Футляр для музыканта - Михель Гавен

намеренно отошел в сторону – она поняла, но чтобы он не интересовался, что происходит, это вряд ли. Однако сейчас было не время расспрашивать адъютанта о его шефе. Раух то и дело поглядывал в зеркала, не увязался ли «хвост». Но пока все было чисто.

– Считаешь, не следят за нами? – спросила Маренн негромко, наклонившись к нему.

– Зачем им следить? – Раух пожал плечами. – Они прекрасно знают, куда мы едем. Нет, поглядывать надо, конечно, но, скорее всего, «хвоста» не будет, – продолжил он уверенно. – Тем более в правительственном квартале, где у гестапо повсюду «глаза и уши». Нет, они подождут, пока мы выедем в район поскромнее. Но не думаю, что будут преследовать, как вчера. Вчерашняя история вряд ли повторится. Скорее всего, они постараются остановить машину иным способом.

– Каким? – Маренн повернулась к нему.

– Если бы знать! – Раух усмехнулся. – Способов много. Но смотри внимательно на дорогу. Я не буду быстро ехать. Время у нас есть.

– Полагаешь, они нас взорвут? – Маренн спросила совсем шепотом, чтобы не пугать фрау Кнобель.

– Взорвут? Сомневаюсь, – Раух покачал головой. – На кого они это спишут? На подпольщиков, которых в Берлине днем с огнем не сыщешь? Покореженная машина шестого управления, не дай бог, еще парочка трупов высокопоставленных офицеров из управления Вальтера Шелленберга – слишком большой скандал – Он взглянул на Маренн с иронией. – Да Мюллер землю будет есть, но выяснит, кто это сделал, – лишь бы спасти свою репутацию. А вдруг эти неизвестные злоумышленники затевают заговор против фюрера? Нет, слишком много шума не в их интересах, это только ухудшит их положение, – заключил он решительно. – А вот спровоцировать аварию они могут. Это я не исключаю. Водитель после бессонной ночи, плохая видимость, какой-нибудь «сумасшедший самоубийца», выскочивший на бешеной скорости, – ищи его потом свищи. А то, что кто-то погиб, – так это никто не виноват, так получилось, господа. Это похоже на правду. Хотя и машина тоже… – Он пожал плечами. – У гражданских машин немного, просто наперечет. В основном весь транспорт расписан по ведомствам. Как наш вчерашний «опель» – он числился за школой «Викинг», конечно. Вчера они попались, вряд ли захотят повторить то же самое. Машину найти легко, и кому она принадлежит, выяснить не составит труда. А это опять ниточка, аргумент – все в ту же доказательную базу против них. Поэтому я и говорю, смотри на дорогу, – настойчиво повторил он. – Свалить все на плохую работу дорожных служб – самое простое.

– Пожалуй, ты прав, – согласилась Маренн. Она замолчала, Раух тоже больше ничего не говорил. В напряженной тишине Маренн казалось, что она слышит, как скрипят шины по покрытой утренним ледком старинной брусчатке улицы. Миновав зоопарк, машина въехала в район Шарлоттенбург. Здесь повсюду стояли указатели, обозначающие объезд, и дорожные патрули. Виднелись пожарные и медицинские машины.

– Опять ночью бомбили, – озабоченно сказала фрау Кнобель. – У меня в этом районе жила подруга детства, мы вместе учились в гимназии. Не знаю, что с ней теперь, и живет ли она здесь. Кажется, в этом доме, – она показала на старинный пятиэтажный особняк с красивым каменным балконом справа. – Слава богу, его не задело, – вздохнула она с облегчением.

Патрули то и дело останавливали машину, но специальный знак на лобовом стекле, разрешающий проезд без досмотра, способствовал тому, что они продвигались довольно быстро. Однако часто приходилось сворачивать и ждать проезда по полосе, так как, несмотря на ранний час, транспорта скопилось много.

– Не исключено, что из-за этой ночной бомбежки мы до сих пор не имеем приключений на нашу голову, – заметил Раух с грустной иронией. – Шарлоттенбург – тихое местечко, отсюда прямой выезд в пригород к озеру. Здесь не так много правительственных учреждений, практически их вообще нет, а следовательно, не так много охраны. Здесь было бы очень удобно устроить провокацию и легко спрятать все концы – практически нет свидетелей, Жители, кому было куда уехать, уехали от бомбежек, а те, что остались, предпочитают лишний раз не показываться на улице, только по необходимости. В такое время опасно далеко уходить от бомбоубежища, к тому же по улицам все время снуют военные, везут секретные грузы, движение часто закрыто не только для машин, но и для пешеходов. Пустынные улицы – что может быть лучше, чтобы подложить «ежа», например, – он усмехнулся. – Но тут – на тебе, американцы постарались. Из-за их ночной бомбежки сосредоточение всяческих служб в этом районе, в том числе и полиции, побольше даже, чем в правительственном квартале.

– Может быть, сами того не зная, они помогли своему соотечественнику, – предположила негромко Маренн. – Я имею в виду музыканта Миллера. Кстати, как его самочувствие, фрау Кнобель? – спросила она медсестру. – Вы же навещали его вчера?

– Да, конечно, фрау Сэтерлэнд, – откликнулась медсестра. – Я принесла ему лекарства. Температура нормальная. Настроение после визита вашей дочери фрейляйн Джилл значительно улучшилось. Как я говорила, он попросил нотную бумагу и что-то сочинял, напевая, так что даже почти не обращал на меня внимания. Сказал, что обязательно сыграет для меня новую пьесу, когда закончит. Я буду первой слушательницей.

– Не исключено, что когда-нибудь вы расскажете об этом вашим правнукам, фрау Кнобель, – пошутил Раух.

– Вполне возможно, гауптштурмфюрер, – согласилась медсестра. – Если, конечно, его товарищи по оружию не разбомбят однажды мой дом, как дома тех, кто живет здесь, в Шарлоттенбурге. – Она кивнула на руины за окном. – И я, по несчастью, не окажусь в этот момент дома, а не в клинике. А того хуже, если большевики приблизятся, – она поежилась. – Сейчас об этом многие думают, только говорить боятся. Вот мои соседи, например. Хозяйка квартиры напротив призналась мне, что потеряла сон от беспокойства и уже не может даже слушать новости по радио. А у нее никого нет на фронте, она давно одинокая, с тех пор как умерла ее мать. Как вы думаете, фрау Сэтерлэнд, эти русские могут добраться до Берлина? – спросила она, понизив голос.

– Такая опасность преследует нас всех, – ответила Маренн. – Особенно с июня, когда англо-саксы открыли второй фронт в Нормандии. Но я все-таки надеюсь, что этого не случится. Надо надеяться на лучшее, фрау Кнобель, – повернувшись, она успокаивающе прикоснулась рукой к пальцам медсестры, которыми та держалась за спинку переднего сиденья.

– Я стараюсь, фрау Ким, – медсестра вздохнула. – Но с каждым днем это получается все хуже, – призналась она грустно.

Впереди показалась громада замка Шарлоттенбург, затянутая камуфляжной сеткой, – здесь все было спокойно, ночью здесь не бомбили. Машина проехала несколько старинных зданий в барочном стиле, миновала музей с драгоценностями прусской короны – он был недавно закрыт, так как всю экспозицию эвакуировали. Свернув направо, въехала в район Далемдорф – до Ванзее оставалось минут семь езды.

– Если ничего не произойдет, мы успеваем вовремя, у нас даже есть время в запасе. – Раух посмотрел на часы. – Но что-то не верится. Я думаю…

Договорить он не успел. Через мгновение на пустынной дороге мелькнула тень – человек бросился в подворотню, а прямо под колесами машины развернулась лента с острыми металлическими шипами. Раух резко вывернул руль, машина совершила вираж – Маренн и фрау Кнобель резко мотнуло в сторону.

– Держитесь, фрау Кнобель, не бойтесь, – прокричала медсестре Маренн. – Что с колесами? – спросила она Рауха, когда