Ворон Бури (ЛП) - Кейн Бен

Линн Дуахайлл гудел от возбуждения. Многого для этого и не требовалось. Норвежский торговец Эгиль Толстый зашел к нам по пути на север. Это было ежегодное, долгожданное событие. Как только широкий кнорр Эгиля был надежно пришвартован в лучшем месте для высадки, за первыми двумя изгибами реки, его траллы начали выгружать товар. Поглазеть на это собралась большая часть поселения, и я в том числе. Я надеялся, что скоро придет и Векель, который ушел один на прогулку.

С Эгилем приплыл и его сын Ольвир, дородный и угрюмый юноша, года на полтора старше нас с Векелем. Он был полной противоположностью своему жизнерадостному отцу и никогда с нами не здоровался. Пока Эгиль живописал экзотическое происхождение своих товаров — Валланд, Миклагард, Серкланд и Грёнланд, — Ольвир, который, вероятно, слышал это уже сотню раз, лишь закатил глаза и куда-то убрел. Мне было все равно.

Кроме дорогих и необычных вещей, у Эгиля были и товары, нужные всякому. Женщины толпились у тюков с цветной шерстью и рулонов беловатого льна, щупали ткань и перешептывались о ценах. Были здесь и стеклянные бусы, и фибулы с кольцевидным навершием из Йорвика, и гагат, и янтарь из Лохланна. Я никогда не видел такого женского головного убора, сшитого из удивительно гладкой ткани под названием шелк. У торговца имелись пряслица, ткацкие грузила, стеклянные гладильные камни, тонкие костяные иглы и коньки из свиных костей. Точильные камни из Хьяльтланда лежали рядом с глиняной посудой и тиглями для плавки металла из северной Британии, а еще жернова из пористой, ячеистой породы, которая, по словам Эгиля, была с огненной горы.

Меня же тянуло к самым дорогим и редким вещам. Над ними Эгиль стоял, не спуская зорких глаз то с товара, то с любопытной толпы. Здесь были медвежьи когти и даже целая шкура, фигуры для тафла из слоновой кости и китового уса и бивень диковинного, но настоящего зверя, которого звали хроссвальр. Он, по словам Эгиля, был куда крупнее тюленя и очень опасен, а обитал в Грёнланде. Я заметил серебряную дисковидную брошь, похожую на большую монету и покрытую таинственными письменами, и подумал, понравится ли она Асхильд. Я осмелился спросить цену и ахнул, услышав ее. Эгиль, этот мастер своего дела, тут же сбавил ее вдвое и предложил забрать брошь с рук. Я покраснел и ответил, что и это мне не по карману.

Эгиль, который, скорее всего, и так это знал, добродушно принял мой ответ.

И тут мой взгляд упал на другую вещь, и я снова перенесся на тот берег, к мертвецу, мечу и ворону. Протянув руку, я удивился, как не заметил его раньше. Серебряный амулет, длиной с мой большой палец от кончика до первого сустава и вдвое уже. Замысловатое переплетение линий образовывало крылья, тело, хвост и голову птицы. У меня перехватило дыхание. Это был ворон, без сомнения, один из воронов Одина.

Эгиль заметил мой интерес.

— Хорошая вещица, не правда ли?

— Финн!

Я с улыбкой обернулся.

— Иди посмотри, Асхильд.

— Не сейчас, Финн! — Лицо ее было напряженным и совсем не радостным.

Забыв об амулете, я отошел от зевак, чувствуя, как зарождается тревога.

— Что случилось?

— Векеля ранили.

— Во время прогулки? — «Странно», — подумал я. В ровной местности вокруг Линн Дуахайлла опасностей было немного.

Она понизила голос.

— Нет, это Ольвир. Он избивает Векеля ни за что.

Мы побежали, сестра вела меня за собой.

— Я услышала крики, — говорила Асхильд, — а когда прибежала, велела Ольвиру остановиться. Он рассмеялся и сказал, что я соломенная неряха, годная лишь на то, чтобы плодить отродье.

Я разозлился еще больше.

— Где он?

— Прямо за валом.

«Там, где никто не увидит и не услышит», — подумал я, и свежий прилив ярости погнал меня вперед.

Я обогнал Асхильд и на полной скорости влетел в широкий проход для телег. Ольвир стоял над лежащим Векелем. Я услышал, как он сказал:

— Что такое, нидинг ты рагрский? Эрги! — Он пнул моего друга, и тот вскрикнул.

Глаза застила ярость — слова, которые он употребил, были крайним оскорблением. В отчаянном желании помочь Векелю я не думал о том, что Ольвир был и выше, и тяжелее меня. Он услышал мои шаги, но среагировать не успел. Я врезался ему плечом в спину, и он полетел вперед. Он рухнул, раскинув руки и ноги, едва успев уберечь лицо от удара о землю. Я тут же подскочил и пнул его в живот. Он охнул, но не сдался. Мясистая рука схватила меня за ногу. Затем он вскочил, обхватил меня и повалил нас обоих на землю. Он оказался сверху — выигрышная позиция в драке, — и в голове у меня взорвались звезды, когда он саданул меня раз, другой.

Но мысль о том, что он напал на моего друга, приводила меня в бешенство. Боль лишь подстегнула меня, я ударил его в солнечное сплетение, а когда он ахнул, ударил снова. Он завалился набок, а я, извернувшись угрем, освободился и вскочил на ноги. Тут, словно валькирия, налетела Асхильд. Вооружившись суком, она принялась колотить Ольвира. Он пытался выхватить у нее ветку, схватить ее саму, но она была слишком быстрой и слишком злой. Она остановилась, лишь когда сук сломался. К тому времени лицо и руки Ольвира, которыми он пытался защититься, были в порезах и крови.

Тяжело дыша, она взглянула на Векеля, который смотрел на все это с изумлением.

— Ты в порядке?

— В порядке. — Утирая мокрые от слез щеки, он подошел к съежившемуся Ольвиру. — «Нет» значит «нет», — сказал Векель.

— Что он сделал? — потребовал я ответа.

— Он хотел лечь с тобой, — по-женски проницательно ответила Асхильд.

— Что-то вроде того, — подтвердил Векель, обводя губы длинным ногтем.

Меня захлестнули понимание и отвращение.

— И когда ты отказал, он напал на тебя?

Кивок.

Недоумевая, как мужчина, предпочитающий мужчин, мог напасть на своего же, я пнул Ольвира еще несколько раз. Он не защищался.

— Еще раз тронешь моего друга, — сказал я ему, — и я перережу тебе глотку.

Кровожадные слова для юнца, который ни разу не проливал крови, но я был серьезен как никогда.

— А до этого, — сказала Асхильд, сама пнув его, — я отрежу твой член и засуну тебе в глотку.

Мы оставили его там, этого нидинга. Он не посмел пойти за нами, по крайней мере, пока мы не вернулись в поселение.

— Он наврет отцу, — сказал Векель. — Скажет, что это я его соблазнял.

— Неважно, — твердо ответил я. — Мы застали его, когда он избивал тебя до полусмерти. Ты ему и в подметки не годишься. Он получил по заслугам.

— Отец нас поддержит, — сказала Асхильд.

Векель поочередно посмотрел на каждого из нас.

— Вы хорошие друзья. Спасибо вам.

Когда я вернулся к месту, где торговал Эгиль, Ольвира и след простыл. Я яростно сторговался и купил амулет с вороном. Я продел его в кожаный шнурок и повесил на шею. Всеми богами клянусь, это было прекрасное чувство. Я ощутил прилив сил, словно сам Один смотрел на меня.

Больше неприятностей не было, и в тот же день Эгиль отбыл, не сказав ни слова жалобы. Я считал, и остальные со мной согласились, что Ольвир ничего не рассказал, вероятно, из страха, что Векель поведает правду. Как говорится, брось дерьмом в стену — что-нибудь да прилипнет. Ольвир не хотел даже намека на то, что у него есть наклонности рагра. Среди ирландцев это было приемлемо, но не среди норманнов.

Векель всегда интересовался миром духов и всем таинственным, но я думаю, что случай с Ольвиром помог ему выбрать свой жизненный путь. Он не говорил мне об этом, но вскоре после этого ушел с витки, который время от времени бывал в Линн Дуахайлле. Он вернулся три года спустя, совершенно другим человеком. Если раньше он был просто непохожим на других, то теперь стал странным. Его женственность стала еще более явной: он подводил глаза, носил женские ожерелья и серебряный браслет, с которого свисали крошечные серебряные стульчики; говорил он высоким, певучим голосом. Показательно, что мало кто отпускал насмешки или шутил по поводу его внешности. Одного взгляда на его железный посох, знак провидца, было достаточно, чтобы напугать большинство. И в следующий раз, когда Ольвир вернулся с Эгилем, он обходил Векеля за версту.