Сергей Булыга - Шпоры на босу ногу

Ознакомительный фрагмент

Оно и неудивительно, пехота всегда отступает перед кавалерией!

А Дюваль между тем продолжал:

– Мадемуазель! – и он галантно поклонился незнакомке. – Простите, что я заставил вас ждать. Служба!

Дама согласно кивнула, взяла сержанта под руку, и они удалились, оставив союзников в растерянном недоумении.

Когда сержант и незнакомка уже достаточно отошли от патрульных, дама приподняла вуаль и тихо сказала:

– Благодарю вас, сержант! – на чистейшем французском, с едва заметным южным акцентом.

– Дюваль! – поспешно подсказал сержант. – Шарль Дюваль, мадемуазель, к вашим услугам, – тут он вполне пристойно поклонился и подумал: «Да она еще и красавица! И не трефовая! Вот это удача!»

– Вы так любезны, сержант, – продолжала дама, – что мне просто неловко просить вас о еще одном одолжении.

– О нет, какие тут неловкости! – поспешно воскликнул галантный сержант. – Да еще с вашей стороны! Вот мы, мадемуазель, перед вами и впрямь виноваты. Такие грубости! Хватать… – но тут он замолчал, осекся, не пожелав бросать тень на Великую Армию и, косвенно, на императора.

– Тогда, – и незнакомка мило улыбнулась, – тогда проводите меня. Это совсем недалеко, буквально в двух шагах отсюда.

– О, мадемуазель! – с некоторой даже укоризной опять же воскликнул сержант. – Я и сам хотел было вам это предложить. Просто первым, извините, не решился.

– А вы настоящий гусар! – многозначительно сказала дама.

– О! – только и сказал сержант, самодовольно улыбнулся, брякнул шорами…

И они чинно двинулись по улице. И встречные – ну до чего же мало было среди них знакомых! – с любопытством и завистью глазели на спутницу сержанта. Того самого, кстати, сержанта, потому что Дюваля неплохо знали по армии.

Однако армия, придавая человеку мужество, лишает его чего-то другого, тоже весьма немаловажного. И вот, наверное, как раз в силу этого обворожительная незнакомка никак не желала вступать с бравым гусаром в непринужденную беспечную беседу, а большею частью отвечала немногосложно. А ведь сержант, по его разумению, старался, как мог. Так, к примеру, он начал с того, что еще раз извинился за вестфальцев и даже довольно-таки резко заявил, что этим колбасникам всюду мерещатся шпионы. А вот лично его, Шарля Дюваля, чистокровного, между прочим, француза, ничуть не настораживает то, что его прелестная спутница – подданная русского царя. На что дама удивленно подняла брови и кратко ответила, что она, увы, такая же француженка, как и он. К чему было это «увы», сержант спрашивать не стал, а вначале все же высказал заранее припасенную мысль о том, что даже всякая шпионка – это прежде всего дама и поэтому прежде всего как с дамой и следует себя с ней вести. Тут незнакомка еще выше подняла брови. А сержант уже заговорил о том, что он только может себе представить, как сейчас ну просто немыслимо тяжело приходится его прекрасной соотечественнице, неизвестно каким грозным злым ветром занесенной в эти ужасные варварские земли. Чего уже тут говорить о другом, о всем прочем, в запальчивости продолжал бравый гусар, когда в этой Богом забытой стране люди даже понятия не имеют о том, что такое картофель!

– Ну и что? – равнодушно спросила дама.

– Как ну и что? – поразился сержант. – Но ведь это же только начало! А вы пили здешнее вино? А я пил! И я еще нарочно заказал у них то, которое они именуют «бордо»! Точнее, «бурдо», как сказал мне корчмарь. И ведь он был совершенно прав, сударыня, это ведь было настоящее «бурдо»! Такого даже лошади не пьют!

– Не пьют? – переспросил дама.

– Да, представьте, не пьют! – резко махнул рукой сержант. – Я ей предлагал. А она отказалась. Это моя Мари. Моя верная Мари, сударыня. А она не из избалованных.

– Мари! – медленно повторила за ним дама. Улыбнулась и сказала: – Лошадь. – После посмотрела на сержанта, и посмотрела как-то по особенному. А потом вдруг спросила: – И действительно, а почему это вы, гусар, и вдруг не на лошади? Разве у вас так можно по уставу?

Сержант понял, что над ним смеются, даже, точнее, просто издеваются. Но ему было не до смеха. Поэтому он совершенно серьезно ответил:

– Не всем, но некоторым можно. Старослужащим! Как, например, мне.

После чего он резко хмыкнул, что означало, что он отшутился и больше зла не держит. А потом сказал так:

– И в самом деле, сударыня, привычка – это великое дело. Я и вправду очень не люблю ходить пешком. Это как-то унижа… О, извините! Да и не только в этом дело. Конечно, я мог бы взять чью-нибудь свободную лошадь, и никто бы у нас в эскадроне мне в этом не отказал. Но я никогда так не делаю. Принципиально!

– Мари может обидеться? – спросил дама.

– Да, – сердито ответил сержант. И посмотрел на даму.

Даму такой ответ ничуть не рассмешил. Наоборот, она даже спросила:

– А что с вашей Мари? Случилось что-нибудь?

– Ну, понимаете! – сказал сержант. – Пустяк, наверное, какой-то. У нее стали глаза слезиться. Может, это даже из-за того злосчастного «бурдо»… – Но он тут же спохватился и продолжал уже вполне серьезно: – Нет, я, конечно, шучу. Она же тогда его даже не пригубила. А вот слезятся, и всё! Я смотрел, что там такое, но ничего не понял. И наш полковой врач смотрел, и тоже не знает. И вот я тогда сегодня пошел к одному своему приятелю, и взял там порошок от слез. Вот он, здесь у меня, – и сержант похлопал себя по груди. – Но, увы, сударыня, возможно, всё это напрасно. Потому что мне там еще сказали вот что: что, скорей всего, никакая это не болезнь, а просто лошадь чует, что нам скоро разлучаться. А мы с ней уже сколько! Пять лет вместе, сударыня. Сто девяносто семь атак, а теперь мне в отставку. Да-да, сударыня! Такая карта выпала, тут уже ничего не попишешь. Это же моя последняя кампания, кампания закончена, и я в понедельник собираюсь подать рапорт. И рапорт примут, потому что карта так легла. А так бы, если бы не карта, кто бы это меня отпустил? И по какой это статье?! А так всё само собой сложится, даже без всякого моего на то хотения. И я уеду, а Мари останется. И она это чует, дурёха. А я ей порошок несу. Только зачем ей порошок? Не правда ли, сударыня?

Но та молчала. Сержант посмотрел на нее. А вот она на него не смотрела. И вообще, вид у нее был очень и очень скучающий. Она, честно признаться, с куда большим интересом смотрела по сторонам. Слов нет, Дюваль сперва обиделся. Но, к счастью, тут же вспомнил, что в жизни так всегда – на обиженных возят фураж – и поэтому, скрепя сердце, он внутренне согласился со своей спутницей. Да, и действительно, подумал он, этот варварский город и в самом деле представляет собою весьма занимательное зрелище. И сержант решил воспользоваться этим – и принялся, насколько мог, рассказывать о местных достопримечательностях. Так, например, проходя мимо дома дворянского собрания, он сделал в его сторону широкий жест и объяснил: