Генри Хаггард - Люди тумана

Наступило молчание, и вся масса народа стала нетерпеливо ждать появления свидетельницы. Два жреца вывели Соа и поставили ее перед судьями.

— Говори, женщина! — сказал Нам.

— Я происхожу из народа тумана, — заговорила Соа, — о чем вы можете судить по моему виду и выговору. Я — дочь жреца, и сорок лет тому назад, когда я была молода и прекрасна, убежала из этой страны по причинам, касающимся только меня. Направившись к югу отсюда, я шла три месяца, пока не пришла в одну деревню на берегу могучей реки, где и прожила двадцать лет, зарабатывая себе пропитание как знахарка. В это время в деревню прибыл белый человек, жена которого, родив дочь, умерла. Я сделалась воспитательницей этой девочки. Моя воспитанница сидит теперь перед вами, и ее зовут Хуанна.

Прошло еще двадцать лет, и я захотела вернуться на родину, чтобы умереть среди своего народа, для чего рассказала о моей стране и ее богатствах Хуанне и ее мужу Избавителю, так как боялась идти одна. Затем я преступно объяснила им, как они могут выдать себя за вернувшихся на землю богов народа тумана. Будучи жадными, они согласились на это, надеясь достать красные камни.

Соа закончила, и Леонард, наблюдавший за толпой, шепнул Хуанне:

— Говорите скорей, если думаете что-либо сказать. Теперь они поражены и молчат, но в следующую минуту зашумят и тогда…

— Народ тумана, — закричала Хуанна, воспользовавшись минутой наступившего за словами Соа молчания, — вы слышали слова Нама и той, что была моей служанкой! Они осмелились говорить, что мы не боги. Мы не снизойдем до оправданий перед вами. Но смотрите, небо накажет вас голодом, мором и междоусобной войной, и они будут свирепствовать среди вас до тех пор, пока не исчезнет весь народ. Вы умертвили наших слуг, оказали нам неповиновение, вот почему солнце не светит и лето не приходит. Довершите ваши преступления до конца, если хотите, и заставьте богов пойти по той же дороге, по которой прошли их слуги!

Что касается слов этой низкой женщины, то она не сказала главного, что она — дочь Нама и убежала отсюда потому, что сорок лет тому назад была избрана в невесты Змею, а потому достойна смерти. Еще одно слово о Наме, ее отце. Если его рассказ верен, то он сам себя осудил, так как, несомненно, он знал все с самого начала из уст своей дочери. Да, зная правду, он осмелился поставить над страной богов, которых считал ложными, надеясь этим увеличить свою славу и власть, а когда это не удалось ему, то не постыдился громко заявить о своем бесстыдстве. Я сказала все, народ тумана! Теперь судите нас, и пусть судьба завершит ваш приговор, так как мы отказываемся от вас.

Хуанна закончила свою речь и отвернула свое лицо, пылавшее негодованием. Сила ее красноречия и красоты была настолько велика, что гробовое молчание водворилось после ее слов, между тем как Соа отступила назад, а Нам, видимо, струсил.

— Это ложь, народ! — крикнул он голосом, дрожавшим от ярости и страха. — Моя дочь призналась мне только сегодня утром!

Его слова вывели толпу из оцепенения; тотчас же поднялся невообразимый шум.

— Его дочь! Он говорит, что это — его дочь! Нам сознается в своих преступлениях! — кричали одни.

— Долой ложных богов! — ревели другие.

— Не трогать их: это истинные боги, они могут наслать на нас несчастья! — говорила третья партия, и среди них Леонард заметил Олфана.

Наконец, когда шум стал мало-помалу затихать, старейшина снова обратился к народу:

— Народ тумана! Успокойтесь и слушайте меня! Вы избрали нас в судьи этого дела и потому должны подчиниться нашему приговору. Мы не скажем ни слова о том, боги или нет эти чужестранцы, назвавшие себя Акой и Джалем. Но если они ложные боги, то, конечно, Нам виновен вместе с ними.

Слушатели громко выразили свое одобрение, и Леонард заметил, что верховный жрец задрожал от страха.

— Однако они сказали нам устами той, которая сидит перед вами, что солнце перестало светить по их приказанию, из-за нанесенного им оскорбления. Значит, по их приказанию оно может и снова показаться. Поэтому пусть они нам дадут знамение или умрут, если они смертные, потому что бессмертных мы не можем убить. Знамение это следующее: если завтра на заре туман рассеется и солнце покажется из-за той горы, тогда мы будем почитать их. Если же утро завтра будет снова холодное и туманное, то, истинные боги они или ложные, мы свергнем их с вершины статуи в бассейн, чтобы Змей рассчитался с ними или они рассчитались со Змеем. Вот наш приговор, народ тумана, и Нам приведет его в исполнение, после чего его самого будут судить.

Большинство народа громко изъявляло свое одобрение приговору, а меньшинство, не согласное с первыми, молчало, не смея выразить свое собственное мнение.

Хуанна поднялась со своего места и твердо проговорила:

— Мы слышали ваши слова и обсудим их. Завтра на заре вы увидите нас здесь! Но помните, мы жестоко отплатим за ваше неверие! Олфан, уведи нас отсюда!

Олфан выступил вперед со своими воинами, и процессия двинулась обратно во дворец при полном молчании народа. Во дворце они были в десять, как заметил Леонард по своим часам.

— Теперь давайте есть и пить, — сказал Леонард, когда они очутились одни в комнате, — нам надо скопить силы на завтра!

— Да, — отвечала Хуанна с печальной улыбкой, — давайте есть и пить, так как завтра мы умрем.

XXVIII. Искупительная жертва Франциско

— Как вы думаете, можно ждать благоприятного исхода? — спросила Хуанна, когда они кончили свой ужин.

— Если солнце не покажется завтра, то мы умрем! — ответил Леонард, покачав головой.

— На это мало надежды, баас, — простонал Оттер. — Сегодняшняя ночь такая же, как и все ночи за эти пять недель. Неудивительно, что народ, живущий в таком климате, жесток и кровожаден.

Хуанна закрыла свое лицо руками и затем сказала:

— Они не говорили ничего о вас, Франциско, и о вас, Леонард, так что, может быть, вы уцелеете.

— Сомневаюсь в этом, — ответил Леонард, — да и, откровенно говоря, я предпочту умереть, если вы погибнете.

— Благодарю вас, Леонард. Но ведь это не поможет никому из нас. Что они сделают с нами? Столкнут с вершины идола?

Хуанна вздрогнула.

— Кажется, таково их любезное намерение, но, по крайней мере, нам незачем подвергаться этому, оставаясь в живых. Сколько времени действует ваш яд, Хуанна?

— Самое большее полминуты, я думаю, даже меньше. Ты решительно отказываешься от него, Оттер? Подумай, другой конец ужаснее.

— Нет, — сказал карлик, ставший теперь, в ожидании неизбежной опасности, снова храбрым, решительным и спокойным, каким он был всегда, — нет, когда наступит время, я спрыгну в воду добровольно и попробую еще справиться с великаном, живущим в воде. А теперь пойду приготовить оружие, которым буду сражаться.