Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

подол поношенной черной одежды светского монаха был сзади задран и засунут за пояс, открывая кривые голени в коричневых гетрах. С запястья незнакомца свисал бронзовый колокольчик паломника, возле которого покачивались четки, составленные из больших шаров, украшенных красными кистями. Остроконечная шляпа из осоки размещалась за спиной поверх закрытого бумажного зонта от солнца, скатанной циновки и двух парчовых футляров цилиндрической формы — одного с бамбуковой флейтой, другого со свитком паломника. Голову паломника охватывала маленькая белая повязка, левое плечо укрывала белая молитвенная накидка, на ногах красовались соломенные сандалии, а на лице светилась улыбка.

По-прежнему пятясь, монах прошел мимо Кошечки и, ловко перебирая ногами, поднялся на покосившееся каменное крыльцо часовни, после чего повернулся к храму.

— Сто, — произнес он и бросил скрученную соломину в коробку, стоявшую на подставке возле окна, через которое с блаженной улыбкой смотрел на мир Дзидзо-сама. Затем паломник взял коробку в руки, спустился по ступенькам (на этот раз не пятясь) и кивком приветствовал Кошечку, которая низко поклонилась в ответ. — В такие дни я называю себя Мусуи — Опьяненный мечтами. Я навещаю старых друзей и старые храмы и посещаю прославленные в истории места.

Кошечка так изумилась, что едва не выдала себя. Княжна Асано, разумеется, слышала и о Мусуи, и о его стихах, но маленький безродный подросток вряд ли мог иметь такой кругозор.

Мусуи вынул из коробочки горсть соломинок и протянул их Кошечке:

— Ты хорошо умеешь беречь время, стирая одежду прямо на себе. Ты можешь сберечь и мое время, если поможешь сосчитать вот это, — приветливо предложил он, потом сел на нижнюю ступеньку, положил посох себе на колени и стал перебирать содержимое ящичка. Хи, фу, ми, ё — один, два, три, четыре…

Какой бы Мусуи ни был знаменитостью, Кошечку раздражало его блаженное спокойствие. Враги хотят отрубить ей голову, а тело вывесить как белье, для всеобщего обозрения, а этот человек ведет себя так, словно ничего в этом мире не происходит.

— Пожалуйста, начинай, — Мусуи плавно повел рукой, побуждая Кошечку взяться за дело.

Кошечка опустилась на корточки над плитами чисто выметенной дорожки. Одевшись мальчиком, она без труда стала вести себя как мальчик. Кошечке нравилось быть беспечной и вульгарной. Впрочем, в других обстоятельствах это понравилось бы ей еще больше.

— Хи, фу, ми, ё… — считала она, укладывая сосчитанные соломинки возле себя. Странно, но счет успокаивал ее. — Сорок шесть, — сказала она наконец.

— А у меня пятьдесят три, — Мусуи вздохнул. — Сорок шесть и пятьдесят три будет девяносто девять. Как такое могло случиться? Придется повторить священный счет заново.

— Мне пора идти, ваша честь, — Кошечка поклонилась и стала, пятясь, отходить от поэта.

Но Мусуи опустил руку к земле и быстро раздвинул и вновь сдвинул пальцы. Это жест означал «идем со мной» и был адресован Кошечке.

— Если захочешь служить мне, тебе понадобится одежда получше нынешней.

С этими словами поэт встал и стал спускаться по тропе с таким видом, словно Кошечка уже приняла его предложение.

— Мой спутник заболел и вернулся в Эдо два дня тому назад, — объяснил он, обернувшись к мнимому подростку, — теперь наш возлюбленный Амида Будда послал мне другого сопровождающего.

Кошечка хотела сказать, что никак не может сейчас отправиться в путешествие, но слова замерли на ее губах. Какое-то мгновение она и Мусуи смотрели друг другу в глаза — два маленьких человеческих существа, окутанные полумраком, царящим под сенью величественных деревьев.

Взгляд Мусуи был ласков, но Кошечка чувствовала: то, что она демонстрировала другим — та роль, которую она играла перед людьми, — не обманывают его. Поэт умел видеть суть вещей за их формой.

Кожа у Мусуи была цвета потускневшей бронзы. Один угол широкого тонкогубого рта загибался вверх, другой вниз. Рот, челюсти и подбородок мудреца выдавались вперед, нос его был плоским, с широкими ноздрями. Это особенность внешности придавала лицу Мусуи лукавое выражение проказницы-обезьяны.

Несмотря на привычку подслеповато щуриться, Мусуи не выглядел беспомощным старичком. Глаза у него были большие и блестящие, с крупными складками кожи над и под ними. Такие глаза называли слоновьими.

Кошечка знала, что это хороший знак. Считалось, что люди с такой формой глаз добры и талантливы. Человеку со слоновьими глазами можно довериться.

Конечно, Мусуи навлекал на себя неприятности, помогая беглянке и преступнице, но он был знатен и знаменит и рисковал в этом случае гораздо меньше, чем простой человек вроде Гадюки. Кроме того, Кошечку учили защищать низших, но высшие не нуждаются в ее защите.

«Если одно божество тебя покидает, помогает другое», — подумала она.

— Простите меня за грубость, ваша честь, но у меня нет денег на одежду, достойную такого высокого положения, — этими словами Кошечка давала Мусуи возможность выпутаться из неловкого положения, в которое он случайно попал. Несмотря на всю свою славу, поэт не выглядел достаточно богатым, чтобы полностью одеть слугу на свои средства.

— Когда есть друзья, деньги не нужны. Его преподобие здешний настоятель, — продолжая идти, Мусуи повел рукой в сторону низкого здания, где жили монахи, — мой старый друг. Я рисую по пути надписи для храмов и дорожные знаки, — продолжал он. — Ты умеешь читать?

— Я невежественный отпрыск бедной вдовы, ваша честь, и брожу по свету в поисках учителя.

— Ты ищешь учителя, а он уже нашел тебя.

Когда они выходили из зарослей, Мусуи кивком указал на пятерых мужчин, стоявших у двери, ведущей в покои настоятеля.

— Кстати, эти люди тоже кого-то ищут.

Кошечка едва не пошатнулась, увидев этих мужчин: из-за поясов их торчали должностные жезлы — длинные стальные вилки, которые, при должном умении, могли переломить меч правонарушителя пополам.

— Это полицейские?

— Да, они выглядят как полицейские.

Мусуи слегка кивнул блюстителям закона. Они низко поклонились в ответ и, пятясь, спустились по ступенькам к подножию храма, а Мусуи в это время призвал на их головы благословение Амиды Будды.

Настоятель монастыря, стоя в дверях, проводил полицейских взглядом. Потом поклонился своему старому другу и благосклонно кивнул его спутнику.

— Эти люди ищут разбойника, который покалечил трех самураев и ранил бродячего художника сегодня днем в Кавасаки, — сказал настоятель. — Они заявили, что он был в одежде комусо. Я ничуть не удивляюсь, что эти помешанные бросаются на приличных людей. — Настоятель недолюбливал «священников пустоты», особенно после того, как один из них совсем недавно торговал «амулетами», сделанными якобы из кусочков платья Кобо Дайси, на ступеньках храма. — Я разрешил полицейским обыскать нашу территорию: мы не укрываем подозрительных лиц. — Тут настоятель пристально оглядел Кошечку. — Я вижу, Мусуи-сэнсэй, что ваш спутник вернулся к вам. Тебе стало получше, мальчик?

Кошечка быстро взглянула на Мусуи.