Эзотерика в истории, культуре и искусстве - Массимо Чентини

«между некоторыми художниками и теоретиками или адептами алхимии сложиться своего рода идеологический союз в защиту общей творческой деятельности» [31].

Кроме того, стоит отметить, что, даже рассматривая «Меланхолию I» как аллегорию первой и наиболее темной фазы алхимического процесса, можно также дать другую интерпретацию этому произведению, не умаляя его эзотерических ценностей. Оно, вероятно, изображает творческий процесс художника, который, как и на этапе своего наиболее низкого и начального состояния (меланхолия – характерное настроение творцов), надеется подняться к созданию через трансформацию материи. С этой точки зрения параллелизм с алхимическим процессом усиливает магический смысл, который, согласно эзотерическому толкованию, направляет художественную деятельность.

Альбрехт Дюрер. Меланхолия I. 1514

ЧЕТЫРЕ ЖИДКОСТИ

Теория четырех жидкостей, которая, по-видимому, принадлежит Гиппократу, врачу V века, сильно повлияла на культуру древности и Средневековья. Согласно теории, четыре элемента, составляющие вселенную (воздух, вода, огонь и земля), имели эквиваленты в человеческом теле в виде четырех жидкостей: кровь, желтая желчь, черная желчь и флегма. В зависимости от того, какая из жидкостей превалировала, человек мог быть сангвиником, холериком, меланхоликом или флегматиком. Болезнь можно было победить, восстановив баланс четырех элементов. Их объединение в организме человека становилось возможным благодаря пневме, огненному воздуху, который, как считалось, распространялся в кровеносных сосудах из сердца, правильно нагревая четыре жидкости.

Человек и четыре стихии. Иллюстрация из «Трактата маго‐каббалистического и теософского» Георга фон Веллинга

Джорджоне и вопрос «трех»

Джорджоне был прежде всего художником философов. Сильное символическое начало в его полотнах проявляется столь ярко, что заставляет многих исследователей обратить внимание на алхимический аспект его творчества. В некоторых случаях этот аспект показан даже более четко, чем в работах другого художника, также увлеченного Великим деланием, – Пармиджанино.

Информации о Джорджио Зорци да Кастельфранко Венето (1477/1478–1510), или Джорджоне, довольно мало. Доподлинно известно, что он пользовался уважением современников: его имя упоминается рядом с именами Леонардо, Мантеньи, Рафаэля и Микеланджело в книге Бальдассаре Кастильоне «Придворный».

Возможно, Джорджоне был учеником Джованни Беллини, изучал работы Антонелло да Мессины и, вероятно, встречался с Леонардо во время своего пребывания в венецианской лагуне. Однако критики признают, что его образование пошло нестандартным путем: опыт он обрел не в мастерской, а через контакты с гуманистической средой, изучение музыки и поэзии, что также подтверждал Вазари.

Работы последних лет его жизни, «Буря» (1508) и «Три философа» (1507–1510), полны очарования и тайны, в них мы можем проследить символический путь, который, вероятно, привел бы к выдающимся достижениям, если бы чума не похитила молодую жизнь этого талантливого художника. Так Вазари писал о его смерти в своих «Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих»:

«Джорджоне заразился чумой, так что в короткое время преставился в возрасте тридцати четырех лет к бесконечному горю многочисленных друзей, любивших его доблести, и к великому ущербу для мира, его утратившего»[64].

Следуя алхимическим принципам, Джорджоне в «Буре» без колебаний и без желания скрывать значения и символы объявил автономию четырех стихий (земли, воды, воздуха и огня): на полотне, выставленном в галерее Венецианской академии, они ярко и точно обозначены необыкновенным использованием цвета. Однако Джорджоне наверняка знал, что в соответствии с эзотерико-алхимической традицией только через своеобразное смешение этих четырех стихий можно достичь форм, более или менее развитых, которые станут основой жизни. Жизнь, выраженная в изображении кормящей грудью женщины; жизнь, которая приобрела форму благодаря единству всех стихий, присутствующих на полотне, ясно различимых, но готовых смешаться в атаноре, что представляет собой поверхность, на которой художник придает материальность аллегориям и превращает мысли в цвет.

«Три философа»

Влияние эзотерической традиции у Джорджоне особенно заметно в картине «Три философа». Здесь очевидно желание художника сосредоточить в своем полотне уровни «тройной мудрости», сопоставив символы трех волхвов в духе алхимии. С XVI по XVIII век произведение трактовалось и называлось по-разному, например «Три математика» (1659) или «Три волхва, ожидающие появления хвостатой звезды» (1783). Композиция работы довольно проста. Справа изображены три персонажа различного возраста, они находятся перед деревьями с густыми ветвями. Слева расположен вход в пещеру. Пейзаж в центре состоит из холмов, за которыми проступает закат, а дома придают этому безвременному пространству большую определенность. Старший из трех людей держит бумагу, на которой видны геометрические и астрологические рисунки. Самый молодой, сидящий у дерева, смотрит в сторону пещеры; в руке его – чертежный карандаш, и с помощью циркуля юноша наносит знаки на лист, лежащий на его коленях. У человека средних лет в руках ничего нет, а одежда относит его к разряду «восточных персонажей».

Джорджоне. Три философа (1507–1510). Австрия, Вена, Музей истории искусств

Наиболее впечатляющие интерпретации этой работы появились в XIX веке: в эпоху романтизма на картине Джорджоне видели «Эвандра и Палланта, указывающих Энею на место, где будет построен Капитолий» или «Марка Аврелия с двумя философами». Обычно исследователи воспринимали этих людей как «трех мыслителей, погруженных в размышления о природе, каждый в свое, и объединенных общим желанием познания» [32].

«КНИГА ПЕЩЕРЫ СОКРОВИЩ»

Текст сирийского происхождения, который в VI веке подвергся изменениям со стороны несториан и монофизитов. Первоначальная версия была написана чуть ранее V века. Существует также арабский перевод X века, называемый «Книгой свитков». Характер произведения наставительный, автор обращается к «брату Немезию», который по сути является его собеседником. Считается, что «Книга пещеры сокровищ» повлияла на два произведения, хронологически близких первоисточнику: Gadla Adam (или «Жизнь Адама») и Qalementos («Климент»), – оба написаны на эфиопском языке. В последнем упоминается «Книга заповедей» (текст, продиктованный Адамом и записанный его сыном Сифом).

Однако до этого момента связь с волхвами могла показаться натянутой, нелинейной, основанной скорее на эзотерических намеках, чем на надежной, исторически достоверной базе.

Великий искусствовед Лионелло Вентури имел возможность проанализировать картину с помощью рентгена, и результат исследования оказался невероятно интересным: человек справа был изначально нарисован с восточной короной, человек в центре – как мавр, а у фигуры слева имелся тюрбан. По мнению Вентури, поскольку волхвы прибыли с Востока и судя по наиболее распространенной интерпретации, второй персонаж действительно был мавром:

«Похоже, что изначально Джорджоне намеревался изобразить волхвов. Верно, что сцена с волхвами без их прибытия к Иисусу не имеет других примеров в иконографии, но можно предположить, что Джорджоне вдохновился апокрифической легендой, согласно которой волхвы были поклонниками небесных тайн, то есть астрологами, ожидающими появления кометы.