Шелковый Путь - Колин Фалконер

— Ты желаешь претерпеть муки Дьявола в огне? — прошипел ему Уильям.

Жоссеран кивнул.

— Возможно, именно этого я и хочу.

Хутулун с ним не разговаривала, даже не смотрела в его сторону. Через час после рассвета они выехали караваном, через окутанные туманом поля, в унылую серую сланцевую пустыню.

Позже тем же утром они остановились у дальних границ оазиса, чтобы пополнить запасы воды из последнего колодца. Песок уже был в его одежде, в мельчайших морщинках у глаз, в бороде. Пустыня быстро отвоевывала свое.

Она присела у одной из грязных канав, наполняя свою кожаную флягу.

— Далеко ли нам до места назначения? — спросил он.

— А что? Ты предпочел бы остаться в Гаочане?

Что-то в ее тоне ему понравилось.

— Я нашел Гаочан оазисом наслаждений.

— Там, куда мы едем, — резко бросила она, — только пустыня.

Она прошла мимо него. Жоссеран смотрел ей вслед. У христианской женщины он бы сказал, что это очень похоже на ревность. Мысль о том, что Хутулун одолевает такое чувство из-за него, придала ему сил. В то утро он легко вскочил на своего верблюда и весь долгий жаркий день не переставал улыбаться.

***

LV

Прошло три недели с тех пор, как они покинули Кашгар. Каждый день они проезжали, пожалуй, семь-восемь лиг, проводя ночи в одном из городов-оазисов или за стенами караван-сарая. Но однажды после полудня Хутулун остановила караван у рощицы корявых тополей и приказала татарам разбить лагерь на ночь в открытой пустыне. Она не дала никаких объяснений своему приказу.

— Оставь верблюда оседланным, — сказала она Жоссерану. — Я хочу, чтобы ты поехал со мной.

Его верблюдица взревела от такой несправедливости, когда Жоссеран снова заставил ее подняться. Он последовал за Хутулун на север, через пустыню.

Они ехали по узкому ущелью, следуя по высохшему руслу ручья. Красные утесы вздымались на сотни футов по обе стороны от них. Мягкое «сук-сук» Хутулун, которым она понукала своего верблюда, эхом отдавалось от скальных стен. Жара была невыносимой.

Затем Жоссеран поднял голову, и то, что он увидел, заставило его затаить дыхание. Скала была испещрена пещерами, и у входа в каждую из них из цельной породы были высечены идолы. Они были похожи на идолов Боркана, которых он видел в Куче, и некоторые были высотой в три человеческих роста. Изящные каменные одеяния, выветренные веками, развевались в безветренной тишине каньона.

— Святой кровью всех святых, — пробормотал он.

Хутулун остановила своего верблюда.

— Разве не чудо?

— Это то, что ты хотела мне показать?

— Есть и еще кое-что, — сказала она. Она спрыгнула и стреножила передние ноги своего верблюда. Жоссеран сделал то же самое.

— Что это за место?

— Это долина тысячи Будд. Однажды сюда пришел монах по имени Ло Цунь, и было ему видение бесчисленных Будд, возносящихся к небу в облаке славы. Он провел остаток своей жизни, воплощая это видение в реальность.

— Один человек не мог сделать всех этих идолов.

— В дальнем конце долины раньше был монастырь. Монахи, жившие там, посвятили свои жизни созданию этих статуй.

— Но как они их туда поднимали? Пути наверх нет.

— Путь есть, но он крутой. Пойдем.

Жоссеран последовал за ней, когда она начала карабкаться по скалам. Он чувствовал себя медведем, ковыляющим за газелью. Хутулун не останавливалась, чтобы перевести дух. Он не мог ее догнать.

Она ждала его на уступе высоко на скале. Легкий налет пота на ее лбу был единственным внешним признаком ее усилий. Он рухнул на колени, задыхаясь. Придя в себя, он поднял на нее глаза и увидел на ее губах медленную, насмешливую улыбку.

«Всеми святыми, — подумал он. — Ее матерью, должно быть, была горная коза».

Он огляделся. Головокружительная панорама: красные утесы ущелья, белые пики Небесных гор далеко позади, пробивающиеся сквозь знойную дымку полудня.

Вокруг и над ним были статуи идолопоклонников, одни вырезаны из дерева, другие из камня. Некоторые лежали, подперев головы руками, как гурии в бане. Они были гораздо больше, чем он представлял, глядя на них снизу, из долины. Он прикинул, что некоторые из них были, пожалуй, длиной в дюжину шагов.

Когда он вернется в Акру, никто не поверит, что он видел такое.

Он, спотыкаясь, поднялся на ноги.

— Сюда, — сказала она и повела его в устье пещеры.

Внутри горы царила благословенная прохлада, и каждый звук был усилен. Он вдохнул вековую сырость.

Когда его глаза привыкли к полумраку, он увидел, что от входа ведет множество туннелей, испещривших скалу, как соты. Некоторые вели в сводчатые помещения, едва вмещавшие одного человека, другие были размером с церковь, высеченные квадратом из скалы с усеченными и сводчатыми крышами.

Напротив входа находилась прямоугольная платформа, на которой стояла гигантская терракотовая статуя этого Боркана, сидевшего с поднятой правой рукой, освещенная шевроном света из входа. Мочки его ушей были неестественно длинными, почти до плеч, а его тяжело опущенные веки были скромно прикрыты, как у девицы. На нем было одеяние, похожее на тогу, и он был искусно расписан охрами и аквамаринами.

Его последователи были расставлены в нишах в скале вокруг него — терракотовые статуи в человеческий рост, и в темноте они были так реалистичны, что Жоссеран чуть было не схватился за меч.

— Они всего лишь из глины, — пробормотала Хутулун и повела его в одну из меньших пещер, ведущих из главного зала.

Там было еще темнее, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы разглядеть фигуры на потолках и стенах. Он ахнул. Вся стена была заполнена росписями, в основном этого Боркана и его последователей с их сатирскими улыбками. Но было и множество других фигур: его почитатели и ангелы, а также портреты царей и цариц в пышных дворцах, воины в бою, крестьяне на своих полях, адские музыканты с лютнями и флейтами. Все это было искусно написано темперой по штукатурке — фантастический подземный мир горных пейзажей и укрепленных замков, небеса, похожие на мраморную бумагу, кишащие громовыми демонами, чудовищами и нагими гуриями, — все выполнено тончайшей кистью в черных, кремовых и нефритовых тонах.

— Это… ад, — прошептал он.

— Ты не понимаешь.

— Монахи Боркана упиваются такими вещами?

— Картины не для услады, а чтобы показать тщетность мира, — сказала она. — Настоящее имя Боркана — Сиддхартха.