Ксавье Монтепен - Рауль, или Искатель приключений. Книга 1

Жанна проснулась, трепеща всем телом и обливаясь холодным потом. К счастью, первые лучи солнца уже светились на окнах спальной. Жанна успела преодолеть свой суеверный ужас, но, повторяем, неизмеримая грусть тяготила ее до прихода Рауля.

В ту минуту, как жених ее переступил через порог комнаты, Жанна подбежала к нему, и тотчас опасения, боязнь, предчувствия исчезли из души ее, как при восходе солнца испаряется утренний туман. Мы не будем следовать за очаровательной болтовней любовников. Вскоре их продолжительный и нежный разговор был прерван восхитительным развлечением. Самуил принес огромный сундук из черного дерева, украшенный бесподобными инкрустациями. В этом сундуке находились материи и наряды для свадебной церемонии. Тут были великолепнейшие платья, драгоценнейшие кружева, бриллианты, которым позавидовала бы королева. Можно судить о восхищении девушки при виде всех этих сокровищ. При каждой новой вещи, вынимаемой из неисчерпаемого сундука, Жанна хлопала в ладоши и обнаруживала детскую радость, которой Рауль не мог не разделять, хотя и говорил иногда с кроткой серьезностью:

— Зачем вы так радуетесь, милое дитя?.. К чему вам все это? Вы не сделаетесь прелестнее от этих нарядов!..

— О! — отвечала Жанна, — позвольте мне восхищаться, друг мой, и считать себя неизмеримо счастливой… Не служит ли все это доказательством, до какой степени вы меня любите!..

Настал вечер. Так же, как и накануне, Рауль простился с Жанной, сказав ей:

— До завтра… До завтра, с тем чтобы не расставаться более!

Молодая девушка не отвечала, но ее молчание и румянец красноречиво говорили за нее.

Наконец настал день свадьбы. В десять часов утра Рауль вошел в гостиницу Царя Соломона. Он был одет с изящной простотой и с величайшим вкусом. Синий бархатный кафтан вполовину покрывал белый атласный жилет, вышитый серебром. Серые панталоны и белые шелковые чулки дополняли наряд.

Онорина заканчивала туалет Жанны. Белое шелковое платье обрисовывало стройный и грациозный стан девушки. Девственные цветы символического букета переплетались с ее прекрасными белокурыми волосами. С каждой стороны ее прелестной шеи спускались длинные концы богатого кружевного вуаля. Этот свежий и простой наряд придавал новый блеск ее великолепной красоте. Жанна была ослепительна.

— Моя царица, — сказал Рауль, становясь перед своей невестой на колени. — Вас должно обожать!..

— Любите меня только, — отвечала девушка с улыбкой. — Я более ничего не прошу у вас…

И она протянула руку жениху, чтобы поднять его. Рауль, стоя на коленях, взял эту руку и прижал ее к своим губам.

— Сейчас, — продолжала Жанна, — вы назвали меня вашей царицей, не правда ли?..

— Да, вы царица моего сердца, моей жизни, моей воли, всего моего существа.

— Повинуйтесь же мне как царице и встаньте.

Рауль тотчас встал. Жанна продолжала:

— Вот это покорность!.. Хорошо! А так как царица не неблагодарна, она позволяет своему верному подданному поцеловать ее…

Нужно ли нам говорить, что Рауль с жаром воспользовался данным позволением? Однако, пробила половина одиннадцатого.

— Пойдемте, — сказал Рауль.

И он подал руку молодой девушке. Вместо того, чтобы вести свою невесту, как она ожидала, по тайному выходу, Рауль ввел ее в столовую и дотронулся до пружины, скрытой в обоях; тотчас отворилась дверь на широкую и великолепную лестницу, по которой и сошли молодые люди. Эта лестница кончалась огромной передней, три стеклянные двери которой вели на просторный двор. Перед одной дверью стояла карета, совершенно новая и необыкновенной красоты. Кузов и дверцы ее, синие с золотом, были украшены разными аллегорическими изображениями; внутренность была обита вышитым белым атласом; обложенные серебром колеса ярко блестели. Лошади, белые, как снег, с длинными гривами, в которые были вплетены голубые и серебряные ленты, ржали и били копытами от нетерпения, удерживаемые мощной рукой видного кучера, напудренного, в треугольной шляпе с галуном и в пунцовом с золотом кафтане. Три высоких лакея, стоявшие возле дверец, были в таких же ливреях.

— Боже! Друг мой, какой великолепный экипаж! — вскричала Жанна с восторгом.

— Вы находите, милое дитя?

— Карета, лошади и ливрея кажутся мне самого изящного вкуса! Вы знаете, кому все это принадлежит?

— На дверцах нарисован герб, — отвечал Рауль, — может быть, он вам объяснит то, что вы хотите знать.

— О! Я не сильна в геральдике!

— Все-таки посмотрите.

Они подошли к карете. На дверцах блестели искусно соединенные гербы Шанбаров и де ла Транблэ.

— Что это значит? — спросила молодая девушка, остолбенев от изумления.

— Это значит, — отвечал Рауль, — что карета принадлежит вам.

В то же время он сделал знак, и лакеи тотчас засуетились: один открыл дверцу, другой откинул подножки, третий подал Жанне свою руку, обтянутую перчаткой, чтобы помочь Жанне войти в карету. Рауль сел возле своей невесты, лошади быстро помчались. Через несколько минут карета остановилась у Отеля Тианж. Гигантский гайдук ожидал на крыльце. Как только Рауль и Жанна вышли из кареты, он низко им поклонился и пошел перед ними важной и торжественной поступью. Следуя его указаниям, жених и невеста скоро дошли до дверей обширной залы. Там он поклонился, сделал два шага в сторону, чтобы пропустить их, и затворил за ними дверь.

На минуту Рауль и Жанна остались одни; ни тот, ни другая не говорили. Жанна была слишком взволнованна, чтоб произнести хоть одно слово; что же касается Рауля, то невольное смущение овладело им в ту минуту, когда он очутился, так сказать, лицом к лицу с гнусным поступком, который готовился совершить и который его совесть и закон равно клеймили именем преступления.

Дверь залы отворилась, и гайдук снова явился на пороге и громко провозгласил:

— Маркиз д'Орбессон… Видам де Памье…

В то же время два человека, в высшей степени оригинальные, торжественно вступили в залу. Первый, мнимый маркиз д'Орбессон, был одарен высоким ростом и достопочтенной полнотою. Сверх жонкилевого кафтана и желтого жилета, на нем была горностаевая шуба, покрытая гранатовым бархатом; из-под нее комическим образом торчала его маленькая шпага. Парик, старательно напудренный, подчеркивал красноту лица, щеки, нос и лоб которого были покрыты ярким румянцем. Лицо это, без сомнения, разрумянившееся таким образом от поклонения бутылке, походило, между белым париком и кружевным галстуком, на вишню в снегу. Черты мнимого маркиза, впрочем, выражали шутливую и довольно остроумную веселость. Он опирался, как откупщик в комедии, на трость с золотым набалдашником.