Дэвид Геммел - Македонский Лев

— Рад встрече, брат мой, — вскричал Парменион, подбегая, чтобы обнять его.

Гермий отстранился, избегая объятий. — У меня плохие новости, Савра. Нестус, поверив росказням о тебе, сейчас едет сюда. Он намерен тебя убить.

Парменион вздохнул, повернувшись и глядя вдаль, на холмы. — Тебе надо уезжать, — вскричал Гермий. — Тебя не должно быть здесь, когда он сюда приедет. Расскажи мне правду, и я постараюсь уговорить его.

— Правду? — отозвался Парменион. — Что ты хочешь от меня услышать? Я люблю Дераю. Я хочу… она нужна мне… на всю жизнь.

— Понимаю, — сказал Гермий, — но он поверил, что ты соблазнил ее. Я знаю, что ты никогда бы не совершил такого жестокого злодеяния, но Нестус ослеплен гневом. Если ты ненадолго уедешь за холмы, я поговорю с ним.

— Мы занимались любовью, — мягко сказал Парменион, — и мы были глупы. У него есть все права на гнев.

Гермий стоял с раскрытым ртом. — Ты… так значит, это правда?

— Я не соблазнял ее! Мы влюблены, Гермий. Постарайся понять, друг мой.

— Что тут понимать? Ты повел себя как… как македонец, кем ты и был всегда. — Парменион шагнул вперед, беря друга за руку.

— Не трожь меня! Нестус был моим другом с самого детства. Теперь на него пал позор, которого он не заслужил. Я знаю, почему ты совершил это, Савра: ты хотел отомстить за себя Леониду. Я презираю тебя за это. Бери лошадь и уезжай отсюда. Куда угодно. Но не будь здесь, когда явится Нестус.

Гермий встал в стремя и вскочил коню на спину. — Я даю тебе больше, чем надо, Парменион. Теперь я проклинаю тот день, когда встретил тебя. То, что ты совершил, — зло, и оно принесет еще немало страданий. Я любил тебя — как друг и как брат. Но ненависть твоя была… и остается… слишком сильной.

— Это не ненависть, — запротестовал Парменион, но Гермий пустил коня галопом и умчался прочь. — Это не ненависть! — прокричал спартанец. Стоя как вкопанный, пока Гермий мчался назад через поле, Парменион услышал шаги позади себя, но не обернулся. Он смотрел, как его друг уезжает всё дальше.

— Это было ясное предостережение, — мрачно сказал Ксенофонт. — Теперь бери коня и скачи в Коринф. Я дам тебе денег на дорогу и письмо к моему другу, который обитает там. Он будет рад приютить тебя, пока не решишь, куда отправиться дальше.

— Я не могу. Я не согласен отдавать Дераю.

— Она все равно потеряна для тебя.

— Я не принимаю этого, — он посмотрел на Ксенофонта. — Как я могу с этим смириться?

— Ты желаешь умереть за свою любовь?

— Конечно. А какого еще ответа ты от меня ждал?

— И ты желаешь убить невинного человека ради этого?

Парменион глубоко вздохнул, пытаясь добиться спокойствия, которого не было. Он плохо знал Нестуса, но этот человек никогда не был в числе его врагов, никогда не нападал на него. Теперь он искал — как и любой спартанец на его месте — возможность смыть свой позор кровью человека, который нанес удар по его чести. Юноша встретился взглядом с Ксенофонтом. — Я не могу бежать, Ксенофонт. Без Дераи моя жизнь — ничто. Теперь я это знаю.

Полководец скрыл свое разочарование. — Насколько ты хорош в обращении с мечом?

— Сносно.

— А Нестус?

— Он был — и остается — чемпионом по мечам у Ликурга. Он могуч.

— Ты сможешь побить его?

Парменион не ответил. — Я злодей? — спросил он вместо этого.

— Нет, — ответил Ксенофонт. — Действия и их последствия, мой мальчик. В Персии я знал человека, которого попросили доставить воды в засушливую местность. Он построил небольшую дамбу, которая перекрыла реку, напитала водой поля и тем самым спасла племя. Люди были благодарны ему за спасение жизни, и много празднеств и пиров было устроено в его честь. Он остался с ними на несколько месяцев. Когда он уехал от них, то через пять дней пути вернулся в пустынный город, где были только трупы и пересохший ручей. Он спас одних людей и уничтожил других. Был ли он злодеем? Поспешность — только и всего. Ты не собирался позорить ни Нестуса, ни Дераю, но теперь вынужден страдать от последствий. Один из вас должен умереть.

— Я не хочу его убивать. Клянусь в том перед всеми богами Олимпа, — сказал Парменион. — Но, если я убегу, то никогда не буду с Дераей. Понимаешь?

— Можешь взять мой нагрудник и шлем — скорее всего, Нестус уже снаряжен на бой. О, Парменион, что же принесла тебе твоя глупость?

Парменион вымученно улыбнулся. — Она принесла мне Дераю, и я не могу жалеть об этом — хоть потерял Гермия, который был мне другом с самого детства.

— Иди есть. На голодный желудок много не навоюешь, поверь мне. Возьми мед, он придаст тебе сил.

Был поздний вечер, когда Нестус и его спутники подъехали к дому, где Парменион сидел с Ксенофонтом в тени под скатной черепичной крышей. Афинянин встал, знаком приказал Пармениону оставаться на своем месте и вышел навстречу всадникам.

С Нестусом было шестеро человек, но Ксенофонт знал только двоих: Леонида и Гермия.

— Добро пожаловать в мой дом, — сказал Ксенофонт.

— Мы ищем человека по имени Парменион, — бросил Нестус, подняв ногу и соскочив наземь. Он был высоким молодым человеком, широкоплечим и узкобедрым — не безобразным, хотя его красота была подпорчена кривым носом.

Ксенофонт спросил его: — Дали ли эфоры разрешение на этот поединок?

— Дали, — сказал Нестус. Запустив руку за тунику, он достал свиток и протянул его Ксенофонту. Афинянин развернул его и внимательно прочитал.

— Удовлетворится ли честь чем-либо, кроме крови? — спросил он, возвращая грамоту.

— Нет. Тебе известно, что он совершил. Какой у меня выбор?

— Как у благородного человека, выбора нет, — тихо сказал Ксенофонт. — Но — я говорю это не в его защиту, и даже без его дозволения — он не знал о твоем обручении с юной госпожой.

— Она не госпожа, а шлюха — ее сделал шлюхой твой полукровка-гость.

Ксенофонт кивнул. — Значит, должна пролиться кровь. И все же, давайте поступим как благородные люди. Ты проделал верхом долгий путь — и ты, и твои друзья, должно быть, хотите пить. Мой дом — ваш дом; я прикажу слугам принести воду и фрукты.

— Этого не нужно, Афинянин, — бросил Нестус. — Только пришли сюда Памрениона. Я убью его, и мы уедем.

Ксенофонт подошел к молодому человеку ближе. — Хоть я и понимаю твой гнев, — прошептал он, — но негоже благородному мужу говорить столь грубо.

Нестус посмотрел в небесно-голубые глаза и увидел в них ярость. — Твоя правда, господин. Это заговорил мой гнев — и он не может быть направлен на тебя. Благодарю тебя за гостеприимство и, я верю, мои спутники будут рады освежиться. Что же до меня, с твоего позволения, я буду ждать в твоих садах до самого часа поединка.