Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры - Марк Коэн

– Ты бы услышала визг. Может, он попал в мышеловку? – Дана упивалась ее страхом, подбирая мясной соус хлебной коркой.

– Или съел яд? – охотно подхватила Юлия.

– И вообще, где гарантия, что ты привадила одну-единственную крысу? Может, все это время в твоей кровати спало целое семейство грызунов? Крысы же все одинаковые. Голохвостые, вонючие.

– Нет, я бы узнала его!

– А я бы нет, хоть и часто видела его вблизи, – заявила шепотом Данка, глядя ей в глаза. – Вот на днях я убила одну…

Она помолчала, наслаждаясь эффектом. Мария со звоном уронила вилку, Юлия сдавленно хихикнула в ладонь, а Магда перестала размазывать пюре по тарелке и застыла изваянием.

– Зачем? – спросила за всех Клара.

– Хотела покормить нашего общего друга. – Данка промокнула губы льняной салфеткой. – В обмен на услугу.

Кася всхлипнула и задохнулась:

– Как ты… Ты отдала тому демону пана Бусинку?!

– Не сходи с ума, Касенька, – ласково ответила Дана. – Я отдала ему просто крысу, каких сотни.

Кася затряслась всем телом и опустила голову.

– Подожди, – свистящим шепотом возмутилась Мария. – Ты хочешь сказать, что в одиночку снова обращалась к тому жуткому созданию, которое просило его покормить, чтобы причинить кому‑то вред?

Но Дана только улыбнулась обворожительно, как актриса кино с плаката, и ничего не ответила. Подали чай и сладкое.

– Ты уверена, что это сработает? – снова открыла рот Мария.

– Разумеется, – прищурилась Дана. – Нужно только подождать.

Ждать пришлось недолго. Рука демона Крапивы настигла сестру Беату ранним воскресным утром. Монахиня поднималась по лестнице, чтобы разбудить девочек к ранней службе в деревенском костеле. В той лестнице было двадцать семь ступеней, и они оставили на теле монахини не менее полусотни прекрасных отчетливых следов. Думается мне, она была похожа на безумную палитру, перемазанную багрянцем, пурпуром, густой сиренью и благородной охрой. Но лучше ее синяков были только ее множественные переломы: трещины в ребрах, перелом шейки бедра – такой опасный в ее возрасте – и открытый перелом ключицы.

К моменту, когда ее обнаружили у подножия лестницы, оттуда уже пропали все бусинки, на которых поскользнулась пожилая женщина.

Помощь приехала не скоро; дороги весной – это та еще печальная песня, но благодаря своевременной помощи пана Лозинского сестру Беату все же удалось доставить в больницу живой.

Событие потрясло всех пансионерок. Одних – только потому, что их жизнь была слишком скучна и каждую мелочь положено было обсасывать до костей. Других – потому что они знали причину несчастного случая. И они были в меньшинстве.

Отец Клары прислал пани Ковальской чрезвычайно учтивое письмо с одной скромной просьбой, и уже через несколько дней девочкам были возвращены их камеи. Дана лично приколола их на грудь каждой однокласснице. Не обошла даже дурочку Касю, которая то и дело плакала оттого, что от нее сбежала ручная крыса. Как можно быть такой неженкой?

Когда они встали перед Даной, как новообращенные рыцари, каждая с эмблемой их тайного общества, их клуба, их сестринства, она провозгласила:

– Мы больше не будем играть в дурацкие игры. Теперь мы сильнее, чем раньше. У нас есть настоящая власть, и она только наша. Будьте мне верными подругами, и я научу вас тому, чему научила меня Крапива. – Она раскинула руки, будто хотела обнять их всех. – Исполнять любые желания!

Так у ведьм появилась королева.

Дневник Касеньки, 1924 год

За что? За что?? За что зачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачтозачто

Далее на страницах дневника можно найти изображения открытого платяного шкафа. Он пустой, и пространство внутри него кажется бездонным. Также встречаются множественные изображения маникюрных ножниц, дверей и ладоней, держащих крапивный лист.

Спустя несколько страниц встречается первый связный текст:

«Мама, забери меня отсюда. Я больше не смогу».

Магда

27 октября 1925 г.

Со мной что‑то не так. У меня в голове поселилось что‑то лукавое, что‑то враждебное. Оно путает мысли, воспоминания. Я уже не уверена в том, что вижу, слышу, чувствую. Реальность, если только она еще реальна, играет со мной в прятки.

Мы с улыбкой крутим пальцем у виска, с легкостью награждаем любые странности тысячью забавных названий. Но когда это происходит на самом деле – с нами происходит, – то руки связаны страхом. Ведь в ответ на крик о помощи эхом вернется только смех.

За неделю, что я провела в лазарете после моего так называемого приступа, изменилось несколько вещей. Во-первых, полиция нашла Штефана.

Его обнаружили в небольшом городке Оборники, под Познанью. Он успел подрядиться грузчиком в лавку зеленщика и снял комнату в доме старой вдовы. При нем были все документы, и он даже не пытался отрицать свою личность и то, что ранее готовился стать ксендзом и состоял служкой при деревенском костеле.

Но с ним не было ни Юлии, никого даже отдаленно ее напоминавшего. Штефан путешествовал один. Он очень удивился, когда ему предъявили подозрения в похищении и убийстве несовершеннолетней девицы. Причину своего внезапного бегства он не смог объяснить вовсе.

Обо всем этом мне рассказала сестра Марта. Она появилась в пансионе Блаженной Иоанны в сентябре нашего четвертого года как замена сестре Беате. В отличие от предшественницы, она не считала нужным возиться со старшими девочками. Ее больше интересовала забота о младших и помощь доктору в его лазарете. Ну и еще немного – домашние наливки, которыми снабжали ее наши кухарки.

Я слушала трескотню сестры Марты, пока она, ложка за ложкой, вливала мне в рот костный бульон. После каждой порции она вытирала острой кромкой ложки мою нижнюю губу и промакивала ее белым полотенцем. Я давно могу есть сама, и бинты мне не мешают, но она так настаивает, а когда сердится, то похожа на грозную гусыню. Поэтому я терплю излишнюю опеку.

Во-вторых, ко мне заходили одноклассницы. Мария и Клара. Так странно – нас осталось всего трое. Как‑то сложится наша судьба? Мария притащила мне книгу в замусоленной обложке – «Собор Парижской Богоматери». Она объяснила, что книгу пропустили только из-за названия, в котором есть собор, и ей страшно повезло, что пани Зузак, в тот день досматривавшая сумку, этой книги не читала.

Клара принесла песочное пирожное с приторным яблочным джемом и мой портрет углем. Я на нем совсем на себя не похожа, гораздо красивее, чем на самом деле, но на сердце стало чуть-чуть теплее.

Они хотели мира со мной, но эту идиллию отравляло смутное чувство вроде запаха – страх. Я чувствовала, что девочки меня боятся. Но я их не виню. Потому что боюсь себя сама.

Теперь к третьей новости – я сумасшедшая. Определенно спятившая, с поехавшей крышей, лунатичка. Вероятно, убийца.

С чего я взяла? Начать хотя бы с того дня, когда я только очнулась. Я провела в забытьи почти двое суток. Полагаю, я не просто так проспала, а добрый доктор Лозинский продлевал мой сон волшебными уколами. Как бы то ни было, когда я проснулась, меня осмотрели и сообщили, что придется принять посетителей. По такому случаю сестра Марта умыла меня губкой и заплела волосы в подобие косы.

Визитеров было двое – моя мать и следователь. И если следователя я вполне ожидала увидеть, то ее… Меня вдруг пронзило чувство, будто меня предали. Кто позвал ее сюда? В тот момент