Тот, кто утопил мир - Шелли Паркер-Чан

Чжу бросился со стены.

Он падал. Сверхъественная сосредоточенность Оюана позволила ему рассмотреть каждую деталь: как болтаются в полете рука и ноги Чжу, словно у тряпичной куклы, как разматывается в воздухе за ним тонкая белая полоса… Последнее его удивило. Это была не та веревка, с которой Чжу поднимался. Прежде чем Оюан сообразил, что это и откуда, странная веревка размоталась на всю длину. Чжу заболтался в воздухе, пытаясь затормозить о стену. Лента — или что это вообще такое? — пугающе натянулась. Почему-то Оюану на ум пришли обмотки с собственных ног, хотя при чем тут они. Чжу не доставал до земли по меньшей мере на высоту в два собственных роста.

Стражники добежали до той точки, откуда спрыгнул Чжу, и уже перегнулись через стену, чтобы втащить его обратно, когда лента внезапно исчезла.

Чжу полетел стрелой.

Дозорные перегнулись через край стены, ища его глазами. Обрезанный конец ленты взвился высоко в воздух, потом, трепеща, опал. Видимо, Чжу сам перерезал веревку, понял Оюан. Силуэт упавшего темнел у подножия стены. И вдруг Чжу вскочил, невредимый, как сброшенный наземь муравей, и ринулся в бой с обнаженной саблей.

Оюан ошеломленно смотрел ему вслед. Какая-то немыслимая целеустремленность. Было ли Чжу страшно прыгать с крепостной стены, когда от смерти его отделяла тоненькая лента? Он вспомнил худое решительное лицо Чжу на борту лодки, когда он кинулся в воду, зная, что плавает как топор. Страшно — не страшно… все равно прыгаем. Такова была сила его желаний.

На секунду Оюан ощутил, как в душе шевельнулось то, что не мог назвать ненавистью.

Мимо просвистела стрела, вырвав его из непривычного ощущения. Он подумал с мысленным звериным стоном: я бежал спасать Чжу, только чтобы не дать ему проиграть. Я на него поставил. А потом все. Потому что даже с войском, полностью обеспеченным припасами, Чжу не выстоять против генерала Чжана. Войны на голой решимости не выигрывают.

Оюан вспомнил, что в руках у него лук, и застрелил двоих патрульных одним выстрелом. Тривиальная задача, учитывая, как по-идиотски они подставились. А затем, поскольку на земле валялось еще много недолетевших до цели стрел, он подобрал их и внес свою лепту в победу Чжу.

* * *

Чжу стояла на вершине сторожевой башни, наслаждаясь победой. Двор под ногами был завален телами павших юаньских воинов. Крохотный отряд победил гарнизон численностью в сорок человек, и теперь у нее было столько соли, сколько удастся вывезти с острова на трофейных шлюпках. Для победы над Чжанами хватит.

А цена этому — всего лишь две жизни молодых воинов. Неприятное чувство. Но даже оно вызывало удовлетворение — какая она молодец, держит лицо. Знай Чжу заранее, что потеряет двух воинов, поступила бы так же. Она бы и большим пожертвовала. Она бы по доброй воле пожертвовала чем угодно, если это нужно для победы.

Кто-то поднимался по лестнице. Это оказался Оюан, пробиравшийся мимо мертвых тел с выражением равнодушной брезгливости. Он был безоружен, но Чжу внезапно вспомнила истыканные стрелами юаньские трупы внизу, во дворе. Видимо, его работа. Чжу грела душу мысль, что он помог ей по собственной воле. Так правильно. В Интяне она сказала ему правду: ей нужна была только его армия. Но теперь все изменилось. Оюан был у нее и стал ценен.

Генерал сурово заметил:

— Похоже, ты добился своего, — и тут же нахмурился. — В тебе что-то переменилось?

Чжу мгновенно подумала: грудь! Там, на крепостной стене, сущей мукой было сражаться с застежками верхней одежды, затем нижней рубашки, потом разматывать бинты, стягивавшие грудь и норовившие запутаться… Любая заминка превращалась в пытку отчаяния — медленно, медленно, как же все медленно с одной рукой! И уже сорвав с себя бинты, она до конца сомневалась, хватит ли длины, чтобы спастись. Если ткань не выдержит ее веса, или если неуклюже затянутый узел распустится в полете…

Она прыгнула наудачу.

Теперь Чжу, живая и невредимая, стоит перед Оюаном. Без бинтов. Вряд ли он понял, что не так. Грудь у нее невыдающаяся, особенно под слоями просоленной одежды. Любопытно, что он вообще заметил. Оюан присматривался к чужим телам внимательнее многих. Может, он шел по жизни, бессознательно распределяя всех встречных на две категории: те, на кого он страстно желал походить, и те, с кем сходство отрицал?

Чжу всей душой его поняла. На протяжении своего отрочества она занималась тем же самым.

Она ответила легким тоном:

— Кто ж знал, что соль так улучшает прическу! Если бы не эти ваши косицы, сами бы узнали разницу…

Она едва сдержала смех, когда Оюан отвернулся чуть ли не с рыком.

Глядя на гавань сквозь бойницы, Чжу видела сверкающее в рассветных лучах море. Оно было молочно-бирюзовое, точно горячие минеральные источники и нефритовые облака. В нем парили острова, бесконечные острова, и Чжу представила, как прыгает с одного на другой, устремляясь в будущее.

Она радостно сказала в узкую спину Оюана:

— Я знаю, что ты не веришь. Но я добился желаемого, потому что я всегда так делаю. А теперь ты увидишь, как я схвачусь с Чжанами и выйду победителем.

8

Пинцзян

Королева сидела в садовой пагодке, склонив голову так, чтобы спутник созерцал ее профиль с наиболее выгодного ракурса. Озерный ветерок, несущий аромат зеленых водорослей и утиных лапок, носился над городскими стенами и залетал в фамильный дворец Чжанов, где играл жемчужными кистями в прическе королевы и обращал листву фисташковых деревьев в трепещущее золото. Настоящее золото. Рисовый Мешок, недовольный природными красками, приказал покрыть позолотой каждый листик. Гости сначала дурели от блеска, а потом — от неизбежной мигрени. По палому золоту гуляли, изгибая шеи, павлины. Как будто с веток сыплются монеты, подумала Королева. По стоимости примерно так и вышло бы. Она заученно улыбалась.

Король, ее супруг, развалился на подушках, уставившись на куртизанку, развлекавшую их во время послеполуденного отдыха игрой на чжэне. Здесь, в озерном Пинцзяне, свет был ярче, чем в их старой столице Янчжоу, с ее глубокими каналами и улицами, застроенными знаменитыми черно-зелеными увеселительными домами. Этот свет не терпел загадок. Он подчеркивал тонкие черные волоски на запястьях куртизанки, с которых соскальзывали рукава, поплывший макияж на неровной коже у самого уха. Право, девушке такой заурядной внешности и таланта стоило бы скрывать несовершенства с большим рвением.

Раздраженная Королева решила, что отошлет девушку с