Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро

в определенные точки кожи, связанные с различными органами, вызывают стимуляцию, которая достигает висцеральных проекций и провоцирует ответную реакцию. Эта теория получила широкое признание в китайской философии, основанной на вере в равновесие между Инь и Ян, отрицательным и положительным началами. Согласно ей, болезнь возникает не иначе как от нарушения этого баланса, причиной которого является либо избыточная активность функции органа, либо ее полная противоположность.

Но медицинское искусство, практикуемое в Китае с третьего тысячелетия до нашей эры, не ограничивается одной лишь акупунктурой. Существует древний трактат, приписываемый императору, жившему пять тысяч лет назад, в котором объясняется, как в те времена классифицировали болезни: головные боли и невралгические недомогания особенно обострялись весной, летом часто встречались кожные заболевания, осенью – лихорадки, а зимой – бронхиальные и легочные болезни. Лекарства делились на пять категорий: травы, снадобья, минералы, злаки и животные. При лечении недугов большое значение придавалось пульсу, упоминалось даже о кровообращении и возможности использования анестетиков при хирургических операциях.

Научные достижения Китая поражают воображение. За шесть веков до нашей эры здесь уже использовали отпечатки пальцев для идентификации личности. Четыре столетия назад выдающийся изобретатель создал устройство, которое, будучи установленным на средство передвижения для преодоления огромных расстояний в неизведанных землях, помогало держать верное направление, предвосхитив тем самым идею компаса. Искусство создания терракотовых изделий зародилось двадцать два века назад, шелководство – двадцать веков до нашей эры, а история чая и вовсе теряется в глубине легенд. А ведь еще были порох, бумажные деньги, книгопечатание, лапша. Невольно приходит мысль, что если сегодня китайцы просят Запад поделиться самыми передовыми технологиями нашей цивилизации, то они просто хотят получить проценты за свои культурные инвестиции и изобретательность, уходящие корнями в туман времен.

Не в силах уснуть, я с ужасом и сочувствием вспоминаю о событиях 1937 года, о чудовищном акте варварства, совершенном японскими захватчиками. Ужасающая резня, которую невозможно отрицать, но отрицающая все Япония не желает исправлять ситуацию. Это произошло 13 декабря, и в течение десяти дней продолжалась кровавая бойня, вошедшая в историю Нанкинская резня или Изнасилование Нанкина. Без каких-либо иных мотивов, кроме продиктованных жестокостью, чтобы «отпраздновать» взятие столицы, было истреблено все беззащитное население, включая стариков и детей. Погибло более 300 000, а возможно, и 500 000 человек, все мирные жители. Это холокост безжалостной войны, развязанной японцами, унесшей более 20 миллионов жизней китайцев.

В «Шанхайском экспрессе»

В тот дождливый зимний день писатель Джованни Комиссо долго делился со мной своими воспоминаниями. Я навестил его, как это часто случалось в конце 1960-х, в его доме на окраине города. Он был настроен на разговоры о прошлом и рассказал мне, что утром не смог ничего сделать по делу, зато привел в порядок несколько ящиков и обнаружил негативы фотографий, сделанных им в Китае весной 1930 года, куда газета Corriere della Sera отправила его для создания памятного репортажа. Спустя более тридцати лет он так и не напечатал их заново, возможно, потеряв оригиналы при переезде из своего загородного дома в Зеро Бранко.

Комиссо был таков: движимый необоснованной экономией, он не желал тратить деньги на перепечатку тех негативов, которые он внимательно изучал и пересматривал, ясно помня каждое место. Я провел целый день, слушая его красочные рассказы о Китае.

Было холодно, и китайцы кутались в длинные стеганые халаты. По дороге из Нанкина в Шанхай он с ужасом наблюдал из окна автомобиля, как толпы оборванных мальчишек, покрытых струпьями и язвами, кланялись в пояс, выпрашивая милостыню. Другие калеки и изувеченные, распростершись на земле, корчились в мольбах, обнажив иссохшие плечи.

Шанхай того времени был триумфом человеческой глупости, и рассказ Комиссо в «Amori d’Oriente» («Любви Востока»), где он выступает под именем некоего Лоренцо, жаждущего острых ощущений и приключений, весьма красноречив. И приключений в Шанхае 1930-х годов, а затем и в Пекине, где он мечтал остаться до конца своих дней, у него будет предостаточно.

Я взял эту книгу с собой, но в ней я увидел совершенно другой Китай, словно через него пронеслись тысячелетия. Из всех путешествий Комиссо именно поездка в Китай оставила в его душе неизгладимый след. Кажется, его больше привлекало не столько человеческое измерение китайцев, которых он считал неопрятными, не столько пейзажи, напоминавшие ему родные края, сколько трагическое ощущение упадка древней цивилизации.

Его история глубоко меня впечатлила; в те 1960-е Китай представлялся мне страной великого будущего, и я мечтал отправиться туда. Однако, когда я поделился с Комиссо своими планами, он попытался отговорить меня, утверждая, что это не имеет смысла.

– Хочешь увидеть кусочек Китая? Выйди из дома, спустись к ручью, полюбуйся камышами на закате. Ты окажешься в самом сердце шанхайской глубинки. Хочешь увидеть пейзажи вокруг Пекина? Тебе стоит выйти в поле и взглянуть на закат, от Граппы до Висентина. В Пекине равнину с запада и севера окружают синие горы, прямо как у нас, сельская местность засеяна пшеницей и усажена тутовыми деревьями, фермерские дома точно такие же, как наши. Чтобы представить себе Китай, нужно совсем немного, поверь мне.

Чжу забронировал для нас места в купе первого класса рядом с вагоном-рестораном. От Нанкина до Шанхая путь не так уж и длинен, около 300 километров на восток, но поезд идет более пяти часов, а поскольку мы едем вечером, то в итоге ничего не видим.

В соседнем купе сидит миловидная молодая китаянка. Наш переводчик сразу же завязал с ней беседу и представил ее мне. Ее зовут Лучезарное Облако.

Она знакомит нас со своими тетей и дядей: это сестра ее отца и ее муж. Они живут в Гонконге и после тридцатилетней разлуки приехали навестить родственников, забрали племянницу и отправились с ней путешествовать по Китаю.

Дядя и тетя, как видите, придерживаются западных взглядов и относятся к Чжу с большим уважением. Лучезарное Облако безмерно счастлива. Ей довелось побывать в Пекине, Сиане, Чанша, Нанкине, а теперь предстоит увидеть Шанхай. В свои 20 лет она выглядит совсем юной, будто ей всего 15, хотя уже поступила в университет. Ее отец – инженер, мать – профессор. Живет она в Сучжоу, городе-саде в устье Янцзы, известном своими красивыми девушками. Об этом Лучезарное Облако рассказывает с очаровательным кокетством. И действительно, она невероятно хороша собой в облегающих брюках и джемпере, подчеркивающем ее фигуру.

Лучезарное Облако жаждет узнать обо мне все: откуда я, чем занимаюсь, женат ли, что повидал, куда направляюсь. Она никак не может поверить, что я итальянец, принимая меня за уйгура