Штормовое предупреждение - Юрий Яковлевич Иваниченко

И граф Алексей Андреевич с некоторым неудовольствием констатировал, что вопреки старательным демонстрациям усердия со стороны Стеценко сейчас фактически всю работу стал вести Канторович.

– И англичане Абрашку ценят, – добавил Чернов, произнеся это уменьшительное имя так, что оно прозвучало скорее, как оскорбительная кличка. – Им же нужны люди, вхожие в сионистские организации: в их Палестине появились проблемы.

– Не сказать, чтобы такие уж неожиданные проблемы. – Борис Петрович «текучкой» занимался весьма неохотно, зато всем, что касалось большой политики, с удовольствием и достаточно компетентно. – Альбион пригрел – если не выпестовал сионистов, Альбион попустительствовал еврейской эмиграции, следовательно, не мог рассчитывать на тишь и гладь на Святой земле.

Алексей Андреевич счёл уместным отреагировать на реплику председателя Высшего монархического союза следующим образом:

– Возможно, в парламенте и на Даун-стрит предполагали, что «семя Давидово» продолжит традицию истребления филистимлян и весь сионистский задор уйдёт на междоусобицу между семитами.

– А этому картавому кагалу всего мало, теперь и англичан щипают. И ладно, Палестина!

Повод внезапного приступа антисемитизма и раздражения его сиятельства несложно было понять по тому, как он размахивает газетой с групповым фото членов Совнаркома и ВЦИК.

– У нас-то до чего дошло! В Российском правительстве все министры, или как это – наркомы, – сплошные кагановичи, и этот их Ленин, – граф даже перестал размахивать газетой и зло потыкал пальцами в фотографию, – в серёдке, полукровка!

– А уж что в Крыму натворили этот жид мадьярский Бела Кун со своей Розочкой Землячечкой, – брезгливо оттопырив губу, подхватил Чернов. – И вспоминать страшно.

Борис Петрович отбросил газету и, остывая, сказал:

– Да, просто чудо, что там, в Крыму, ещё остались порядочные люди, настоящие, готовые жизнь положить за веру, царя и Отечество.

Высказывание имело весьма реальное обоснование. Накануне Орлов самолично прочёл письма, пересланные через Батум, прежде чем отдать их Стеценко.

Самолично прочёл и составил определённое мнение – впрочем, не различающееся принципиально с позицией графа Чернова и озвученное им так:

– По всему – неизвестные нам ранее группы патриотов там есть, но им нужна поддержка и координация. Хорошо бы воспользоваться моментом, пока большевики стараются показать свою якобы гуманность и не казнят без разбора всех, кто поверил в Указ об амнистии, да заслать в Крым пару-тройку опытных разведчиков…

Тем же вечером

Встреча и представление нового связника, Игоря Златина, агенту прошли в точности так, как было обусловлено на Родине. Во время обеда в ресторане, где я «показался» ему и «показал», что Игорь – не случайный мой сосед, агент Номер 3 – имени называть не полагалось, – оставил на столике сложенную треугольником салфетку и шесть мелких монет: место и время встречи.

Встречались мы в ранних зимних сумерках у едва различимой в дальних отблесках фонарей балюстрады, не близко и не далеко от азиатского центра Константинополя. Мы подошли к Номеру 3 вдвоём и, не здороваясь, остановились в полуметре. Я ещё раз кивнул в сторону Златина – привыкайте, мол, свой, – затем мы обменялись с агентом одинаковыми портфелями. После этого, не поворачиваясь друг к другу, коротко переговорили.

Новости были в основном с нашей стороны – новое руководство ИНО и дополнительная схема связи. От него же была подана информация, что в Бизерте несколько второстепенных «бортов» русской эскадры проданы на металлолом, два парохода переданы в аренду, а средства пойдут на содержание колонии.

Всё, расходимся, само собой, в разные стороны.

Мои Василии нас подстраховали, потом ушли – один за нами, а второй, не привлекая внимания, но и не теряя агента Номер 3 из виду, проводил его до хорошо освещённой и людной улицы, где уж наверняка не прицепится турецкая босота. Дальше провожать его не следовало: даже мне ни к чему знать, где и с кем он живёт или где работает.

А на завтрашний день мне предстояла встреча с Абрамом Канторовичем: Рефат вычислил кофейню, где тот непременно бывает.

Тот самый Абрам

Узнал я его ещё на улице у входа в кофейню. Подождав, пока Абрам усядется и пригубит первую – от хозяина! – чашечку кофе, я вошёл, сел напротив и заговорил, немного наигрывая акцент. Не столько поддразнивая Канторовича, сколько напоминая о достаточно плотном знакомстве. Но со второй реплики перешёл на обычный деловой тон:

– И шо такое? Почему бедный еврей не идёт ни в лавку, ни в синагогу, а пьёт кофе в заведении сплошных муслимов?

Если у Абрама в первый момент моего появления в кофейне мелькнули какие-то иллюзии насчёт случайности встречи, неузнаваемости или чего-то ещё, то все они пошли прахом. Он только и сказал, отставив чашечку:

– Нет, вы таки умеете пугать, товарищ Ян.

– «Товарищ» остался там. – Я кивнул куда-то на восток и продолжил без акцента: – А вы настолько рады меня видеть, Абрам, что даже не спрашиваете, как я оказался здесь.

– Нет, я могу, конечно, спросить, но, во-первых, вы мне никакой правды не скажете, а во-вторых, мне этого совсем не хочется знать. Если оперативник ЧК…

– Теперь – спецагент.

– Ещё страшнее… – выдохнул Канторович. – Таки совсем здесь не только чтоб полюбоваться на Золотой Рог и на во что турки превратили вашу Святую Софию.

– Время туризма ещё не пришло. – Обороты его речи невольно вызывали улыбку.

Канторович, выждав, пока расторопный кефеджи поставит передо мной чашечку кофе, а перед нами – блюдечко сластей (никак не могу запомнить их название, такие беленькие сладкие эллипсоиды-тянучки), – продолжил:

– Так вот я и думаю, что вам, промежду прочим, ещё надо сказать своему сотруднику. – И тут Абрам для вящей убедительности приложил руку к груди. – Заброшенному безо всякой связи и особенно без денег, с одним Оскаром на шее, что таки пришло время посчитаться и отчитаться, то есть наоборот. То есть пред. Крым ЦИК, который поручил…

(Ого! Вот это поворот! Никто доселе и не намекнул, что Канторович в Константинополь заброшен, да ещё каким-то боком – по заданию самого председателя Крымского ЦИК товарища Ю.П. Гавена.)

Но показать своё недоумение Канторовичу было никак нельзя. И я сказал, с некоторым даже нажимом:

– Вот-вот. Именно наоборот. И по результату.

– Нет, ну я вас, конечно, знаю и всяко уважаю, – быстро закивал Канторович, – раз вы сказали по результату, так таки оно и будет. А вот только скажите мне, за-ради правильного результата, что Юрия Петровича больше интересует: на кого французская контрразведка глаз положила, – или же интересуется знать, прям как англичане тоже этого хочут, про что в нашей, как вы называете, синагоге, то есть в шуле, говорят