Особую ценность для нас представляет профессиональный сравнительный анализ, и чем шире его охват, тем увереннее мы, не-этологи, будем себя ощущать. Нам нужно, чтобы одна и та же поведенческая область сравнительно исследовалась по всей лестнице существ, скажем, от губок до горилл и шимпанзе. Самая огорчительная для нас констатация звучит следующим образом: «Нам неизвестны исследования такого же плана на животных более низкого филогенетического уровня»17.

Но именно с такого рода признаниями нам чаще всего придется сталкиваться. Дескать, у высших обезьян мы это исследовали и наблюдали, а у других животных – нет, и, судя по научной литературе, никто этим не озадачивался. Даже Конрад Лоренц, самый «сравнительный» и универсальный из этологов, занимался почти исключительно позвоночными. На Лоренце, разумеется, свет клином не сошелся: Фриш изучал пчел, прекрасные специалисты исследовали муравьев и термитов, но их спектр филогенетического сравнительного обобщения еще уже, чем у Лоренца. А когда мы с вами спустимся на уровень пауков, ракообразных, моллюсков, червей, иглокожих и губок, тут уже вообще сравнительный мрак и этологические потемки. То есть чем дальше от великого светоносного этолога, чем глубже в эволюционную бездну, тем чаще придется блуждать на ощупь и – в научном отношении – на свой