Дмитрий Леонтьев - Обитель

А Он лишь грустно улыбается и молчит. Я перестаю по­нимать, переживаю, спрашиваю: «Что, Учитель?» А Он: «Это ведь то, чего хочешь ты... » Естественно! Так, как я хочу! Я мечтаю об этом! Я готов всю кровь свою по капле отдать, лишь бы это осуществилось! И я буду стремиться к этому! Стремиться к освобождению моей родины, торжеству моей веры!.. Иногда я Его искренне не понимаю... Признаться, Он даже внешне не похож на того Мессию, которого я видел в своих горячих детских грезах. Мне виделся чудо-богатырь вроде Самсона или Сеула. Вождь, бунтарь, полководец... Царь! Мес­сия — освободитель, воинственный и грозный, один вид которого заставит упасть все народы на колени и молить в страхе о пощаде... А Он внешне совершенно обычный человек... Но это ничего. Главное, что у Него есть неви­данная Сила! Я видел, как Он ходит по водам, как ум­ножает хлеба и возвращает к жизни умерших... Но как же неохотно Он делает все это! Или по просьбе Марии, или по крайней необходимости... Но здесь о причинах я спрашивать не стал, ибо догадался сам! Он таит себя для нужного Часа! И когда придет срок... О, как изме­ниться мир! Да, Он подготавливает Свой приход в тай­не, но каков будет финал?! Дал Он силу и нам, дабы ходили по земле, проповедуя и исцеляя, и руководит нами, объясняя, наставляя... Только не понимаю — зачем? Скоро и так все будет иным. Зачем учиться проповедо­вать, когда скоро все просто увидят?! Но раз Он сказал — я буду делать. Наверное, в этом есть какой-то смысл, который я пока не понимаю... После Великого Часа все станет ясно. Может, с Его добротой Он не за­хочет Сам повергать в прах полчища врагов? И я буду делать это вместо Него?! Я буду убивать убийц и пытать палачей. Я возьму на себя всю важную работу по очи­

щению мира от беззаконных вместо Него. Я бы справил­ся. Я не был бы столь щепетилен в этих вопросах. Я бы просто явил силу и приказал, и все бы изменилось в считанные дни. На Его месте я бы поступал совсем иначе. Все же я — воин... А Его вообще надо оберегать. Даже от бытовых мелочей, на которые Он реагирует как-то... словно и не жил 33 года посреди этого мира. Чего стоит одна эта история с деньгами?! Он мог бы поста­вить казначеем Матфея, который до этого был сборщи­ком налогов и умел вести дела куда лучше меня... Что это за испытание? Я спросил Его: «Учитель! Ты можешь только шевельнуть пальцем, и груды золота появятся у Твоих ног! К чему нам бедствовать? Зачем жить в ни­щете, когда мы можем иметь по дворцу? А нам нужно будет много денег! Нам надо будет покупать оружие для восстания! Откуда я возьму деньги на оружие?» А Он ответил мне, что не будет «творить» деньги. Что это — обман. «Ну и что? — спросил я.— Кому это повре­дит? Мы же их не украдем! Добро надо творить любым путем!» А Он только посмотрел на меня и ничего не ответил. Как-то Он спросил меня, хочу ли я быть совер­шенен. Я ответил, что это невозможно. Он ответил, что для Бога ничего невозможного нет, лишь бы я этого хо­тел, и дано будет. Вот тут я Ему и напомнил про эти деньги. Я сказал, что совершенство — слишком узкая до­рожка, если не позволяет даже камни в золото превра­щать. Ученики рассмеялись, назвали меня жадным... Глупцы! Не для себя я жажду этих денег, а для великой цели! При чем здесь жадность... Все дело в цели. Кто-то хочет быть совершенным, а кто-то думает о насущном, мысля реально и здраво. Совершенство — безумие в этом мире. А еще через некоторое время, когда у нас кончи­лись деньги, Он послал учеников забросить сеть в озеро

и принести Ему рыбу, в животе которой мы нашли мо­неты... Вот, значит, как: клады находить можно, а просто сотворить их — нельзя?! Это же не фальшивомонетчест-во. В чем разница?! Нельзя быть таким... щепетильным! Это же — реальный мир! Жестокий, опасный мир, а не возлюбленная девушка, которой и слова неосторожного не скажи... Сколькому же еще Ему учиться надо! Я ста­раюсь быть поближе к Нему — Его нельзя оставлять од­ного, прямо как ребенка малого. Если б не Его непости­жимые возможности, я бы даже, наверное, боялся за Него. И Он выделяет меня из всех учеников. Он как-то по-особому добр со мной. Вот только грустен очень. Он, даже когда говорит со мной, смотрит с такой жалостью, что сердце щемит и страшно становится... Я сначала даже боялся, думая, что Ему известно будущее и он ви­дит меня пронзенным римскими мечами во время Ве­ликой Битвы за свободу... Но после случая с Лазарем я оставил эти страхи. А вот Он рассердился на меня всего один раз и по совершеннейшему пустяку. Были мы в гостях у одной моей родственницы, и она — ну что взять с женщин?! — потеряв рассудок от такой чести и счастья, вылила на Него столь драгоценное масло, что я — воин! — заорал, как последняя торговка на базаре, чуть дух от возмущения не испустив. Потом самому было стыдно... Просто я так замучился экономить, вы­краивать, урезать, просчитывать, отказывать во всем, а тут целое состояние, на которое можно год всей семь­ей прожить, а то и больше... Он ведь не думает о том, что будет есть вечером, завтра, послезавтра. А я обязан заботится о Нем. Да еще и об этих... молодых организ­мах. И все ведь каждый день жрать хотят! Они ведь не спрашивают: откуда деньги берутся, занятые лишь раз­говорами с Учителем. А я как цепная собака на этом

денежном ящике сижу, благо что пока еще не кусаюсь. И опять же, меня еще и жадным считают... Угу... Доверь эти деньги Фоме или Иоанну—и что они будут есть уже завтра?! Сколько раз я просил Его снять с меня это пос­лушание, нет, не позволяет, словно ждет от меня чего-то, словно я что-то понять должен... И я, профессиональ­ный воин, забочусь о том, что бы не только Он, но и одиннадцать недорослей были накормлены-напоены, одеты-обуты... Я как нянька в этой детской группе... Я устал, но я терпеливо жду, когда придет День и мне найдется настоящая работа... А тогда Он меня отчитал, сказав, что я поменял местами пол с крышей и что вто­ростепенное принял за главное, строя не на камне, а на песке. А я обиделся и сказал, что — знаю! Что глав­ное — это тот великий день, в который мы получим сво­боду, а «камень» этот — Закон, а все эти проповеди-бе­седы важны для малолетнего Петра, который не понимает, что именно происходит и для чего пришел Учитель. Но я, понимая это, все равно буду делать все, что Он говорит, и даже пойду ради Него на смерть, лишь бы пришел великий День! Он как-то сразу сник и опять сказал, что это я так хочу. Конечно — хочу! Я мечтаю об этом! И весь еврейский народ мечтает! А главное — верит! Он посадил меня рядом с Собой, обнял за плечи, и ска­зал, что я верный, искренний и у меня острое чувство справедливости. Что я горячий ревнитель Закона и я словно воплощение всего иудейского народа и Закона... до этого времени. Что у меня такая любовь к ближнему, ради которой я готов умереть и убивать. Это была чис­тая правда, но в Его устах она звучала едва ли не сожа­лением! Как будто я должен смиренно, подобно рабу, терпеть власть Рима... Да, я готов убивать врагов! А что еще мне делать с ними? Любить? И все иудеи так дума­