Олег Гончаров - Боярин

– Вот, – говорит, – я нарочно его для тебя заказала. Здесь, в Козарах, среди иудеев знатный мастер есть. Самуилом его зовут. Он-то мне оберег и сделал. Смотри, тут конек ретивый, чтоб Даждьбог тебя без присмотра не оставил. Ложечка маленькая, это чтоб тебе в дороге сытно было. Ключик серебряный, чтобы все у тебя в сохранности оставалось и не пришлось потом перед княгиней с головой повинной стоять. Гребень частый, чтоб злые недуги и хворобы стороной обходили. Зубы волчьи, чтоб боялся злой враг или лихой человек к тебе приблизиться, и птица быстрая, чтоб на роздыхе и во сне непробудном и благодатном могла твоя душа на крыльях легких ко мне прилететь и с моей душой поласкаться[43].

– Любавушка, – прижал я ее к себе крепко. – Ты уж не тоскуй тут без меня сильно. Коли будешь себе сердце рвать, так и мне несладко в далеке далеком будет.

– Хорошо, Добрынюшка. Ступай себе, а за меня не бойся.

Немало я тогда городов и весей с тиунами да бирючими княжескими обошел. На каждый погост, на каждое торжище заглянул. Сколько рек мы за это время веслами перемесили, сколько дорог копытами коней наших избили – и не сосчитать. Многое я за то время постиг. Понял, как велика Русь, как пригожа и богата она. Многому научиться смог. Посмотрел на народ православный и себя людям показал. Принимали нас без особой радости, где с опаской, а где и вилами да косами встречали. Но улаживалось все без сильной брани. Может, оберег Любавушкин помог, а может, постиг я тогда, что человек с человеком не только грызться и собачиться, но и договориться сможет всегда. С кем-то приходилось на своем твердо стоять, а кому-то нужно было и в ножки поклониться.

Двенадцать обозов мы в Киев отправили. С медом, воском, салом топленым. Шесть ладей к Ольге снарядили с рыбой и мехом игристым. Со всех земель русских, от всех посадников, от всех родовых покровителей посланники в стольный город потянулись. Задумала княгиня великое посольство собрать, чтобы понял василис царьградский, что Русь единой стала, и считаться с ней теперь придется. Может, он тогда посговорчивей будет.

Я в Ладоге Рулафа, сына Эйнарова, встретил. Он мне рассказал, что старый Эйнар, как и положено морскому бродяге, в Море-Океяне сгинул. Потом про Торбьерна и Орма поведал. Вновь стало скучно хевдингу на Купальном склоне. Решили они с другом на новую землю посмотреть. К Гренландии[44] с семьями и домочадцами отправились.

Помянули мы Эйнара, Орму с Торбьерном счастливого пути пожелали, а потом я у Рулафа кольчуг закупил тонких, мечей звонких, кинжалов острых.

Возле Пскова со Святославом встретились. Подрос каган, словно дубок окреп. Встретил меня отрок с почтением. Все про Малушу расспрашивал да жаловался, что устал за ватагами варяжскими по лесам и болотам бегать. Озоруют лихие люди. Купцов грабят и поселения граничные разоряют. Злился на Регволода, князя Полоцкого, дескать, тот на словах ему милым другом прикидывается, а на деле тех ватажников на земле своей укрывает и долю от грабежей с них берет. В который раз Свенельд в Полоцк поехал, чтоб договориться с Регволодом, вот уже третью седмицу не возвращается.

– Я бы давно уж Полоцк на меч поднял, но воевода не дает, – горячился каган. – Говорит, что Регволод[45] нашей крови, тем же богам требы возносит, что и дед мой с отцом, а значит, его боем бить нельзя. Только что же это за однокровник, если разбойникам милость оказывает?

Потом мы о матушке его посудачили.

– Ты уж догляди за ней, Добрын, помоги, чем сможешь, – попросил меня каган. – Я и сам на Царь-город поглазел бы. Интересно, как там василис правит? Да матушка не пускает.

– Не станет с тобой Константин разговаривать, – сказал я ему. – Молод ты еще.

– Сам знаю, – вздохнул Святослав.

– Да не печалься ты, – хлопнул я кагана по плечу. – Твой век долог. Еще встретишься с василисом. А пока княгиня велела тебе к солнцевороту в Киев вернуться. Она уйдет, а ты за старшего останешься.

– Не люблю я Киев, – сказал каган. – Душно там.

– Потерпеть придется. Нам сейчас мир с Византией ой как нужен. Не Царь-город, а Итиль Хазарский для нас главный недруг. Снова хазары вятичей с северянами подбивают, хотят, чтоб они от Руси откололись. Печенегов на тиверцев натравливают. Из Белой Вежи хану Куре подкорм шлют. Оружием и золотом жадность печенежскую разжигают.

– Вырасту, – сказал Святослав упрямо, – напомню кагану Хазарскому, как его Олег с отцом моим на куски рвали.

– Время придет, напомнишь, – согласился я. – А пока важно, чтобы Византия на нашей стороне встала да спину нам прикрыла.

– Передай матушке, что непременно вернусь.

Отдохнул я во Пскове немного, дух перевел и снова за работу свою принялся. Дары для василиса собирал, купцов новгородских уговаривал товары свои по Днепру и Понту везти, средства искал, чтобы посольство наше как подобает в Царь-город пришло, чтоб перед греками русичи не осрамились.

С купцами мне Стоян помог. Я его на Торжище отыскал. Он, как увидел меня, весь от радости расплылся.

– Вот уж кого повидать не чаял.

А я ему:

– Что же вы меня в Булгаре-то бросили?

– Как бросили? – удивился он. – Ты же сам Рогозу сказал, что жену искать будешь, а коли не найдешь, так и дальше отправишься. Вот мы и подумали, что ты от нас ушел.

Может, и вправду я зря на новгородцев обиду держал? Сам виноват, что один на невольничий рынок поперся. Не предупредил никого, за то и поплатился.

– А ватага твоя где? – спросил я Стояна.

– Так ведь где же ей быть? – сказал толстяк. – На пристани они, новую ладью смолят. Ты бы к ним заглянул. Рогоз про тебя часто вспоминал. Небось, обрадуется. И Ромодан там. А жена-то твоя как? Нашел ли?

– Нашел.

– Молодец, – порадовался он за меня, а потом глаза в сторону отвел. – А я свою потерял, – сказал грустно.

– Как это?

– Вот так, – махнул он рукой. – Покинула меня Маринушка. С Просолом убежала. Да и зачем я ей такой, старый да страшный?..

Прав оказался Стоян – ватага меня радостно встретила. Когда вместе пот и кровь проливаешь, такое не забывается. Рогоз меня обнял и все приговаривал:

– Что же ты втихомолку ушел? И не попрощался даже.

А кормчий все дивился:

– Ишь, каким боярином вырядился. И на кривой козе, небось, не подъедешь?

– Да будет тебе, – отвечал я ему. – Каким был, таким и остался. Вот с купцами ныне переговорю, а вечерком встречу отпразднуем.

Купцы новгородские на дворе у посадника собрались. Мне не пришлось их долго уговаривать. Первым вместе с Ольгой идти Стоян вызвался. За ним и остальные потянулись. Даже согласились на свои деньги струги и ладьи выстроить, так им в Царь-город наведаться с товаром захотелось.