Гарри Тертлдав - Череп грифона

Соклей едва не рассмеялся ему в лицо.

«У Коса есть свобода слушаться Птолемея, — подумал он. — Он может быть независимым до тех пор, пока Птолемей того желает».

К тому же офицер ничего не сказал о нейтральности Коса.

Менедем, некоторое время нетерпеливо барабанивший пальцами по рукоятям рулевых весел, которые теперь отличались друг от друга, осведомился:

— Так мы можем быть свободны?

— Полагаю, можете, — нехотя сказал офицер Птолемея. И задал тот же вопрос, что и человек на борту военной галеры: — У вас и вправду есть тигровая шкура?

— Клянусь египетской собакой — да, — ответил Менедем. — Ты не мог бы показать ее, Соклей?

— Почему бы и нет? — отозвался Соклей.

А он-то думал, что ему больше не придется трудиться, разворачивая шкуру и снова запихивая ее обратно в мешок. Как и в прошлый раз, когда он демонстрировал ее тому морскому офицеру, Соклей кликнул на помощь пару моряков, и вскоре они развернули шкуру тигра.

Не только офицер, но и его спутники, а также обычная толпа портовых зевак сгрудились на краю пирса, чтобы хорошенько ее рассмотреть.

«Мы должны брать халк или два за просмотр, как брали в прошлом году за просмотр павлинов», — подумал Соклей.

Офицер все смотрел и смотрел.

— Это… очень большой зверь, не правда ли? — наконец сказал он.

Судя по расстеленной шкуре, зверь казался даже больше, чем был на самом деле, но Соклей с серьезным видом кивнул и ответил:

— Он больше и свирепей льва.

Вообще-то он понятия не имел, и вправду ли тигр свирепей льва. Он только знал, что его шкура больше, чем любая из львиных шкур, хранящихся на борту «Афродиты». Когда Соклей начал запихивать шкуру обратно в мешок, офицер вздохнул, будто сожалея, что приходится возвращаться в обыденный мир.

— Хорошо, родосцы, — сказал он. — Удачной торговли на Косе.

Он повернулся и пошел обратно по пирсу, а его спутники последовали за ним. Некоторые из зевак тоже побрели прочь. Другие остались, надеясь увидеть еще что-нибудь, о чем интересно будет посплетничать. Их постигло разочарование. Благовония, бальзам, папирус и краска оказались куда менее интересны, чем тигровые шкуры.

И снова ни слова не было сказано об изумрудах — Соклей надеялся, что это и не выплывет наружу, пока они здесь, — и о плотно завернутом черепе грифона. Здесь не стоило его доставать.

— По крайней мере, нам пока еще не запрещают здесь торговать, — сказал Соклей.

— После уговоров позволить нам торговать — да, не запрещают, — ответил Менедем. — Но хотел бы я знать, как долго еще это продлится. Не знаю, что хуже: пираты, рыскающие повсюду, или война между генералами.

Соклей посмотрел на двоюродного брата с легким удивлением. Обычно Менедем не задумывался о таких вещах.

— Все взаимосвязано, — проговорил Соклей. — Если бы генералы не воевали, кто-нибудь из них мог бы расправиться с пиратами. Однако пока что генералы пользуются услугами пиратов, поэтому те совсем обнаглели.

— Ты, наверное, прав. — Менедем махнул в сторону переполненной гавани. — Птолемей смог бы с ними расправиться, если бы захотел. У него здесь флот. И Антигон тоже смог бы, хотя его суда и рассыпаны повсюду. Но кто охотится за пиратами в этих краях? Только наш маленький Родос, и всё.

— Если один из генералов победит, то, возможно, он станет больше заботиться о надлежащем управлении своими владениями, — вздохнул Соклей. — Однако они дерутся друг с другом с тех пор, как умер Александр, и даже их перемирие закончилось так быстро, что никто не успел и глазом моргнуть.

— И войне не видно конца, — добавил Менедем.

Соклею очень хотелось бы возразить двоюродному брату, но он лишь кивнул в знак согласия.

Побеленные стены, мрамор, яркая черепица крыш на фоне буйной весенней зелени делали Кос одним из самых красивых городов на побережье Эгейского — а то и всего Внутреннего моря.

Менедем быстро зашагал по пирсу, возле которого стояла «Афродита», Соклей следовал за ним по пятам.

— Я даже помню, как найти дом старого Ксенофана, — сказал Менедем. — Пройти две улицы, повернуть направо, миновать еще три улицы, и вот он — прямо напротив борделя для мальчиков.

Кос был таким же молодым городом, как и Родос, даже моложе, и он был построен по четкому плану. На этом же острове некогда находился еще один город, более древний, под названием Меропы, он лежал далеко на юго-западе, но землетрясение и грабительский рейд спартанцев во время Пелопоннесской войны покончили с ним. Новый полис был обращен лицом к Анатолии, а не к Элладе.

Менедем и Соклей прошли две улицы, потом еще три, но не увидели никакого дома торговца шелком и никакого борделя для мальчиков.

Менедем зарылся пальцами ног в грязь узкой улицы.

— Я уверен, что в прошлом году мы шли именно так, — пробормотал он. — Помнишь? Нам еще пришлось дать прохожему пару оболов, чтобы разузнать дорогу.

— Помню, — ответил Соклей. — Вообще-то мне кажется, что вроде тот парень говорил — две улицы прямо и три в сторону. Если бы мы прошли еще одну улицу и свернули налево…

— Я уверен, мы прошли две улицы прямо, затем повернули и миновали еще три. — Менедем огляделся, потом пожал плечами. — Но этого не может быть, верно? — Он посмотрел на двоюродного брата уважительно, но грустно. — Хорошо, мой дорогой, попытаемся сделать, как говоришь ты. Я знаю, у тебя такой же нюх на детали, как у лисицы, охотящейся на цыплят.

Еще один квартал вперед, потом еще один — влево, и они оказались у борделя для мальчиков. Дверь на улицу была приоткрыта, и в передней борделя слонялись рабы, поджидавшие тех, кто их возжелает.

Соклей не сказал: «А что я тебе говорил!» — и Менедем пожалел об этом: он предпочел бы такое заявление самодовольному выражению, которое появилось на лице его двоюродного брата.

Дом напротив борделя тоже был знакомым.

Менедем постучал в дверь, и вскоре ее открыл пухлый кариец, улыбнувшийся посетителям.

— О, да это господа с Родоса! Радуйтесь! Добро пожаловать, заходите. — Он почти безупречно говорил по-эллински.

— Радуйся. — Менедем шагнул к рабу, и тот отступил в сторону, чтобы пропустить его и Соклея.

— Как поживаешь, Пиксодар? — спросил Соклей.

Менедем улыбнулся. Да уж, его двоюродный брат не упускал ни одной мелочи. В прошлом году он тоже помнил имя этого раба. А Менедем услышал его и вскоре забыл.

— А как поживает Ксенофан? — продолжал Соклей.

Выразительные черные брови Пиксодара сошлись у переносицы.

— А разве вы не слышали? — Он покачал головой, доказав тем самым, что он — варвар, хоть и прожил невесть сколько среди эллинов. — Нет, конечно же, не слышали, потому что это случилось спустя пару месяцев после окончания сезона навигации. Ксенофан заболел воспалением легких и умер. У него не осталось детей, как вы знаете. Он был так добр, что в своем завещании дал мне вольную и оставил мне свое дело.