Олег Гончаров - Полонянин

— Куда я денусь? — улыбнулся я.

— А все равно, — лекарь мне, — рожа у тебя жуткая.

— И с ногой беда. Ляжку над коленом копьем распороли. И на ребрах ссадины.

— Промыть надобно, — разодрал мне лекарь порты. Не сдержал я стона, когда он ткань, припекшуюся, от раны отдирал.

— Потерпи, — говорит. — Не так уж и страшно тут. Ну, одним шрамом больше будет, эка невидаль. А на груди и вовсе безделица. Царапины скоро затянутся. Главное, что кости целы. Везучий ты, Добрый. Из мясорубки такой живым выбрался. Все тебе, как с гуся вода, а портами с исподним с тобой кто-нибудь из ратников поделится… — зубы мне лекарь заговаривает, а сам над ранами колдует.

— А у Андрея, я слышал, дела плохи? — спросил, когда Соломон мне рану промыл да края у нее стянул, и я снова говорить смог.

Кивнул головой лекарь.

— Эх, — вздохнул я, — Берисаву бы с Любавой сюда. Ведьмы бы его выходили.

— Это что ж? — обиделся Соломон. — Ты мне не доверяешь? Думаешь, что если он христианин, то старый иудей его в беде бросит? Рад я был бы ему помочь, да только не в моих это силах.

— Знаю, — ответил я. — И верю тебе, просто соскучился по ведьмам сильно. Особенно по младшей. Давно уж не виделись.

— Хорошей мне Любава помощницей была, — согласился лекарь. — Жаль, что ушла тогда.

— И мне жаль.

— Добрынюшка. — Я даже вздрогнул, словно это Любава меня позвала.

— Добрынюшка, ты как тут без нас? — Малуша с Заглядой к нам подошли.

— Хорошо, сестренка, — ответил я ей. — Лекарь говорит, что уже на поправку пошел.

— Дня через три на ноги встанет, — подтвердил иудей.

— Дядя Соломон, ты за него не беспокойся. Мы с Заглядой за ним присмотрим.

— И за остальными тоже. — Древлянка поближе придвинулась, точно маленького, меня по голове погладила. — Не оставим мы тебя, княжич, — шепнула.

— Вы лучше за рыбаком приглядите. Ему хуже, чем мне, — приподнял я голову.

Смотрю, а его воины подняли и понесли куда-то.

— За ним Ольга сама присмотрит, — сказал Соломон. — Велела его на ладье своей разместить.

— А она ничего, — вздохнула Малуша. — Я думала, она сука зубастая, а она добрая. Мне вот гребень свой подарила. Красивый.

— Это хорошо, — кивнул я.

— Пить, — это один из раненых ратников голос подал.

— Сейчас, миленький. — Загляда меня оставила и к нему поспешила.

— Да, — сказал лекарь. — Помощь мне сейчас пригодится.

— Дядя Соломон, а как же вы к нам подоспели? — спросила Малуша. — Мы же не чаяли, что подмога придет.

— Святослава за то благодарите, — ответил лекарь. — Это он мать надоумил в Ольговичи заглянуть. Надоело ему в Вышгороде сидеть, на волю запросился. Княгиня про деревеньку свою вспомнила. Так он ей все уши прожужжал. Посмотреть на нее захотел. А заодно с Добрыном и с тобой, Мала, повидаться.

— Чего это он со мной повидаться захотел? — удивилась сестренка.

— Не знаю, — сказал Соломон. — Ты у него сама спроси.

— Вот еще, — передернула плечиками Малушка. — Нужен он мне больно.

— Кто кому нужен, вы меж собой решайте, — продолжил лекарь. — Только мы сотню Претича взяли да на двух ладьях к вам направились. Засветло не успели. Пришлось к берегу на ночевку пристать. Тут видим — зарево. Поняли, что неладное в деревеньке стряслось, да пока на ладьи грузились, вон сколько дикари-дулебы натворить успели.

— Соломон, — подбежал к нам каган.

Иногда мне казалось, что он ходить не умеет, только бегает.

— Давай раненых на вторую ладью. Чего они у тебя на земле лежат?

— Так ведь не на себе же мне их перетаскивать, — ответил Соломон.

— Сейчас подмога будет, — кивнул мальчишка. — А ты что разлегся, Добрый?

— Да вот, отдохнуть решил, — ответил я.

— Чего ты? Не видишь, побитый он. — Малушка перед ним встала, словно меня собой закрыла.

— Да чтоб Добрына побили? — рассмеялся мальчишка. — Ни в жисть не поверю! Ну-ка, посторонись, — подвинул он девчонку.

— Еще чего! — возмутилась Малушка и вновь перед ним встала.

— Это ты мне? — опешил от такого Святослав.

— А то кому же?

— Да как ты смеешь?! Я каган Киевский! И Руси господин! — возмутился мальчишка.

— А я княжна Древлянская! — насупилась Малушка да кулачки в бока уперла.

— Какая ты княжна? — рассмеялся Святослав. — Холопка ты! Мне мамка сказала, что в посудомойках ты у нас ходишь!

— Ну и что? — Малушка упрямо выпятила нижнюю губу да лапотком притопнула. — Судьба штука хитрая — сейчас посудомойка, а завтра снова княжной стану.

— Это кто тебе такое наплел?

— Девки мои сенные.

— Ой, насмешила, у посудомойки свои сенные есть…

— Ты не очень-то ерепенься, — сказала сестренка серьезно, — а то не посмотрю, что ты каган. Так врежу, что ты у меня полетишь!

— Только попробуй!

— И попробую!

— Нет, ты только попробуй!

— Ну, коли, просишь… — И со всего маху лапотком ему на ногу наступила.

— Ты чего?! Дура! Больно же! — Святослав на одной ноге заскакал.

— Сам же просил.

— Да не просил я.

— Нет, просил.

— Добрый, чего она?

— Вот и повидались, — рассмеялся лекарь.

Все это было вчера. А сегодня шумит речная водица, пенясь под ударами весел.

Из Ольговичей мы вышли ранним утром. На пепелище остались бабы и Твердята-пастушок. Не захотели они покидать своих мужиков, которые навеки легли в сырую землю, обороняя чужое добро. Ольга над ними Загляду поставила, назначила Домовитову дочь ключницей. Не хотела она оставаться, но уж больно кухарка пришкваренная за нее просила, да и все ее поддержали. Святослав им в подмогу десяток ратников дал пепелище разгребать. Велел он воинам, чтобы к осени снова деревенька на месте пала встала.

Простилась Малуша со своей наставницей. Всплакнули они, только ничего не поделать, кто же в силах хозяйке перечить.

— Береги ее, княжич, — сказала Загляда, глаза платочком утирая.

— Как смогу, так тебя заберу, — ответил я ей.

— Помогай вам Даждьбоже, — махнула она рукой и за тын пошла.

— Прощай, Загляда! — Малуша ей вслед крикнула. Остановилась ключница, до земли нам поклонилась:

— И ты меня прости, княжна.

А ратники ладью дулебскую от зла очистили. Срубили с ее носа зверя неведомого — то ли кота, то ли пардуса, — отпустили ладейный дух вдогон за Гойко, сыном Сдебуда. Петлю крепкую на обрубленный клюв накинули и к нам привязали. Погрузились и отчалили.

Три ладьи по реке пошли. Одна за другой. На передней ладье Ольга с Соломоном-лекарем, Андрей калеченный, на второй — ратники, в стычке раненные, мы с Малушей и Святослав с нами. А на дулебской ладье Претич за главного, кормчий с ним и гребцов всего два десятка.