Вальтер Скотт - Ламмермурская невеста

— Что правда, то правда, мистер Болдерстон, — согласилась миссис Лайтбоди. — Но как же быть?

Джин — жена своего мужа и должна во всем его слушаться. Она и псалмы поет и гребень выбирает по его сказке. На то он хозяин и глава дома. Так-то, мистер Болдерстон.

— И денежки, чего доброго, тоже у него хранятся? — спросил Калеб, которому мужское владычество в доме не сулило ничего хорошего.

— Все, до последнего пенни. Но, как видите, мистер Болдерстон, Гирдер наряжает ее как куколку, так что она не может на него пожаловаться. На чем выиграешь, а на чем и проиграешь.

— Ладно, ладно, Мэрион, — сказал Калеб, несколько павший духом, но отнюдь не сраженный. — Вы, мне помнится, вели себя с вашим мужем иначе; ну Да у всякой пичужки свой голосок. Однако мне пора; я и зашел-то только для того, чтобы сказать Гирдеру, что умер Питер Панчен, бочар при королевских погребах в Лите. Пожалуй, если мой господин замолвит словечко за вашего мужа перед лордом-хранителем, это может принести Гилберту немалую пользу, но раз его нет дома…

— Ах, подождите его, — взмолилась молодая женщина, — я всегда говорила мужу, что вы желаете ему добра, но он такой обидчивый — слова нельзя сказать.

— Ну хорошо, подожду еще минутку.

— Значит, вы говорите, — начала молодая жена мистера Гирдера, — что мисс Эштон хорошенькая?

Она и должна быть хорошенькой, если собирается за нашего молодого лорда: он ведь такой красавчик и сидит на лошади как настоящий принц. Знаете, мистер Болдерстон, когда ему случается проезжать мимо нашего дома, он всегда смотрит в мое окно. Вот потому-то я не хуже всех других знаю, какой он из себя.

— Еще бы, дружочек! Мой господин всегда говорит, что у жены бочара самые черные глазки во всем околотке, а я ему отвечаю: «Вполне возможно, ваша милость, ведь они ей достались от ее матушки. Черные-пречерные, это уж мне по собственному опыту известно». А? Мэрион! Ха-ха-ха! Хорошее было времечко.

— Ах вы, старый проказник! — воскликнула Мэрион. — Разве так можно говорить при молодой женщине? Джин, мне кажется, ребенок плачет. Ну конечно, он опять схватил эту гадкую простуду.

Мать и бабка, натыкаясь друг на друга, бросились из кухни в темный угол дома, где находился юный виновник торжества.

Увидев, что поле боя очистилось, Калеб поднес к носу живительную понюшку — табак всегда придавал ему силы, помогая утвердиться в принятом решении.

«Не видать мне счастья на этом свете, — подумал он, — если Гирдер и Байдибент будут лакомиться этими вкусными утками».

Повернувшись к стоящим у очага мальчикам, Калеб сунул старшему из них, которому на вид было лет одиннадцать, два пенса и сказал:

— Вот тебе деньги, дружок, сбегай-ка к миссис Смолтраш и попроси ее насыпать мне в кисет табачку; она тебе даст за труды пряник, а я пока поверчу за тебя утку.

Не успел старший мальчик закрыть за собою дверь, как Калеб, окинув оставшегося поваренка суровым и пристальным взором, снял с огня вертел с дикими утками, за которыми взялся присматривать, и, нахлобучив шляпу, торжественно удалился с трофеем в руках. Он шел не останавливаясь и задержался только у харчевни, чтобы в нескольких словах передать через хозяйку мистеру Хейстону Бакло, что его никак нельзя будет устроить в замке на ночь.

Просьба Рэвенсвуда была и так слишком кратко изложена его дворецким, но в устах деревенской трактирщицы она прозвучала совсем уж грубо и оскорбительно: не только Бакло, а любой, даже спокойный и уравновешенный человек вышел бы из себя. Капитан Крайгенгельт, при единодушном одобрении всех присутствующих, предложил догнать старую лису (то есть Калеба), пока она еще не ушла в свою нору, и задать ей хорошую трепку. Но Локхард тоном, не терпящим возражений, объявил слугам сэра Эштона и лорда Битлбрейна, что малейшая обида, причиненная домочадцам молодого Рэвенсвуда, нанесет тягчайшее оскорбление лорду-хранителю. Сказав все это достаточно веско, чтобы отбить у слушателей охоту потешаться над стариком, он отправился в обратный путь, прихватив с собою двух слуг, нагруженных всей той снедью, какую ему удалось раздобыть, и в конце селения догнал Калеба.

Глава XIII

Принять ваш дар? — Да, я просил об этом,

Но хуже то, что, я уже украл,

И худшее, — что, растерялся я.

Лицо мальчика, единственного свидетеля нарушения Калебом всех законов собственности и гостеприимства, могло бы послужить прекрасным сюжетом для картины. Он остолбенел, словно воочию увидел один из тех призраков, о которых ему рассказывали в долгие зимние вечера; забыв о возложенной на него обязанности, он перестал поворачивать вертел и, в довершение всех бед, баранина пригорела и обуглилась. Увесистая пощечина вывела мальчика из оцепенения. Перед ним стояла миссис Лайтбоди, женщина тучная (хотя, надо полагать, другие качества соответствовали ее имени), note 23 к тому же мастерски владеющая искусством рукоприкладства, в чем ее покойный супруг, как говорят, имел возможность убедиться на собственном опыте.

— Недоносок ты паршивый! Почему у тебя сгорело жаркое, дармоед никчемный?

— Не знаю, — пролепетал мальчик.

— А куда делся этот негодяй Джайлс?

— Не знаю, — прорыдал несчастный.

— Где же мистер Болдерстон? .. О боже! Именем святых отцов и церковного суда, отвечай: где вертел с дичью?

Тут подоспела миссис Гирдер, и обе женщины принялись что было сил кричать на бедного мальчишку, оглушая его одна справа, другая слева, и довели до такого состояния, что он не мог уже вымолвить ни слова. Только с приходом второго мальчика истина мало-помалу начала проясняться.

— Ну, знаете ли, — произнесла миссис Лайтбоди, — кто бы мог подумать, что Калеб Болдерстон способен сыграть такую шутку со старой знакомой!

— Стыдно ему! — воскликнула супруга мистера Гирдера. — Что я теперь скажу мужу? Он же убьет меня!

— Что ты, что ты, глупенькая! — проговорила мать. — Беда, конечно, большая, но уж совсем не такая страшная, как ты говоришь. Убить тебя! Для этого ему придется начать с меня, а я и не с такими справлялась. У меня не очень-то разойдешься, а крика мы не боимся.

В эту минуту у ворот раздался конский топот, возвещавший о прибытии бочара с пастором. Спешившись, они прошли прямо в кухню, чтобы поскорее обогреться: после грозы стало очень холодно, а в лесу было сыро и грязно. Молодая женщина, зная, как велико очарование праздничного наряда, бросилась вперед, решив принять на себя первый удар, между тем как миссис Лайтбоди, подобно когорте ветеранов римского легиона, осталась в арьергарде, готовая в случае надобности поддержать дочь Обе делали все возможное, чтобы отсрочить роковое открытие: старуха загородила собою печку, а дочь, наградив пастора и супруга нежнейшей улыбкой, принялась участливо их расспрашивать, то и дело выражая опасение, как бы они «не простыли».