Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

В эту минуту свеча вдруг погасла. В темноте по всему дому раздался глухой крик, который вскоре прекратился, потом некоторое время слышался стук. Наконец, все замолкло, и снова водворилась мертвая тишина.

У наружной двери, прислушиваясь, стоял негр. Гектор перед этим видел взгляды, которыми обменялись Жозэ и почтительный хозяин. Поэтому он, с терпением черного, втихомолку наблюдал и следил за всем. Покормив лошадей и поставив их на солому, он не лег спать, но подкрался к двери гостиницы, запертой изнутри, и зорким взглядом начал смотреть в замочную скважину. Он заметил, как в доме с разных сторон осветились окна, и это увеличило его подозрение.

Гектор терпеливо слушал у двери. Он не мог уже попасть в дом, но во что бы то ни стало хотел узнать, что затевал хозяин против его господина и его друзей.

Вдруг он увидел, что свеча в сенях погасла, затем услышал глухой крик и стук. Он вздрогнул. Его опасения в эту минуту оправдались. Он посмотрел вверх, на окна офицеров, запертые решетками; никто не шевельнулся, они крепко спали.

Не подать ли ему голос? Ведь они были каждый в отдельной комнате, а ему нельзя было попасть к ним на помощь в дом. Не постучаться ли в дверь? Осторожный, предусмотрительный негр рассчитал, что в таком случае, каждый из них погиб бы поодиночке. Никто в доме не подозревал, что он за всем наблюдает, что он может достать откуда-нибудь помощь. Семь миль было до Мадрида. Дорогу он знал хорошо. Он не в первый раз ехал по ней со своим господином. Через шесть часов, даже раньше, он мог вернуться с людьми и освободить своих, пока, как он надеялся, они будут защищаться. Неслышными шагами, как можно быстрее, отправился он к лошадям, оседлал самого лучшего скакуна и поскакал во весь опор, не щадя своих сил, как будто от одной минуты зависела его жизнь, по направлению к ущелью Де-лос-Пикос, потом в лес, вдоль берега Мансанареса.

КОРОЛЕВА И НЕГР

При мадридском дворе произошла между тем перемена, имевшая важные последствия. Эспартеро, вследствие опрометчивого приговора обоих генералов, Леона и Борзо, стал так ненавистен народу, что Нарваэцу было легко исполнить обещание, данное им на балу у герцога Луханского разгневанной Марии Кристине.

С помощью денежных средств, которые правительница в изобилии предоставила сопернику Эспартеро, он собрал войско из своих приверженцев и из преданных ему солдат и открыто выступил против герцога-победителя. Эспартеро хотел опереться на помощь мадридского народа. Ему не верилось, чтобы какой-то Нарваэц мог прогнать и низвергнуть его, он рассчитывал на милость регентши в роковую минуту. Но вдруг он увидел, что ошибся в расчете, что потерял милость народа и монархини. Герцог, еще незадолго перед тем окруженный изъявлениями восторга, теперь униженный, должен был уехать из Мадрида, оставя регентше и народу воззвание, в котором предлагал объявить королеву Изабеллу совершеннолетней.

Эспартеро бежал. Нарваэц въехал в столицу и был принят Марией Кристиной чрезвычайно милостиво. Его холодный, испытующий взгляд зорко наблюдал за всеми.

Нарваэцу не нужно было напоминать правительнице об обещании, данном ему в нише дворца Эспартеро. Мария Кристина при первой же встрече возвела его в сан герцога Валенсии. Министрам же она сообщила свое намерение объявить молодую королеву совершеннолетней и тогда обвенчаться с герцогом Рианцаресом, бывшим солдатом лейб-гвардии.

Все это случилось в несколько дней.

В тот вечер, когда дворяне гвардии прибыли в уединенную гостиницу, королева Изабелла сидела одна в своем кабинете, находившемся между будуаром и большой залой, в которой адъютанты, камергеры и некоторые дамы ожидали ее приказаний. Изабелла любила маленькую, прелестно убранную комнату, где малиновые бархатные обои смягчали падавший через высокое окно свет. В ней не было ни золота, ни мозаики, но зато были роскошные, мягкие диваны и кресла, располагавшие к мечтам и раздумью.

Королева отпустила всех своих статс-дам, даже маркиза де Бевилль и дуэнья Марита были отосланы в свои комнаты. Изабелла лежала на одном из красивых диванов, устремив глаза на великолепную живопись потолка, эффектно освещенную лампой.

Но прекрасные глаза королевы ничего не замечали, юная головка погружена в мечты.

Перед ней возник образ молодого смелого дворянина, с неотразимой силой привлекшего к себе сердце только что расцветшей королевы. Этот образ был так прекрасен, что все мысли Изабеллы были заняты лишь им, она видела лишь его одного.

— Лучше всего заснуть, — сказала она, наконец, уверенная, что никто не подслушивает ее, — тогда все забывается и рушатся преграды, лежащие между ним и мной! Отчего он не королевский сын. Отчего, Франциско Серрано, не могу я открыто отдать тебе свое сердце?

Да, это любовь. Первая, горячая любовь. Я в этом убедилась теперь, когда ты вдали от меня, среди опасностей! И зачем должна я подавлять, скрывать эту любовь, отчего я не могу избрать тебя и назвать своим? Оттого, что я ношу корону, что я имею счастье быть королевой! Печальное счастье, заставляющее нас для короны заглушать порывы нашего сердца!

Золотые часы на красивой, резной консоли, между статуэтками Амура и Психеи, звонким боем возвестили час пополуночи. Вдруг в зале послышались голоса. Молодая королева приподнялась и прислушалась.

— Не мешкайте, масса, иначе они все погибнут! — говорил кто-то взволнованным, дрожавшим от страха голосом.

— Дон Топете и дон Серрано погибнут, пустите меня к королеве! — кричал этот голос на немного ломаном испанском языке.

Изабелла вздрогнула — она явственно расслышала имя Серрано.

Что такое случилось?

В эту минуту за дверью, завешенной драпировками, послышались шаги. Изабелла с лихорадочным напряжением ждала, кто войдет. На ее прекрасном лице можно было прочитать душевную тревогу.

Портьеры осторожно раздвинулись. В дверях, позади королевского адъютанта, появилась колоссальная фигура негра.

— Извините, ваше величество! Негр корабельного капитана дона Топете уверяет, что пришел с чрезвычайно важным, безотлагательным известием и ни за что не хочет подождать.

— Пусть он войдет, — сказала Изабелла, томимая неизвестностью. — Кто вас послал? Какое у вас известие?

Слуга Топете, скрестив руки на груди, бросился на ковер и, низко кланяясь, почти дотронулся лбом до земли.

— О, великая фейда7, меня послала смерть, которая угрожает моему массе и твоим дворянам! — сказал Гектор отрывистым голосом, еще дрожавшим от страшного напряжения после быстрой верховой езды.

— Ради Бога, встань и говори скорее, кто эти дворяне? — спросила королева, желая убедиться, так ли она слышала или ее воображение, разгоряченное мыслью о Серрано, обмануло ее.