Сергей Городников - Порученец Царя. Персиянка

Направленному к окну породистому и властному храпу князя певуче, но в другую сторону похрапывала его дородная супруга. Утопая в перине, укрытые по пояс жарким, на лебяжьем пуху одеялом, они отклонялись головами каждый на свою подушку, напоминая государственного двуглавого орла, и строгое чело воеводы было обращено навстречу Удаче. Он на цыпочках прокрался к изголовью кровати. Чтобы не разбудить хозяина дома, на этот раз достал ларец из тайного простенка, с ним отступил к косому лунному освещению. Накрыв защёлку рукавом, мягко надавил на неё, и крышка приоткрылась без предательски резких звуков. Холодный голубоватый свет проник в нутро ларца, когда он положил в него выкраденное несколько часов назад царское послание. Как оказалось, показанное девушке оно не вызвало у неё особого внимания, ей важна была его готовность выполнить то, что она потребовала от него прошлой ночью. В ларце были ещё два свитка, и случайно освещённая печать нижнего из них привлекла внимание Удачи. Он вынул свёрнутую бумагу, развернул лист и разобрал написанные слова.

" Не бойся вызвать казачий бунт. Обезглавь его начало, и он будет обилен кровью, но не страшен государству, а молодому царю поучителен. То нам сейчас выгодно. Отсидишься в крепости и недолго ждать тебе боярства. В том моё слово тебе крепко.

Морозов".

Удача, не колеблясь, засунул под рубаху столь важное, свидетельствующее о заговоре против царя, письмо с собственноручной подписью Морозова. Затем быстро вернул ларец на место, в простенок за изголовье кровати.

– Нет, воевода, теперь плясать будешь под мою дудку, – одними губами предупредил он лицо князя.

Храп оборвался, воевода промычал маловразумительное недовольство, сунул широкую пятерню под одеяло, поскрёб ляжку. Вдруг приоткрыл веки, мутными глазами бессмысленно уставился в стоящего над ним царского порученца. Удача застыл, как вкопанный, не шевелясь и не дыша.

– А-а-а! – пробурчал воевода спросонья. – Сгинь проклятый!

И снова провалился в объятия тяжкого сна, захрапел громче прежнего. Удача отступил на полусогнутых ногах и, не видя смысла задерживаться, охотно исполнил княжье пожелание.

На крыше он надел полукафтан, сбросил верёвку с крюком на улицу и прыгнул следом. В ближайших подворьях затявкали собаки. Тявкали они нехотя и недолго, словно знали, что им некого привлечь к выяснению причин подозрительного мягкого прыжка и скоро удаляющихся шагов. Тем же путём он вернулся к тому же безлюдному участку крепостной стены. Поднявшись на настил, захватил серединой верёвки каменный зубец, живо спустился вдоль белокаменной стены настолько, насколько позволили верёвочные хвосты, затем отпустил свободный и с крюком в руке спрыгнул на тропу возле привстающего Антона. Свободный хвост верёвки взметнулся обратно вверх, после чего соскользнул с зубца и, извиваясь и шурша, как живой гад, упал к их ногам.

Антон собрал верёвку, с крюком запихнул в сумку.

– Ну, как? – спросил он, распрямляясь и перекидывая сумку через плечо и за спину.

– Пошли отсюда, – произнёс Удача, ровным голосом подтвердив, что всё в порядке. – Спать пора.

Возвратившись к постоялому двору, они не стали стучать, перелезли через забор. Лохматая собака их признала, а сторож расположился на лавке у конюшни, обнимал ружьё и беспокойно вздрагивал из-за каких-то сновидений. Не разбудив его, они проникли в дом, ощупью поднялись к комнаткам постояльцев и пробрались в боковую спаленку. Удача заснул, как только завалился на постель. Антону же долго не спалось. Он ворочался под одеялом, признаваясь себе, что не хотел бы расставаться с новым товарищем.

– И что это мы такое вытворяем? – пробормотал он, недовольный и озадаченный тем, что Удача уклонился от всех его расспросов.

Однако загадок было слишком много. Ему никак не удавалось потянуть за один из концов разных предположений и размотать весь клубок объяснений. Так что же вокруг него происходило? С этой мыслью он постепенно забылся и покинул мир бодрствующих ради ночного отдохновения души и тела.

14. Противники переходят к действиям

Проснулся Антон поздно. Товарища не было. А за окном нависла серая пасмурность, как будто хотела разом пресечь все надежды на возвращение солнца и тепла. Бабье лето заканчивалось, и решительно вступала в свои права осенняя непогода.

Совместив завтрак с обедом, битый час он бесцельно ходил по людным местам. Побывал на рынке, на конном дворе, спустился к пристани, где вид насупленной реки усиливал тягостное впечатление от общей угрюмости домов и горожан. Дул северный холодный ветер, подгоняя беспросветные клубящиеся тучи, которые, казалось, никогда больше не откроют небо. Заскучав от ветра и туч, от безделья и неприкаянности, Антон вернулся к конному двору, по пути гадая, куда же делся Удача.

Он разглядывал продаваемых ногайцами аргамаков, когда сзади кто-то ухватил за рукав и потянул, чтобы он обернулся. Похожий на мальчишку веснушчатый рыжеволосый коротышка, на котором обвисал старый кафтан с чужого плеча, а сапоги были стоптаны и давно забыли первоначальный цвет, заговорщически осмотревшись воровато бегающими глазками, пальцем сделал знак нагнуться. Когда Антон с недоверием склонил голову, коротышка прошептал ему на ухо:

– Удача сказал, не медля отправиться и быть, где вы запрятали взятое в Нижнем Новгороде. Там ждать его.

Не давая возможности задать вопросы, он тут же шмыгнул прочь и побежал, скрылся за углом переулка. Антон посерьёзнел, тоже зачем-то осмотрелся, и быстро вернулся к постоялому двору и гостевой конюшне. Оседлав своего нетерпеливого после отдыха жеребца, он запрыгнул в седло, выпрямился и, поощряя коня к скорому шагу, отправился к улице, ведущей на северную окраину. Проезжая мимо узкого переулка он не подал виду, что искоса заметил за шеей красивой вороной кобылы неприветливое и частью скрытое шляпой лицо с приплюснутым носом. Плосконосый при его появлении сунул что-то в ладонь рыжеволосому коротышке и запоздало отвернулся в другую сторону. Антон сразу узнал его – последний раз видел позапрошлой ночью у костра вместе с воеводой и Мансуром. Таинственный, чурающийся свидетелей разговор плосконосого и коротышки не предвещал ничего хорошего, и он слабиной поводьев стегнул жеребца, перевёл скакуна на лёгкий бег, который позволял обгонять и прохожих и редких всадников.

– А что они взяли в Нижнем Новгороде? – нагло спросил рыжий коротышка у Плосконоса.– А?

– Много будешь знать...

Плосконос не договорил, просунул сапог в бронзовое стремя, после чего разом очутился в ещё скрипучем новом седле. Верхом на кобыле он выехал из переулка, а, позволив Антону удалиться на полторы сотни шагов, последовал за ним.