Генри Хаггард - Аллан Кватермэн

Это нежное прощание вечера с зарей.

За исключением этих трех алтарей и крылатых фигур над ними, остальное пространство храма под белым куполом совершенно пусто и лишено всяких украшений, что, мне кажется, усиливает грандиозное впечатление, которое производит храм солнца.

Когда я сравниваю это гениальное произведение искусства с пестрыми постройками и жалкими орнаментами, которыми архитекторы украшают европейские города, я чувствую, что им бы следовала поучиться у мастеров Цу-венди! Когда мои глаза привыкли к мрачному освещению великолепного здания, к его мраморной красоте, к совершенству его линий и очертаний, с моих губ сорвалось невольное восклицание: «Здесь и собака научилась бы религиозному чувству!» Это восклицание вульгарно, но яснее выражает мою мысль, чем вежливая похвала.

У ворот храма нас встретила стража и солдаты, находившиеся в подчинении жрецов. Они повели нас в один из портиков и оставили здесь на полчаса. Мы успели в это время переговорить о том, что находимся в большой опасности, и решили: если будет сделаю попытка схватить нас, защищаться, насколько возможно. Умслопогас немедленно заявил, что раздробит почтенную голову великого жреца своим топором. С того места, где мы стояли, мы могли видеть несметную толпу народа, наполнявшую храм, очевидно, в ожидании необычайных событий. Каждый день, когда полуденные лучи солнца озаряют центральный алтарь, при звуке труб совершается жертвоприношение богу солнца, состоящее иногда из трупа барана или быка, иногда фруктов и зерна. Случается это и после полудня, так как Цу-венди лежит недалеко от экватора и очень высоко над уровнем моря, так что солнце и после полудня бросает вертикально свои горячие лучи на землю. Сегодня жертвоприношение должно было совершиться в 8 минут первого.

Ровно в 12 часов появился жрец, подал знак, и стража пригласила нас подвинуться вперед, что мм и сделали все, кроме Альфонса, лицо которого выражало ужас. Через несколько секунд мы стояли вне портика и смотрели на море человеческих голов, окружавших центральный алтарь и жадно разглядывавших иностранцев, которые совершили святотатство, – первых иностранцев, которых им привелось увидать у себя.

При нашем появлении ропот пробежал в толпе. Мы прошли через нее и остановились с восточной стороны, там, где пол был сделан из меди, лицом к алтарю. Пространство вокруг золотых крылатых фигур было огорожено веревкой, и народ толпился за веревкой. Одетые к белые одежды жрецы, держа в руках золотые трубы, встали кругом, и впереди них Эгон, великий жрец, с курьезной шапочкой на голове. Мы стояли на медном полу, не подозревая, что готовится нам, хотя я слышал какой-то странный звук шипенья под полом. Я оглянулся кругом, желая видеть, появились ли сестры-королевы в храме, но их не было. Мы ждали. Раздался снова, звук трубы, и обе королевы вошли рядом, сопровождаемые сановниками, между которыми я узнал Насту. Позади следовал отряд телохранителей. Я был очень рад появлению королев. Обе они встали впереди, слева и справа встали сановники, а позади, полукругом, расположилась стража.

Наступило молчание. Нилепта взглянула на нас и поймала мой взгляд. Мне показалось, она хотела что-то сказать глазами. С моего лица ее взгляд перешел на медный пол, который был под нашими ногами. Затем последовало едва заметное движение головы. Сначала я не понял, она повторила. Тогда я догадался, что надо подвинуться назад от медного пода. Еще взгляд, – и моя догадка перешла в уверенность – опасность была в том, что мы стояли на медном полу! Сэр Генри стоял рядом со мной с одной стороны, Умслопогас с другой. Не поворачивая головы, я шепнул им, чтобы они подвигались назад, медленно, шаг за шагом, пока их ноги не ступят на мраморный пол, там, где кончится медный.

Сэр Генри шепнул это Гуду и Альфонсу. Мы начали пятиться медленно, незаметно, так незаметно, что только Нилепта и Зорайя заметили это. Я снова взглянул на Нилепту, она незаметно кивнула головой в знак одобрения. Пока глаза Эгона были в молитвенном экстазе обращены к алтарю, мои тоже, в некотором экстазе, устремились в его спину. Вдруг он поднял свои длинные руки и торжественным голосом запел гимн солнцу.

Это было воззвание к солнцу, и смысл его состоял в следующем:

Молчанием скованы недра глубокого мрака!

Только в небесном пространстве звезда говорит со звездой!

Земля скорбит, и обливается слезами желания, Усеянная звездами ночь обнимает ее, но не может утешить.

Она одевается туманом, словно траурным платьем, И протягивает свои бледные руки к востоку!

Там, на далеком востоке, виднеется полоска света; Земля смотрит туда, с надеждой воздевая руки.

Тогда ангелы слетаются из священного места, о, солнце, И разгоняют темноту своими огненными мечами, Взбираются на лоно мрачной, уходящей ночи!

Месяц бледнеет, как лицо умирающего человека!

Ты, о солнце светлое, появляешься во всей славе твоей!

О, ты, лучезарное солнце, одетое огненной мантией!

Ты шествуешь по небу в своей огненной колеснице!

Земля – твоя невеста! Ты возьмешь ее в свои объятия, И она родит тебе детей! Ты любишь ее, она принадлежит тебе!

Ты – отец мира, источник света, о солнце!

Твои дети протягивают к тебе руки и греются в лучах твоих!

Старики тянутся к тебе и вспоминают былую силу и удаль!

Только смерть забывает о тебе, лучезарное солнце!

Когда ты гневаешься, ты прячешь лик свой от нас.

Темная завеса облаков скрывает тебя, Земля дрожит от холода, и небеса плачут, Плачут под ударами зловещего грома, И слезы их дождем падают на землю!

Небеса вздыхают, и эти вздохи слышатся в порывах ветра, Цветы умирают, плодоносные поля скучают, бледнеют, Старики и дети прячутся и тоскуют.

По твоему живоносному телу и свету, о, солнце!

Скажи, кто ты, о вечное солнце?

Кто утвердил тебя на твоей высоте, о, ты, вечное пламя!

Когда появилось ты, и когда окончишь свой путь по небу?

Ты, воплощение живущего духа!

Ты неизменно и вечно, потому что ты – начало всего, И тебе не будет конца, когда дети твои будут забыты!

Да, ты вечно и бесконечно! Ты восседаешь в высоте, На своем золотом троне, и ведешь счет векам!

Отец жизни! Лучезарное, животворное солнце!

Эгон закончил гимн, весьма красивый и оригинальный, и после минутной паузы взглянул вверх, к куполу, и произнес: «О, солнце, сойди на свой алтарь!»

И вдруг случилась удивительная вещь!

С высоты, подобно огненному мечу, блеснул яркий луч света… Он озарил лепестки золотого алтаря-цветка, и дивный цветок раскрылся под его лучезарным дыханием. Медленно раскрывались большие лепестки и открыли золотой алтарь, на котором горел огонь. Жрецы затрубили в трубы… Громкий крик пронесся в толпе, поднялся к золоченому куполу и вызвал ответное эхо в мраморных стенах храма. Солнечный луч упал на золотой алтарь, на священное пламя, которое заволновалось, закачалось и исчезло. Снова раздались звуки труб. Снова жрецы подняли руки, восклицая: