Дмитрий Леонтьев - Обитель

ворить или даже заставить Его. Иначе я вынужден буду принять меры. Скоро Пасха. Я не могу рисковать. В на­роде и так идет нехорошее кипение. Мои отношения с прокуратором натянуты до предела... Арестован Варав-ва, с ним еще несколько зелотов... Я уже не знаю, как умасливать Пилата... Один неверный шаг, и... Если ты так уверен, что это — Он, тогда изыщи способ. Во имя всеобщего блага... Тебе еще что-нибудь надо от меня?» «Деньги,— сказал я.— Я знаю, что Он — Мессия, а пото­му мои люди должны быть готовы. У меня нет своих денег — ты знаешь. Мне нужно вооружить людей, а ору­жие стоит дорого. Я знаю, у кого взять, но они требуют расплатиться вперед. Они не патриоты, они — торговцы. Вот кого надо арестовать и выдать Пилату. Но нам без них не обойтись». Неожиданно Каифа встал и быстры­ми шагами заходил взад-вперед по залу, сосредоточен­но морща лоб... «Что?! — насторожился я.— Что такое?» «Есть способ,— сказал он.— Есть! Так мы ничего не про­играем, а выиграть можем все... Мы арестуем его и вы­дадим Пилату... » «Нет!» — сказал я.— «Дослушай... Мы выдадим его Пилату, как бы показывая нашу добрую волю в борьбе с бунтовщиками. Это в любом случае сыг­рает нам на руку. Как бы ни обернулось дело — нас в чем либо обвинить будет невозможно. А дальше... Все еще не понимаешь?..» — «Нет...» «Если Он — Мессия, то Он не даст Себя ни оскорбить, ни унизить. Вот ты бы позво­лил, будь у тебя такие возможности? Я не знаю, как Он это сделает: посохом, как Моисей, или оружием, как Да­вид, или вовсе словом, но это будет видно... и слышно. А мы будем готовы. Мы поставим Его в такое положе­ние, когда у Него просто не будет выбора».— «Он нас потом... » «Ты же говорил, что готов отдать жизнь за Иудею? — прищурился на меня Каифа.— Или тебе подхо­

дит только героическая смерть с мечом в руках? А по­зорная смерть за тех, кого ты любишь,— не для тебя? Вот я — готов. А ты?» — «А если Он раньше.. кхм-м... рассер­дится? Еще до того, как Пилату передадим? Еще при аресте?» — «Дюжиной рабов и храмовых слуг я готов по­жертвовать ради такого дела. Зато сразу станет все ясно. Это — единственный способ, Иуда. Ничего другого мы уже придумать не успеем. Но это ясно даст нам понять, кто Он. И я дам тебе деньги только в этом случае. Я не хочу рисковать даже в малом».— «Сколько ты мне дашь?» — «У тебя два десятка человек? Тридцать сребре­ников. Этого хватит за глаза». «Да,— согласился я.— Этого должно хватить». Первосвященник подошел к ящику для денег и отсчитал мне монеты. «Я дам тебе финикийские тетрадрахмы,— сказал он.— Для грязных расчетов они подойдут как нельзя лучше. Знаешь, чей профиль на них изображен? Это Мелькарт, финикийский бог мореплава­телей. Римляне отождествляют его с Гераклом. Это будет символично: мы победим Рим с помощью их самого по­читаемого героя... » «Мы победим с помощью Мес­сии,— жестко сказал я.— Ты толкаешь меня на бесчестие, первосвященник». «Нет,— сказал Каифа.— Я толкаю тебя на смерть. И сам встаю рядом. При этом плане мы с то­бой проиграем, даже если выиграет Иудея. Но ты мо­жешь отказаться». Я молча взял деньги. «Его нельзя арестовывать днем,— сказал Каифа.— Это тоже может вызвать волнение в народе. Помнишь, как народ встре­чал его вход в Иерусалим?.. Найди способ, чтоб мои люди смогли арестовать Его там, где это не вызовет гне­ва у толпы». «С Ним всегда ученики,— напомнил я.— Дай слово, что не тронешь их». «Мальчишки мне не нужны,— сказал он.— Мне нужен Мессия. Или «лжемес­сия»... А эти юнцы... Выбор, который мы с тобой

делаем,— для сильных. Они же не такие, как ты?» «Не

такие,— вздохнул я.— Не знаю, почему Он выбрал имен-

но их... Они же разбегутся при первой опасности». «Хо-

рошая у вас компания,— усмехнулся Каифа.— Одни пре-

датели». Я гневно выпрямился, но первосвященник лишь

устало махнул рукой: «Перестань. Это я и про себя.

Просто я хочу, чтоб ты четко понимал, что делаешь и для

чего. Даже если мы победим — мы с тобой проиграем.

Так-то... Но я готов рискнуть».— «Я тоже... У тебя пахнет

серой. Что-то горит?» — «Вроде нет... Но знак хороший:

Моисей писал, что так пахло на горе Ненависти... Когда

ждать знак от тебя?» — «Сейчас я пойду договорюсь о по-

купке оружия и предупрежу своих людей. Потом пойду

к Нему... Сегодня мы отмечаем Пасху... » «А, двойной

календарь,— сказал Каифа.— А я и забыл, что вам, как

прибывшим издалека, разрешается... Значит, для тебя

этот великий день уже наступает, Иуда» «Для всех,—

поправил я.— Пусть твои люди будут готовы к сумеркам.

Он любит гулять в Гефсиманском саду... Я выберу вре-

мя... Как же у тебя воняет серой, первосвященник... Го-

лова разболелась... Я пойду..... Увидимся позже... »

...Это был безмолвный диалог. Он ответил мне, умыв ноги ученикам. Что ж, это был Его выбор — но не мой! Я никогда не смирюсь ни перед кем! Я не раб! Когда-то Он предложил мне выбрать, что важнее. Теперь моя оче­редь. Чтобы Единственная Надежда и Спасение Иудеи — учил смирению?! Нет! Гордость — единственное, что всегда давало нам силы! Гордость не позволяла забыть, что мы — богоизбранный народ, не похожий на всех не­достойных варваров и язычников, окружающих нас! Гор­дость выводила нас из плена, наполняя священной яро­стью и волей к победе! Гордость не давала угаснуть надежде! Гордость, а не смирение! Я даже не знаю такой

беды, которая смогла бы охладить этот жар. Но раз ник­то не хочет дать нам избавления, ни царь, ни Бог и ни герой, тогда я — сам! — буду решать! Да, мне неизвестны помыслы Бога, но у Него — вечность, а я просто не могу столько ждать. Учитель избрал слишком сложный путь. Слишком длинный и слишком узкий. С гордо поднятой головой в эту дверь войти нельзя. А я не склонюсь и не встану на колени! И Ему не дам...

Он протянул мне кусок хлеба, привлекая внимание, и сказал: «Писание исполняется, и Я буду предан. Ядя-щий со Мной хлеб поднимет на Меня свою пяту. Все сбудется, но... Лучше бы предателю не родиться вовсе». Твердо глядя Ему в глаза, я принял хлеб и, нарочито медленно работая челюстями, проглотил свою долю. Я помнил о предупреждении Каифы. Я знал, на что иду. И я готов был отвечать за каждый свой шаг. Иудея будет свободна, даже если мне придется погибнуть. Я видел, как Он огорчен. И ученики, видя, как Он возмутился духом, загалдели, спрашивая: «Кто предаст Тебя, Учи­тель?» Он вздохнул и сказал мне: «Иди и делай свое дело». Некоторые, думая, что Он посылает меня за по­купками, просили что-то купить и им, и лишь Петр и Си­мон смотрели на меня с испугом. «Иди»,— сказал Учи­тель... В ушах у меня шумело — наверное, запах той серы, которой я надышался у Каифы, все еще дурманил мой мозг. Но я всегда был сильным. У каждого своя ноша, и каждый принимает на себя столько, сколько может вынести. И если надо взять всю вину на себя, то имен­но я ее и возьму. Иудея будет свободна. И все узнают, что Он — Мессия... А я... Я сделаю для этого все. И я встал и вышел...